– О, Боже мой! Вот это да!

– Да! – ответила Света. – Рублевская сказала, что в тот же день решила позвонить в редакцию и снять рекламу, убрать все свои статьи и рассказы, даже не разбираясь в правдивости письма.

– Целое письмо? Ох! Я, конечно, о чем-то таком догадывалась, но всё же… Кому же нужно нас так топить?

– Не знаю, – выдохнула Света в трубку. – Теперь хотя бы понятно, почему ваши дела шли в гору, а потом вы потеряли половину клиентов. Текст письма вышлю на почту.

– Отлично. Спасибо тебе большое, Светуль!

Я была напугана, но с другой стороны у меня на руках была весомая улика – анонимное письмо. Кто-то из офиса был на руку не чист, и мне предстояло это узнать. Я решила не вываливать всё сразу, а прозондировать почву.

Наш офис напомнил мне пустыню в преддверии завтрака. Вот антилопы, молодые буйволы, зебры… Я ходила по офису, ныряла из кабинета в кабинет: финансовый отдел, отдел сбыта и работы с клиентами, верстки и дизайна, редакционный. Осторожно, мягко и ненавязчиво расспрашивала о том и сём. Я была коварной хищницей, песчаной дикой кошкой пустынной Африки, и выслеживала свою единственную порядочно нашкодившую антилопу гну.

Но только минус в том, что я не Миссис Марпл, и до легендарного Шерлока Холмса мне далеко. Я не умею подмечать детали, задавать вопросы с подковыркой, и скрупулезность отнюдь не мой конек. Возможно, я так и не узнаю, кто зачинщик всей этой истории. А пока…

А пока я приводила в порядок свои мысли в женском туалете. Ещё раз прошлась по тексту письма, но кроме выдуманного кризиса с кучей экономических слов правильной формулировки ничего не смогла найти. Я смотрела на себя в зеркало и думала, что на войне все средства хороши. Но на сколько надо упасть, чтобы топтать луг с полевой травой, который тебя же и кормит? Может, просто кто-то хочет свести счеты с Александром Григорьевичем, а я ввязываюсь в чужую войну?

– Ой, Мариночка, ты здесь, а я тебя везде ищу, – начала охать Элла Эдуардовна, как только открыла дверь уборной. За ней последовала Жанна Викторовна – наш главный бухгалтер, как обычно, в неприлично короткой юбке с открытыми коленками, на которых был написан весь жизненный цикл женского увядания.

– Ты доработала статью о проблемах переходного возраста? – обратилась редактор ко мне и тут же стала растолковывать Жанне Викторовне, о чем, собственно, речь.

Элла Эдуардовна рьяно жестикулировала руками, объясняя всю суть проблемы школьного воспитания, а Жанна Викторовна согласно ей поддакивала, закрывая дверь на щеколду в соседствующую комнату с унитазами.

– Хотя, конечно, в статье мы не можем вывести панацею от всех проблем… – повысила голос Элла Эдуардовна, чтобы её речи были слышны за стенкой. – Но нам нужно поместить в рубрику оптимально субъективную информацию, учесть все психологические ямы и стены, с которыми сталкиваются родители.

– Да, да, – поддакивала еле слышно из туалета Жанна Викторовна.

– И в общем, хоть журнал ожидает непонятно что, но мы не должны упасть лицом, пусть даже эти заинтересованные лица, как их называет Александр Григорьевич, нас скоро купят.

– Вот-вот, полностью с вами согласна, – бухгалтерша вышла из туалета и потеснила меня возле раковины.

Разговор между женщинами продолжался, но уже об орхидеях и их щадящем поливе. Меня же пробило током. Я подняла медленно голову и уставилась глазами полными ужаса и догадок на редактора.

– Какими лицами? – перебила я Эллу Эдуардовну.

– Марина, что ты спросила? – строго посмотрела редакторша поверх очков. Орхидеи были очень важной темой для разговора, перебивать не стоило.

– Как их называет Александр Григорьевич? Какие лица?

– Заинтересованные, – промедлила та с ответом, после чего командным голосом добавила. – Статью, пожалуйста, иди дописывай, Майорова. И никаких задержек. Мы два проекта сразу тащим!

Я кивнула, вышла из туалета и поплелась по коридору, совершенно не разбирая дороги. Перед моими глазами, точно картинки, пролетали события прошлых недель. Вот Александр Григорьевич вызывает меня после Голубкиной в кабинет, там долго разговаривает про мою подработку во время основной работы, кидает мне на стол распечатку с моей почты и просит не перечить этим самым заинтересованным лицам. А потом я случайным образом вижу, как Голубкина разговаривает с Андреем на улице, спрашиваю про неё и выясняю, что Лиза – дочь богатых родителей. Мы с Наташей прижимаем ту на следующий день в туалете, и она признается, что скоро её папочка выкупит весь журнал, потому что дела в нем идут плохо.

Я считала себя львицей на охоте за антилопой гну, а оказалось, что в кустах притаилась вторая львица и противостоять надо ей, пока она сама тебя не схватила за загривок и не оттаскала по всей саванне.

– Александр Григорьевич! – громко обратилась я к начальнику и, не обращая внимания на визг секретарши Анечки, что к нему нельзя, с грохотом закрыла за собой дверь кабинета.

