— Я взрослый мужчина, Бон-Бон, а у взрослых мужчин с нормальным либидо есть определенные потребности. Кроме того, я совершенно холост и свободен, как чертов ветер, поэтому проживаю жизнь так, как считаю нужным. Не бегать же мне от женщин, которые не против провести время вместе без заморочек.

Мне противно это слышать. Мне противно осознавать, что я была как никогда близка к тому, чтобы стать его девочкой на один раз. И эта злость придает силы, уверенности в том, что правда на моей стороне. А чувства в моей груди — просто… блажь. И я без труда утоплю ее в отношениях с достойным мужчиной.

— Вот и отлично, доберман. — Моя паника растворяется без следа. Я больше не отступаю и даже не шевелюсь, когда он останавливается так близко, что между нашими телами едва ли можно просунуть ладонь. — Когда же до тебя дойдет, что ты мне не нужен? Ни ты, ни твое либидо, ни твое отношение к женщинам, ни все, что ты там придумал о себе самом. Между нами нет ни единой точки соприкосновения. Ограничимся тем, что ты просто мой сводный брат. Мы вполне можем терпеть друг друга пару раз в месяц на семейных торжествах, да? Я люблю другого мужчину: красивого, нежного и заботливого. И его прикосновения давним-давно стерли тот глупый поцелуй. Ты же не думал, что я буду носиться с ним, как с подарком судьбы?

Он отшатывается, словно от пощечины. На миг мне кажется, что я действительно его задела, но Рэм моргает — и безразлично пожимает плечами. Дура ты, Бон-Бон, чуть было не попалась на уловку о том, что у бабника могут быть настоящие чувства.

— Надеюсь, твой новый Кен не против делать тебе дорогие подарки, сестричка, потому что я больше на это дерьмо не поведусь. Хорошо вам порезвиться, детишки. Вляпаешься в неприятности — ты знаешь, кому не стОит звонить.

Рэм уходит, и когда дверь за его спиной закрывается, я прячу лицо в ладонях и медленно, словно подпиленной дерево, опускаюсь на колени. Я все сделала правильно, но почему же так… больно?

День до самого вечера я занимаюсь делами на автомате: долго откисаю в ванной, благо в номере пятизвездочного отеля она потрясающая, с гидромассажем. Потом привожу в порядок волосы, радуясь, что поддалась на уговоры мамочки сделать модное в этом сезоне окрашивание «омбре»: впервые в жизни красила волосы, между прочим. Но эффект мне нравится, хоть при моей длине волос (ниже локтей!), я проторчала в салоне часов пять точно. Наношу незаметный макияж, чуть подкрашиваю губы и останавливаюсь перед зеркалом. Комплект белоснежного кружевного белья сидит идеально, хоть на этот раз никакого «пуш-апа» и неполный второй снова заставляет меня чувствовать себя неполноценной. Но в остальном я идеальна. То, что нужно, чтобы реализовать план на сегодняшний вечер — распрощаться, наконец, со своей девственностью.

Глава двадцать вторая: Рэм

Что я тут делаю?

Грохот, гул толпы, вспышки фотоаппаратов, от которых из моих глаз чуть не льются кровавые слезы.

— Поверить не могу, что ты ни разу не был на смешанных единоборствах, — говорит мой единственный друг в этой части земного шара — Лешек Кравинский. Он — поляк, и такой же конструктор, как и я. Не такой одаренный, но с железной жопой и упрямством осла. Не то, чтобы мы не разлей вода: большая часть нашего общения проходит либо в скайпе, либо на онлайн-конференциях, но, когда судьба сводит в пределах одного города, я никогда не отказываюсь встретиться и выпить.

Сегодня, впрочем, Лешек потащил меня на какое-то, по его словам, охеренное шоу. Как оказалось — бой за чемпионский пояс. И в общем, не то, чтобы это плохая идея, даже наоборот — приятное разнообразие среди моих почти одинаковых вечеров. Так я думал до тех пор, пока не заподозрил у себя аллергию на такое количество мельтешащего света и прожекторов.

— Между прочим, чувак, я еле раздобыл билеты, — говорит Лешек с таким видом, будто совершил подъем на Эверест без кислородного баллона.

— Окей, я дам тебе ее номер, — усмехаюсь я, помня, что Лешек кипятком ссал на ту блондиночку, которую я подцепил сразу после выставки. Я не стал ее трахать, потому что сразу раскусил, что она из любительниц превратить случайный секс в долгоиграющие отношения, поэтому отдам ее без сожаления.

Лешек выглядит полностью довольным.

Когда начинается бой, я понимаю, что прийти сюда стоило, даже если платой станет головная боль. То еще зрелище, совсем нее то же самое, что смотреть по телевизору. Драйв, эмоции, адреналин. И парень, на чьей стороне мои симпатии — просто чертов отбойный молоток. Боец в полутяжелом весе, но в отличие от своего соперника — здоровенного афроамериканца — он более жилистый, худощавый. Но разницу в массе отлично компенсирует быстротой, молниеносной реакцией и безупречной техникой. Кличка «Шершень» ему определенно подходит. И то, что этот парень творит ногами выше всяких похвал.

— Красавчик, бляяяяя! — орет Лешек, когда Шершень отправляет своего соперника в нокаут.

