– Господин, ума не приложу, чем эта женщина приворожила вас, – заметил между тем Ванди осторожно. – Вы – виднейший деятель Венецианской республики, непревзойденный военачальник, один из светлейших умов на всем Средиземноморье! Вы – дож, позвольте напомнить, избранник народа и практически наместник бога на Земле! А она – всего лишь какая-то мятежная испанка!

– Не знаю…  – Монтелеони вздохнул, – Понимаю, друг мой, что вы правы во всем. Я люблю и ненавижу ее одновременно. Будто потерял рассудок. Не могу думать ни о ком другом, с тех пор, как увидел ее! Другие женщины словно перестали существовать. Проклятый Альварес свел меня с ней и сломал мою жизнь. Чтоб ему вечно гореть в аду после смерти!

– А я предлагал пустить на дно парочку его кораблей, – мимоходом заметил Ванди. И Монтелеони усмехнулся.

– Так дела не делаются в политике, – ответил он.

– Всегда можно свалить это на пиратов, – Ванди сделал глоток и закатил глаза к потолку, вино было божественным!

– Это уже лучше, – Монтелеони одобрительно кивнул и тоже приложился к напитку.

– Я вижу, как горят ваши глаза, когда вы говорите о ней, – быстро добавил Ванди, после чего повисло молчание. Граф надолго задумался, осушил еще пару кубков, деликатный гость тактично не перебивал его мыслей, а после Монтелеони продолжил, как если бы говорил, обращаясь не к собеседнику, а к себе самому:

– Самое страшное, Джузеппе, что если бы сейчас она полюбила меня, если бы открыла свое сердце, признаюсь, я проявил бы малодушие и простил ей этот ужасный мятеж. Простил бы побег заключенных, и то, что она преступила мою волю, поступив по-своему… Я простил бы ей что угодно, даже измену и предательство… В ней столько страсти и отваги! Ты бы видел, как она сражалась с моими солдатами и как гордо держалась потом! И какая красота! Другой такой нет в мире…

– Довольно! – впервые в жизни Ванди позволил себе прервать своего господина. – Выпейте еще вина, граф, и идите к ней! Не ждите больше!

С этими словами Ванди поднял бокал, Монтелеони последовал его примеру, бросив на своего собеседника взгляд, исполненный благодарности, что случалось с ним нечасто. А после – все-таки помедлил, он боялся идти в конюшню, боялся увидеть ненавидящий взгляд Маринеллы, но одновременно с этим жаждал сломить сопротивление девушки, подчинить мятежную графиню своей воле, и два этих чувства боролись в нем, сражаясь в непрекращающейся жестокой битве, словно ангел и демон, но победа все ж осталась за демоном – ему помогали выпитые бутыли отличного вина и одобрительные слова Ванди, и потому граф поднялся, еще раз благодарно сжал руку своего поверенного, после чего покинул особняк и направился в сторону конюшни.

Ванди в глубине души желал, чтобы граф поскорее получил свою Маринеллу, успокоился и снова стал таким, как прежде. С его ледяным спокойствием, с его уверенностью, силой, он являлся надежной опорой в такой хрупкой конструкции бытия. А теперь помешался на этой женщине и был сам не свой! К этому же стремился и сам Монтелеони, но сердце его билось неровно, пропуская удары, когда он шел к конюшне, где держали пленницу. Что она скажет ему? Как поведет себя? Что если он не осмелится приблизиться к ней, ведь он так долго боготворил ее… Но теперь она уже не та графиня, что была во Дворце дожей, не та, что танцевала с ним на балу. Нет, теперь Республика больше не защищала ее. Теперь эта женщина вне закона, и ее жизнь больше ничего не стоит. Она не заслуживает ни его внимания, ни сочувствия, ни любви. К тому же она посмела плюнуть ему в лицо!

В темноте он наткнулся на что-то, лежащее на земле, перешагнул, потом изумленно обернулся, когда понял, что это  –  неподвижное тело охранника. Монтелеони опустился на землю, дотронулся рукой до шеи стража – жив. Но без сознания. Что здесь случилось? Словно обезумев, он кинулся в конюшню, распахнул двери и увидел лишь пустые стойла, а приблизившись – еще и обрывки веревок, темневшие на золотистой соломе.

Не помня себя от ярости, он бросился на колени, схватил эти веревки, и из его уст послышались чудовищные проклятья, бессвязные, бессмысленные, а когда рассудок вернулся, Монтелеони отчетливо произнес, поднимая глаза к ночному небу:

– Клянусь, кто бы ни был их освободитель, хоть бы сам сатана, он дорого заплатит мне за содеянное! Пусть Бог будет свидетелем моей клятвы! Двоим нам не жить в этом мире!

И он снова погрузился в пучину отчаяния и безысходности, не зная, как пережить постигшее его разочарование. Но после собрался с силами и, попытавшись хотя бы выглядеть спокойно, вернулся в дом, где сообщил Ванди о случившемся и приказал поутру собирать солдат для похода. Он не оставит это безнаказанным. Он найдет мятежников, отыщет того, кто посмел освободить пленников. Отыщет беглого Предводителя и отправит в петлю. И разумеется, он найдет Маринеллу Д’Алесси. Но теперь больше не будет даже думать о благородстве! Нет, теперь эта мятежница заплатит за все, она должна была понимать последствия, прежде чем связалась с пиратами! А разбойнице – разбойничья участь. Он был готов назвать ее своей женой, когда она была просто бедной испанкой, закрыть глаза на ее сомнительную помолвку, на побег и странные капризы. Хотел ввести ее в высшее общество, где она могла бы со временем стать супругой Великого дожа, если он таковым будет однажды. Но нет, она выбрала пойти за бродягами и ворами, как знать, не путается ли она еще и с тем самым Предводителем? При мысли об этом Монтелеони снова ощутил бессильное отчаяние и до рассвета не мог уснуть, меря шагами свои покои, не в силах дождаться, когда отряд будет готов выступать.

