Она засыпает почти сразу и как-то совершенно по-собственнически все время подтягивает на себя мои руки, заставляя обнимать сильнее и крепче, хоть куда уж больше? Я и так чувствую себя Щелкунчиком с вкусным орехом во рту: аж челюсти сводит, так хочется ее «укусить» еще разочек, а лучшее два разочка. Ну а что? Представьте, что вас подразнили вкусным тортом: сунули под нос произведение кулинарного искусства, дали макнуть палец в крем, а потом щелкнули по носу? Вот, а мне вдесятеро хуже, потому что мой тортик соблазнительно голый лежит у меня под боком и издает самые неприлично-сексуальные звуки в мире. И один раз, как вы понимаете, никак не сбрасывает градус моих основополагающих потребностей. Черт, это же слово Ени, когда успела им заразить?

Я выбираюсь из постели ровно на пару минут: чтоб выпустить наших чокнутых лисов. Знаете, что они делают: выпотрошили коробку с обувью, забрались в нее и, свернувшись в шарик меха, дрыхнут без лап и хвоста. Только ушами пошевелили почти синхронно, мол, уйди человек, не звали тебя. Хорошо, что не шумят, а то бы пришлось начать репетировать роль строгого папаши.

Осторожно, чтобы не разбудить Машу, вытаскиваю из постели ту самую подушку и как баран пару минут смотрю на подсохшие пятнышки — свидетельство ее невинности. В дремучем средневековье была традиция: после первой брачной ночи вывешивать «в свет» белую простыню со свидетельством невинности новобрачной. И в груди закручивает, щиплет совершенно идиотская радость и гордость, и вообще: хочется раздобыть где-то волшебный скотч с надписью: «Собственность Влада Даля, не прикасаться — убьет!» и обмотать ее всю с головы до ног.

Я снимаю наволочку, аккуратно складываю ее квадратом и прячу в дальний ящик со своим бельем. И мне совсем не хочется анализировать этот поступок, потому что тут и дураку понятно, что сработали чистые импульсы и собственничество, которое, как оказалось, прет у меня из всех щелей.

Возвращаюсь в постель — и Маша тут же подвигается ко мне, недовольно ворчит и — та-дам! — пускает слюни мне на плечо. Я потихоньку тянусь за телефоном и без зазрения совести фотографирую ее вот такой — безумно хорошенькой в своем несовершенстве.

Глава двадцать седьмая: Влад

Есть очень жизненная поговорка: человек предполагает, а бог располагает. Вот не зря же народная мудрость берется! Потому что мои грандиозные планы на четверг летят коту под хвост. Маша торчит в своем садике до позднего вечера: у них какая-то накладка с костюмами и декорациями, и приходится засучить рукава всем. И я терпеливо, как порядочный муж, жду, когда она позвонит и даст добро забрать ее домой.

Видели когда-нибудь мокрую кошку, которая ну очень долго, по-хорошему глядя вам в глаза, давала понять, что совать ее под воду — не лучшая идея в вашей жизни? А видели, как она смотрит после того, как вы ее все же выкупали? Вот этот взгляд — сегодняшнее Машино лицо. И меня, взрослого мужика, не очень тянет совать пальцы в эту мясорубку, потому что отхватит — и не заметит. Поэтому я просто как бы невзначай кладу ей на колени букет разноцветных гербер, и изучаю ее лицо в отражении в боковом стекле. Маша возится на сиденье, перебирает пальцами лепестки и с хомячьим видом бубнит:

— Сидеть было немного больно.

Я растекаюсь в улыбке и все-таки придвигаюсь ближе, заглядывая в ее грозовое лицо.

— Это значит: «Я думала о тебе весь день, дорогой?»

— Какая поразительная самоуверенность, — пытается сохранить лицо Мальвина.

Но у меня есть еще одна уловка. Почти наверняка рикошет от нее ударит по мне по самое «небалуйся», но я просто не могу сдержаться. Достаю телефон и с видом фокусника, который держит кроличьи уши, но достает из шляпы не кролика, а бегемота, показываю ей украденное фото. То самое, где она пачкает мое плечо.

— Что это… — не сразу понимает Маша, а потом начинает звереть. — Ты больной придурок!

— Не смог удержаться, — пытаюсь спрятать голову от ее ударов, скорее просто для дела, чем с желанием сделать больно. — Зато теперь ты не скажешь, что я сочиняю.

Со стороны может показаться, что я веду себя как идиот, но давайте я кое-что проясню. Всю свою сознательную жизнь, сколько себя помню, буквально с первых соплей, я в нашей паре близнецов был «спокойным и серьезным». Кстати, у меня даже есть своя собственная теория о том, что природа не просто так делает их противоположными в характерах. Чтобы, блин, отсвечивали. Все сумасшедшие выходки всегда делала Рэм, а я был столпом и чудил потихоньку, в том самом тихом омуте, где не только черти, но и Змей Горыныч. Меня никогда не штормило, потому что логика родилась впереди меня. Так было до Маши: спокойно, тихо, как в бункере, который выстоит даже если случится Апокалипсис. Но Машка — совсем не Апокалипсис. Это ядерная бомба, сброшенная жизнью прямо мне на голову, с припиской: «Осторожно! Срочная доставка!» Что бы она не расшатала в моей жизни классического холостяка — назад это уже не вернуть.

