Беспощадное, пыльное, сухое, убивающее лето. Если дождь — то заливает до потопа. Если жара — то выжигает клеймо загаром, снимает кожу, обдирает до сердца, на котором пляшут канкан огненные черти.


Моя маленькая, глупая планета, ты не тоскуешь по своему прохладному полуледниковому состоянию, по сумеречным, вечно сумеречным облакам? Да и потом не будешь плакать под бичами лучей безжалостного солнца? Впрочем, жалеть о содеянном — признак слабых и глупых.

Черт, пишу какой-то бред. С дневниками надо завязывать еще в школе. А литератор из меня никудышный, маминого таланта нет. Просто я очень скучаю по тебе, Ник. И, кажется, ненавижу тебя за это.


Надо завязывать писать всякий бред на бумаге. Надо завязывать думать о нем постоянно. Надо. Легко сказать. И если старый школьный дневник можно затолкать подальше в письменный стол, то от мыслей так просто не избавишься. И она все же сдается на их обманчивую милость.


Лежать перед сном и представлять, точнее, мечтать. Что вдруг он сейчас каким-то чудом окажется рядом, в одной постели с ней. И она вот сейчас почувствует это невероятное и сладкое — горячую тяжесть. Как он вжимает ее в матрас. Тяжелый. И ей это нравится. Наверное, это как-то неправильно, но это приносит ей самое настоящее наслаждение — чувствовать его на себе. Все его килограммы, она теперь знает, сколько именно, спрашивала — девяносто шесть. И чтобы вдавливал ее, вжимал в себя и наполнял собой. Возможно, дело действительно в его крупногабаритности. Или откуда это чувство фантастической цельности, когда он в ней? Даже не верится, что раньше было больно. Больно — теперь, когда он черт знает где. Больно от того, что нельзя прикоснуться. Нельзя запах вдохнуть — совершенно сумасшедший коктейль разгоряченного мужского тела, детского мыла и талька. Многое бы отдала, чтобы сейчас почувствовать этот запах. И услышать его тяжелое хриплое дыхание в такт движениям внутри. И…

Когда-то, как ей сейчас представляется, давно, в иной жизни, она как-то сказала ему, что, кажется, фригидна. Люба невесело усмехается. Нет, ее диагноз иной. Она чертова нимфоманка!


Иногда, когда он совсем уставал — от этой чужой страны, больше похожей на чужую планету даже, от бесконечности проблем, каждый день новых, от тяжелых и непривычных моральных дилемм, он позволял себе. Вспомнить. Помечтать.


Как она выгибается под ним. Кожа шелковая, нежная. Везде. Прогибается так, что касается сосками его груди. И их прошибает до озноба обоих от этого. И подсунуть ладонь ей под поясницу, прижав еще плотнее к себе. И упиваться тем, какая она — нереально узкая, тугая и… и идеально ему походящая. И ей хорошо с ним, он просто знает это, знает — и все.


Его теперешнее место работы кажется ему временами просто страшным. Здесь все не так, как он привык, и можно забыть многое из того, чему его учили, здесь приходится действовать по обстоятельствам, и они далеко не всегда благоприятны. Иногда ему нестерпимо тошно, но он не хочет ее пугать, да и стыдно жаловаться. И тогда он просто вспоминает, и от этого становится хоть ненамного, но легче.


Вернулся. Ник наконец-то вернулся. И что же она сделала? Она ему сказала, что у нее сегодня важная встреча, и она не может с ним увидеться. Потому что уже окончательно в себе запуталась!


— Очень жаль, что ты занята, — Ник поверил. Потому что ему самому в голову бы не пришло так ей соврать! — Тогда завтра увидимся?


— Хорошо.


— У меня там для тебя сувенир дома, завтра получишь.


— Какой сувенир?


— Джебена.


— Что это?


— Кофейник национальный эфиопский. Из глины, ручной работы. И еще несколько пакетов кофе. Вот кофе там вкусный. Ты же любишь кофе?


— Люблю.


— Ну, тогда завтра оценишь. До завтра?


— До завтра.


Через десять минут она не может себе объяснить, КАК она могла так ступить? Какого черта соврала?! Идиотка! Еще спустя двадцать минут желание видеть его пересиливает все, и она хватается за телефон.


— Ник?


— Любаша, что случилось?


— У меня отменилась встреча. Давай увидимся?


— Ааа… Ну, хорошо…


Ее настораживает его неуверенный тон.


— Ты занят? У тебя уже есть планы?


— Да не особо, просто… Раз уж ты сегодня занята, я решил… В общем, мы тут с Дэном пиво пьем. Но если ты хочешь…


— Я могу к вам присоединиться?


— Конечно!


— Говори адрес.