А тем временем, у дерева, одиноко растущего посреди зеленеющего поля, мирно паслись три лошади. Венсан, Барт и Маринелла сидели под его раскидистой кроной, ожидая, когда рассветет и можно будет продолжить путь.

– Одного не пойму, как ты нашел нас? Откуда узнал, где мы? – в сотый раз спросил Предводитель, обращаясь к Барту.

– Говорю же, богиня Соль сказала мне, где искать вас, – спокойно ответил юноша. Он сидел, прикрыв глаза, собираясь немного вздремнуть, но не тут-то было!

– Только не надо, прошу, рассказывать мне сказки о несуществующей богине! – махнул рукой Венсан, – Просто скажи правду!

Барт проворно вскочил на ноги, выхватил меч и приставил его к горлу своего спутника.

– Кто бы ты ни был, друг или враг, я не позволю тебе говорить плохо о богине Соль!

– Чертов язычник! – Венсан примирительно толкнул лезвие, но лицо Барта осталось строгим, – Убери меч! Хорошо, хорошо! Я беру свои слова назад. Спрячь силы для настоящих битв! И собирайтесь! Нам нужно двигаться дальше, уже скоро мы будем в Тоскане.

– Я не хочу, чтобы вы обнажали мечи друг против друга, – произнесла молчавшая до этого Маринелла. – Хотя бы пока не закончится восстание. Вы теперь друзья и союзники. Дайте мне слово! Поклянитесь! Ну же!

Оба согласно кивнули, им и самим уже не хотелось биться друг с другом, особенно теперь, когда есть настоящий враг.

Передохнув пару часов, они снова вскочили в седло и продолжили свой долгий путь через залитые солнцем зеленые поля и тенистые леса, через горы и реки – все дальше на юго-запад.

Наконец, уже ближе к вечеру, они добрались до раскиданных по скрытой в ущелье равнине пестрых убогих шатров, где разместились мятежники и спасенные ими узники венецианской тюрьмы.

На полном скаку лошади пронеслись мимо шатров, и всадники еле успели остановить их, туго натянув поводья, причем лошади, которые несли Венсана и Маринеллу, поднялись на дыбы, забив в воздухе копытами и изрядно напугав собравшихся мятежников.

А потом тут и там раздались громкие крики:

– Предводитель! Предводитель вернулся! Он снова с нами! И наша графиня! Она тоже жива и тоже здесь! А мы-то уж не чаяли вас увидеть! Думали, вы уже в тюрьме! Или того хуже!

Венсан, спрыгнув с лошади, крепко обнял Луко, а после принялся обниматься с другими товарищами, не успевая пожимать тянущиеся к нему руки.

– Ребята, как я рад видеть вас живыми! Честно говоря, думал, на этом свете уже не увидимся! В такую переделку попали в том дворце, чтоб ему пусто было! Наши товарищи погибли. Мичо, Жюль, Орландо…

В толпе пронеся взволнованный рокот, но мятежники смирялись со смертью братьев легко, люди ходят под Богом, а выбравшие столь опасную тропу – все время гуляют по краю бездны!

Маринелла и Барт тем временем тоже спрыгнули с лошадей, Луко позволил себе робко обнять прекрасную графиню, а потом раскрыл рот от изумления, увидев Барта рядом с девушкой.

– Ба! – крикнул он, – Да это же наш малыш Барт! А ну-ка! Иди ко мне!

И тут же сгреб юношу в объятия, из которых оказалось не так-то просто вырваться.

– Этот парень спас нас, – заметил Венсан. – Без него нас бы уже не было.

– Добро пожаловать в лагерь мятежников! – громогласно провозгласил Луко, – Клянусь Богом, нам предстоят жаркие деньки!

Когда наступила ночь, в лагере воцарилась тишина. Маринелле выделили отдельный шатер, из уважения к ее полу и знатному происхождению, Барт отправился в шатер к Луко, Венсан разместился с двумя приятелями-мятежниками. Уставшие, они разбрелись по своим углам и вскоре все уже спали мертвым сном. И лишь Барт помнил про необходимость вечерней молитвы – обязательного обряда, соблюдаемого каждым рыцарем Солнца.

Когда красноватый свет полной луны окутал склоны гор, Барт, стоя на коленях на вершине невысокого холма на окраине лагеря, сомкнул руки, положив их на рукоять меча, воткнутого в землю. С великой любовью, увлажнившимися от умиления глазами смотрел он на восток, откуда должно утром появиться солнце, а после произнес:

– Великая мать всего живого, богиня Соль! Будь милосердна ко мне, как прежде. Помоги в те трудные часы, что предстоят мне. Помоги почувствовать силу солнца, помоги сохранить отвагу, помоги не свернуть с дороги. Помоги добраться до Милагро и исполнить предназначение… Великая Соль… Прошу, помоги моему разуму повелевать моим сердцем, как это всегда было прежде…