Вот и дурею на всю катушку, потому что… Ну где еще вы найдете голубоглазое чудо, которое сначала выносит вам мозг сумасшедшим оргазмом, а потом тихо-мирно пускает на вас слюни?

Мы едем домой — и Маша целый вечер возится то с лисами, то с Ени, то сидит на телефоне и обсуждает завтрашний утренник. Нет, правда, я чувствую себя незаслуженно обиженным, потому что у нее хватает внимания на всех, кроме меня. И меня посещает вполне серьезная мысль зажать ее в каком-то углу и напомнить, что у нас вчера была первая брачная ночь и было бы очень неплохо и дальше двигаться в том же направлении. И я добираюсь до отметки «без тормозов», но к тому времени моя соня уже спит без задних ног: посреди кровати, в обниму с сытыми фенеками, и стоит мне попытаться убрать лисов с кровати, как Изюм топорщит уши и начинает воинственно рычать. Дожил, приходится отвоевывать собственную жену у наглых рыжих морд.

Утром я отвожу ее на работу и интересуюсь, в котором часу утренник. Маша отвечает на автомате, потому что с того момента, как проснулась, все время грызет ноготь большого пальца и выглядит супер-сосредоточенной. А потом вдруг вскидывается и начинает махать руками.

— Даже не смей! — пищит она, когда я вопросительно поднимаю брови. — Тебе там делать нечего, это закрытое мероприятие, только для родителей.

— Я прикинусь твоим дедушкой, — со спокойствием удава озвучиваю свой выход из положения, но Мальвину моя попытка пошутить вообще не впечатляет. Ладно, кажется, самое время спросить, что происходит. — Машка, в чем дело?

Она затравленно водит глазами, а потом очень тихо и обреченно выдает:

— Мы не предохранялись.

— Эммм… Я ничем не болен, но могу организовать справку. — Хотя, если дело в этом, то после всех моих стараний такое черное недоверие больно бьет по самолюбию.

— Я не об этом совсем! — вспыхивает она, а потом обреченно качает головой и буквально сбегает.

Женщины, вот как их понять? Вроде все хорошо было, а теперь она заволновалась о предохранении. Можно подумать, я мальчик на один раз, а не законный муж.

Угадайте, на ком я срываю раздражение? Правильно, на олухе Никитушке. Приезжаю в офис — а эта амеба уже там, и — смешно сказать! — весь такой накрашенный, что хоть соскребай марафет под девизом: «Штукатурка портит кожу!» В смысле, это недоразумение не придумало ничего лучше, чем замазать мой «привет» каким-то женскими средствами. И весь офис, все мои змеюшки, скорпионихи и сороки уже вовсю обсосали «странную ориентацию» нового стажера. Еще и я масла в огонь подливаю: ставлю его в помощь на самую женскую работу — копировать документы и бегать за капсулами для кофемашины.

— Владислав Александрович, пришли документы, — говорит Люба, ловя меня буквально в дверях. — Контракты. Сбросили «наши партнеры».

— Перекинь мне в личку, — бросаю на ходу.

«Наши партнеры» — это куча маленьких и средних компаний, которыми я владею через хитросплетения подставных лиц. Ну а что? Это бизнес, тут хорошо и честно только у тех, кто Пиноккио, а все остальные крутятся, как могут. Не во всех сделках нужно светить свое реальное имя, а особенно если собираешься выкупить у одного старого крыса его так и не начавшееся строительство.

В садик я успеваю как раз вовремя. Пристраиваюсь в «хвосте» родителей, делаю морду кирпичом и потихоньку захожу в небольшой зал. Здесь все оформлено в сказочных декорациях: картонные дубы, пеньки, кустики из гофрированной бумаги. Становлюсь чуть в стороне, налегая плечом на выступ стены, и прячу букет за спину. На этот раз просто красные розы в количестве «понятия не имею сколько, но много». Уверен, моя Баба Яга оценит.

Пухлая тетенька садиться за пианино, берет первые аккорды — и мелкоту заводят в зал. Тот мелкий паршивец, который хотел отогнать меня от законной супруги, сразу же фиксирует на мне взгляд. Добавьте к этому костюм медведя и поймете, почему я не в первых рядах. Кто знает, что в головах этих мелких головорезов.

— Влад? — слышу за спиной мужской шепот. — Тебя сюда каким сквозняком вдуло?

Поворачиваюсь — и расплываюсь в улыбке. Дарский, и как всегда с пластырем на носу.

— Марк, чертяка!

Мы обнимаемся, похлопывая друг друга по плечам, и от этого дружеского жеста у меня натурально трещат все кости, потому что Марк не лишь бы кто, а боксер-тяжеловес, и не просто боксер — а чемпион. Вчера, когда Маша меня так откровенно динамила, как раз смотрел его чемпионский бой. Красиво, но быстро, нокаутом с прямого в голову.

— Ты тут что потерял? — спрашивает он, одновременно маша рукой мальчишке в костюме тролля. Или что это за странное существо?

— Жену, — улыбаюсь я, чувствую себя мальчишкой, который собирается похвастать новеньким игрушечным танчиком на дистанционном управлении.