Что надеть?! Быстро, Люба, соображай быстро! На улице по-прежнему жара. Топик? Топик. Цвета фуксии или темно-синий? Темно-синий и юбку к нему вот эту, двойную, пышную, верх сине-цветочный, низ белопенный. Белье можно любое, все равно ничего не светит, а босоножки на высоком каблуке обязательно, чтобы ему не сильно нагибаться, а ей не вставать на носочки. Последний взгляд в зеркало, сумочку с полки и бегом-бегом по лестнице.


И когда она увидела его, то поняла — все. На все плевать, сейчас будет его целовать, и пусть смотрят, осуждают, пусть кто угодно думает что угодно. Она начинает делать глупости по-крупному!

Ник встал ей навстречу из-за стола пивного ресторанчика, где они и встретились.


— Ну, здравствуй.


И ответить ему не дала. Каблуки оказались кстати, но она все равно обхватила его за шею, прижимаясь крепче. Губы, язык, слегка колючие щеки. Руки на ее талии, ежик под пальцами на затылке, запах детского мыла и талька. Все родное. Все ее.


Кто-то сначала деликатно, а потом уже совсем надсадно кашлял у нее за спиной. Отстаньте, все отстаньте. Она еще не нацеловалась.


— Самойлов, ты мстишь мне чересчур жестоко, — кашель превратился в низкий голос. — Оторвись от барышни и познакомь нас.


И, правда, надо, наверное, возвращаться в мир приличий. Она слегка отстранилась, еще чуть приподнялась на цыпочки, чмокнула в кончик носа. Подмигнула изумленным и счастливым голубым глазам. И обернулась.


— Привет. Дэн, верно?


— Нет, — покачал головой молодой мужчина, стоявший напротив. — Я не Дэн. Позвольте представиться — идиот.


— Самокритично, — рассмеялась Люба, прижимаясь спиной к груди Ника, а виском к его щеке. — А в чем причина?


— Потому что меня развели и обманули как мальчишку, — усмехнулся ее новый знакомец. Интересный, между прочим. Сонька таких называет — «фактурный». Выразительные темные глаза, породистый шнобель и обаятельная улыбка. — Но, если согласно документам — Батюшко Денис Валентинович, для друзей — просто Дэн. Позвольте ручку облобызать?


Люба протянула левую руку, правую отдав в безраздельное пользование ладони Ника.


— Соловьева Любовь Станиславовна. Для друзей — просто Люба.


— Любооовь, — протянул Денис, наклоняясь к ее руке. — Какое говорящее имя!


Пока Денис демонстрировал галантность, она еще раз украдкой поцеловала шею чуть выше выреза оранжевой футболки, получив в ответ крепкое пожатие ее правой руки.


— Люба… Любушка… Богиня… Нимфа… Ангел… Откройте мне один секрет, — Люба в ответ не может сдержать усмешку. Дэн и вправду забавный. Глаза у него не только большие и выразительные, но еще и умные и ироничные. — Что вы в нем нашли? Он же животное.


— Друг называется, — фыркает Ник. — Давайте уже сядем. Люба, ты что будешь?


— А вы что пьете?


— «Крушовицу».


— Не люблю темное, — морщит она нос. — Закажи мне маленький бокал светлого. На твой вкус, я не разбираюсь в пиве.


— Будешь пиво? — Ник удивлен.


— Ну а что — вы пиво, а я рыжая, что ли?


Ник и Дэн дружно смеются это непритязательной шутке.


— Кстати о рыжих, — у Дэна весьма внушительный бас, немного не сочетающийся с его сухощавым телосложением и несолидной, ироничной усмешкой. — Люба, ангел мой, что ты нашла в этом рыжем? Он же… он варвар! Не ухаживает, цветов не дарит, комплименты не говорит, и вообще говорить может только о сравнительных преимуществах брюшистых скальпелей перед остроконечными. Что ты нашла в нем, о гений чистой красоты?


— Вот такие у меня друзья, — демонстративно вздыхает Ник.


— Что я в нем нашла? — Люба под столом плотнее переплетает свои пальцы с его. — Ник — это настоящая индивидуальность. Он прекрасно образован, умен и начитан, интересный собеседник, яркая личность, большой души человек и привлекательный мужчина. А, да, еще. Он просто потрясающий любовник.


Повисает молчание. Потом Дэн комично хватается за голову.


— Вот и за какие заслуги ему все это?! Почему, я вас спрашиваю?! Почему самые лучшие девушки достаются тем, кто ничего для этого не сделал?


Ник продолжает молчать, так и держа не донесенный до рта бокал с пивом в руке.


— Что? — она оборачивается к нему. — Ты со мной не согласен?


— А… Ну… Хм… Нет. То есть, да. То есть… — он ставит бокал обратно на стол. — Я просто не думал… что ты все это… хм… замечаешь.


— Вот! — Люба поднимает вверх указательный палец, обращаясь снова к Денису. — Он еще и скромный!