Стол главного редактора был завален подписками за несколько последних лет, какими-то толстыми папками и всевозможными бумагами. А посреди этого творческого хаоса стоял кругленький бокал на толстой ножке, в которой был налит коричнево-желтый коньяк, а в пепельнице дымилась тонкая сигарета.

– Александр Григорьевич! – смерила я шефа ошарашенным взглядом.

– Что ты себе позволяешь Майорова? – начал было тот возмущаться, не сильно, а так, чтобы показать свою важность и весомость.

– А вы что себе позволяете? – ткнула я в стакан и пепельницу. Насколько я помню – наш редактор никогда не курил и не пил в середине рабочего дня, да ещё и без повода.

– Вообще-то, Майорова, я тебя старше! И я ещё твой начальник! – сурово сдвинул брови мужчина, защищая своё достоинство. Спиной почувствовала, что сейчас меня разнесут в пух и прах. Но мужчина к моему удивлению смягчился, махнул рукой и, указывая на стул, продолжил: – Хотя скоро перестану им быть, так что давай, садись. Какие у тебя вопросы?

– Недели две назад вы меня вызывали к себе в кабинет и просили не работать на другие издательства, так?

– Было дело.

– Скажите, только честно, Александр Григорьевич, об этом вас попросила Голубкина? Это она – «заинтересованное лицо»? И это она предоставила вам распечатки с моей личной почты, да?

– Хм… – редактор на минуту задумался, затянулся сигаретой и, откашлявшись, продолжил. – Ну, допустим, что это была Лизавета. Но она скоро станет здесь хозяйкой, поэтому разумно было бы… э… с ней согласиться.

– Согласиться с тем, что она взламывает почту своей коллеги? Это называется «разумно»?

– Не думаю, что она, как ты говоришь «взламывала», – спокойно рассуждал начальник. – Лиза сказала, что наткнулась на переписку случайно, когда выключала твой компьютер.

– Очень смешно, – вскинула голову я. – У меня пароль на входе стоит. И вообще, я лично выхожу из почты и всегда сама выключаю компьютер, и …

– И? – протянул начальник.

– О, Господи! – меня окатила ещё одна ошеломительная догадка, и я начала мыслить вслух. – За мной тогда заезжал Андрей, Наташа заметила у него большой букет цветов, и все высунулись в окно посмотреть. А потом Элла Эдуардовна сказала, что я могу идти, и я… Господи! Я побежала вниз и не выключила компьютер. Да, кажется… я его не выключила в тот день.

– Ну вот, – развел руками редактор и откинулся на спинку большого офисного кресла.

– Гадина! – не сдержалась я. Так и подмывало выбежать и сейчас же очистить ей мылом до белизны грязные руки, чтобы знала, что не следует совать нос в чужие компьютеры.

– Да, ладно тебе, – отмахнулся редактор и пожал плечами. – Конечно, это неприятно, но с другой стороны, это я – лояльный начальник, а другой мог бы и попросить по собственному написать.

– Нет, не ладно, – качала я головой и тут же высунула из ежедневника сложенный листочек с письмом о финансовом крахе журнала. Александр Григорьевич долго и вдумчиво читал, нервно потирая подбородок. Нахмуренные брови и вовсе съехали на переносицу под тонкую дужку очков, когда я сообщила, что это письмо было отправлено всем нашим крупным рекламодателям.

– Что же это получается? – сурово спросил он сам у себя.

– Получается, что кто-то из офиса не чист на руку, – заявила я. – И этот кто-то, кажется, тот же самый, кто лазает без спросу по чужим почтовым ящикам.

– Ты думаешь – это Лизавета? Надо во всем разобраться, как следует.

– Думать времени у нас нет, Александр Григорьевич, – несдержанно стучала я каблуком по старому паркету. – А вот разобраться кое с кем надо срочно!

– Но, Марина…

– Что Марина? – я была в бешенстве. – Хватит её защищать! Вы всегда это делали! А она лживая, скользкая, и хочет вас купить с потрохами, а вы спускаете ей всё с рук!

Выхватив листок с письмом из рук ошарашенного редактора, я развернулась на каблуках и направилась прочь. В легком трехметровом прыжке львицы я достигла стола Голубкиной, которая собирала вещи в сумочку и хотела уходить на пары.

– Значит, это ты лазила в моем компьютере? Это ты исподтишка ходила к начальнику и просила мне влепить выговор? Признавайся, я всё знаю! – чуть ли не орала я на Голубкину, которая растерянно смотрела на меня и ловила воздух губами.

– Марина, не надо начинать… – где-то издалека доносился голос бежавшего за мной начальника.

– Девочки, что происходит? – спохватилась Элла Эдуардовна, вставая из-за рабочего стола.

– А происходит то, что ваша будущая начальница любит лазить по личным почтовым ящикам своих коллег и читать письма. А потом закладывает перед начальством, заставляет краснеть и мучиться в догадках, кому же помешала ты спокойно жить!

– Марина, ты же и, вправду, помимо основной работы, работаешь на других людей. Разве было бы несправедливо попросить тебя не делать больше этого? – спокойно ответила девушка, будто ничего серьезного не произошло.

– Да! Но это не мешает моей основной работе, – спохватилась я. – Разве я плохо работаю, Элла Эдуардовна? Не вовремя сдаю статьи или пишу плохие рекламные тексты? – я даже не взглянула на ведущего редактора, всё время держала на прицеле Лизу, чтобы та не смогла ускользнуть от моего, как мне казалось, грозного взгляда.