После такого джеба[5] бедолаге уже не встать, а на Шершне всего пара синяков и даже никаких кровавых слюней. Рефери ведет отсчет, зрители беснуются: кто от радости, кто от разочарования. Победа, чемпионский пояс — все внимание победителю. Он выглядит немного уставшим, но довольно позирует на камеру. А потом вдруг поворачивает голову, шарит взглядом по залу, словно ищет кого-то за прутьями клетки. Ищет — и определенно находит, потому что сбрасывает с плеча руку тренера и несется к выходу из клетки, ныряет прямо в зрительный зал. Какая-то девчонка прыгает ему на руки, обнимает руками и ногами, визжит, словно сумасшедшая.

И мое сердце обрывается.

Потому что эти карамельные волосы я ни с чем не спутаю.

В этот момент камеры, словно издеваясь над моей беспомощной борьбой с собственными чувствами, прицельно наводятся на сладкую парочку — и вот они уже на всех экранах: обнимаются, смеются друг другу, и окровавленная перчатка Шершня в ее волосах.

«Так вот кто такой Джи», — думаю я, вспоминая, что Шершня зовут Евгений Ленский. И во рту появляется странная горечь, потому что на этот раз, кажется, все совсем иначе. Уж этот парень точно не будет от нее бегать и не ограничится прогулками под луной.

Он же не на много младше меня. Что за херня, Бон-Бон?

— Давай свой телефон, — говорю Лешеку и вбиваю номер той блондиночки. Хлопаю друга по плечу. — Все, Лешек, я отваливаю.

— Эй, а как же выпить? — не очень старается тот, потому что все его мысли уже сосредоточены на предстоящем разговоре с блонди.

— Я пас, спать хочу.

Ухожу, чувствуя себя совершенно одиноким. Как тот несчастный кит, которого вышвырнуло на берег необитаемого острова, и дышать мне осталось пару минут. И впервые в жизни мне вообще ни хрена не хочется: ни забыться с отвязной девчонкой, ни упиться вдрызг, ни-че-го.

Хорошо, что у меня осталась хотя бы работа: эта сучка для мня всегда свободна. Поэтому я возвращаюсь в гостиницу и полностью отдаюсь ей. В голове мелькают образы сладкой парочки и предположения о том, как они проведут вечер. Точно не в кино, держась за руки.

В третьем часу ночи я зачем-то лезу в интернет и вбиваю в поисковик имя Ленского. Ему двадцать пять, и спортивной карьерой он успел сколотить себе неплохое состояние. И, оказывается, тот шикарный ресторан в центре Первопрестольной, тоже принадлежит ему. Да уж, это не маменькин сынок в кедах с разноцветными шнурками. Я продолжаю рыскать дальше, про себя отмечая, что у него крайне мало личных фотографий и даже нет официального инстаграмма. Зато неофициальная, созданная фанатками страница, вся пестрит снимками с его боев. Что и говорить, в отличие от большинства своих коллег, этот парень реальный красавчик, хоть и явно пару раз крепко получал по носу. И среди этого «иконостаса» я нахожу фотографии моей Бон-Бон: недельной давности, на фоне кинотеатра. Держатся за руки, позируют с билетами на самую громкую премьеру этого сезона.

Только жаба потерять всю информацию на винте не дает мне разбить ноутбук вдребезги.

«Ладно, мужик, ты ревнуешь», — издевается надо мной внутренний голос. Я пытаюсь убедить себя, что все совсем не так, и эта злость просто негодование из-за того, что впервые в жизни меня предпочли другому мужчине. Но чем больше я об этомдумаю, тем сильнее понимаю, что облажался.

И слишком поздно понимаю, что мой телефон уже несколько минут кряду разрывается от назойливых гудков. На экране горит имя «Бон-Бон» и я уже почти нажимаю на клавишу вызова… но вовремя останавливаюсь. Что будет дальше? Еще одна попытка водить меня за нос? Глазки, охи и вздохи, чтобы получить то, что ей нужно, а потом отвалить к другому мужику?

Хрена с два, малышка, теперь точно без меня.

* * *

Телефон замолкает. Я смотрю на него минуту, другую, все это время прокручивая в голове наш диалог днем. Она бы не стала звонить просто так. Кто угодно, но только не эта ослица. Бон-Бон лучше за локоть себя укусит, чем позвонит без веской причины, после всего, что я наговорил. Значит, что-то стряслось?

Стряхивая неприятные мысли, беру телефон и звоню ей. Ладно, фиг там, пусть думает, что хочет, но я теперь все равно не усну, пока не удостоверюсь, что с моей малышкой все в порядке. И да, черт… нужно привыкать больше не называть ее «моей» даже в мыслях. Она же вроде как влюблена до потери пульса. А я в эти любовные треугольники игрался всего однажды, еще в старшей школе и мне ни хрена не понравилось.

Но на этот раз уже Бон-Бон не берет трубку. Первая моя мысль — обиделась, дуется, что не прибежал по первому свистку, и я готов отказаться от дурацкой идеи. Но зачем-то набираю ее еще раз. И она снова молчит, поднимая внутри меня волну до тошноты паршивого предчувствия. Когда перед мысленным взглядом начинают мельтешить картинки ее избитой, поломанной, или и того хуже, я начинаю обрывать телефон: раз, второй, третий, десятый. Где она может быть, если не со своим спортсменом? Разве такой бугай не в состоянии защитить свою подружку? А что, если он и есть обидчик?