– Кажется, и вас тоже!  – хмыкнула Марисоль. – Знатно набрались! Да, у нас есть  команда! Все прошло отлично.

– Вы молодцы! – тут же похвалил женщину Барт, привыкший в любой ситуации, и даже во хмелю, оставаться рыцарем

Все вместе они направились к кораблю.

– Кстати,  – сказал вдруг Шамет, – А знаете, кого я видел сегодня в порту? Его светлость Ванди, представляете?  Подонка, который хотел меня повесить! Из-за него я и оставил Республику в итоге, вернулся на юг. Помнишь, Венсан? И, похоже, он доволен жизнью: сиял, будто ему подарили золотой!

Услышав эти слова, Венсан в одно мгновение вдруг протрезвел и тревожно оглянулся по сторонам.

– А где Маринелла?  – спросил он.

– Она ушла с вами и больше не возвращалась,  – пожала плечами Марисоль. – Это скорее мы у вас должны спрашивать, где вы потеряли девушку.

– О черт! – крикнул Венсан после секундного молчания.  И, ничего не объясняя, помчался на корабль.

– Куда ты? – крикнул Барт ему вслед.

– Скорее! Мы еще можем их догнать! – откликнулся тот на бегу.

Через некоторое время «Марисоль» покинула порт и на всех парусах уже летела на юг – обогнуть Аппенины и взять курс на Венецию.

Венсан и Барт стояли  у бушприта, всматриваясь в непроглядную темную даль. Яростный ветер трепал длинные волосы пирата, лицо его было напряженным и застывшим, словно профиль носовой фигуры, украшавшей бригантину.

– Никогда себе не прощу, – пробормотал он,  – Какой же я осел!

– Мы оба ослы, – примирительно заметил Барт, – Я тоже не лучше. Пили… пели… И упустили мерзавцев!

Венсан досадливо вздохнул. Ему не хотелось плыть в Венецию, он рисковал болтаться в петле, если будет пойман, как и Шамет, но выбора не было – без Маринеллы ничто не имело смысла. И настала уже пора себе в этом признаться.


С событий в Неаполе прошла неделя. Граф Монтелеони работал у себя в кабинете. Сидя за массивным столом из красного дерева, он раскрывал одно за другим прошения, направленные на его имя и, почти не читая, бросал в камин: просьбы простых людей его мало заботили, а уж после восстания он и вовсе возненавидел чернь и все, что с ней связано. Второе восстание подряд! И это после всего, что для них сделала Республика! После всей работы, что ведут дожи на благо народа! Дверь осторожно отворилась, и на пороге появился его старый личный слуга. Он робко кашлянул, опасаясь оторвать хозяина от важных дел, и тот недовольно поднял голову.

– Ну что там? Еще одно приглашение на бал-маскарад? Или очередные прошения?

– Нет, господин, – поспешно доложил слуга, – Прибыл синьор Ванди с дамой. Просил сообщить, что по важному делу.

– Вот черт, – выругался Монтелеони, –  С какой еще дамой? Вечно он с кем-то путается! Я не ждал его сегодня. Впрочем, ладно, может и правда, что важное. Пусть заходит. Но даму свою пусть оставит в коридоре, ей тут точно не место.

Слуга послушно кивнул и тут же скрылся, а через некоторое время в кабинет графа вошел Ванди, как и было приказано, – в одиночестве. Монтелеони поднялся  навстречу вошедшему.

– Рад вас видеть, Ванди, – как можно более любезно сказал он.

Вид Ванди насторожил графа, он улыбался, но в его взгляде и в улыбке сквозило некое превосходство, какое бывает у человека, который знает что-то очень весомое, чего не знаешь ты. Видимо, Ванди казалось, что в этом доме его должны принимать с куда большим почетом. С чего бы? Он что женится на дочери Великого дожа? Было бы неудивительно, тот еще прохвост!

– Взаимно, синьор, – откликнулся Ванди. – Уверяю, вы будете рады мне еще больше, узнав, что я привез вам подарок!

– Вот как? – Монтелеони усмехнулся. – Неужели! И ценный подарок?

– Невероятно ценный, господин дож.

– Надо же, так вы явились с подарком, словно волхв! А мне сказали, что вы, напротив, – явились с дамой!

– Дама и есть мой подарок, – Ванди улыбнулся еще шире.

– Что? – удивился Монтелеони и даже застыл от неожиданности, –  О чем вы?! Ну, нет! Поверьте, такие подарки меня не интересуют. Мне уже не пятнадцать лет. И к тому же я не беру живой товар.

– Она исключительно красива.

– Нет, мой друг, этого мне не нужно. И потом я слишком занят, чтобы сейчас нарушать свои правила. Да еще этот бал сегодня, совершенно не ко времени… Завтра я выступаю с речью в Совете.

– Самое время для развлечений, – Ванди криво усмехнулся. – Умоляю, хотя бы взгляните на нее! Мой господин, вы же знаете, как я настойчив!

Монтелеони безнадежно махнул рукой.

– Да знаю, – буркнул тот. – Ладно, ведите свою даму. Но потом – умоляю, забирайте ее себе.

Ванди выглянул в коридор и сделал знак рукой, и тот час же его слуги, те самые, что были с ним в карете, ввели девушку в черной накидке, чье лицо было полностью скрыто маской, после чего тут же удалились.

– Снимите с нее маску, граф, – сказал Ванди. – Сами убедитесь, как она хороша.

Монтелеони, пожав плечами, медленно приблизился к девушке.

– Клянусь, синьорина, не знаю, кто вы, но с вами здесь явно обращаются не подобающим образом! И даю слово дожа немедленно это прекратить, – произнес он, протягивая руку. – Позвольте вам помочь…

С этими словами он осторожно снял маску с лица незнакомки, а после застыл, будто громом пораженный, столкнувшись с взглядом синих глаз Маринеллы, сверкающих гневом.

Он смотрел на нее, не в силах произнести ни слова, а потом выдохнул:

– Ванди! Клянусь Богом! Я не ждал такого! Это настоящий сюрприз!

Ванди довольно усмехнулся, а на лице Монтелеони высокомерие сменило растерянность, вызванную встречей с девушкой. Он приблизился и взглянул ей прямо в лицо, его глаза смеялись.

– Рад видеть вас, мятежная графиня!

Она не ответила, Монтелеони отошел к окну и несколько мгновений задумчиво молчал, глядя на зеленоватую морскую гладь, где покачивались стоящие на якоре корабли.

– Такой подарок требует ответа,  Ванди. Взгляните! – он вытянул руку, указывая на корабли. – Там, у причала. «Стремительный». Мой лучший  корабль, с тех пор, как милостью графини была затоплена «Санта Ана». Теперь он ваш!

Щеки Ванди порозовели от удовольствия, а на тонких губах мелькнула улыбка, которая, впрочем, быстро спряталась.

– Вы очень щедры, синьор!

– А графиня очень красива. Вы не обманули. И как вы там сказали? Самое время для развлечений?

– В таком случае, позвольте откланяться. Мне не терпится осмотреть корабль! Да и вам, наверное, следует остаться наедине с графиней Д’Алесси.

– Нам есть о чем потолковать, – кивнул Монтелеони. – Еще раз благодарю вас, мой друг.

С этими словами он вдруг приблизился и тепло обнял Ванди, заставив того даже растрогаться, – дож нечасто позволял себе подобные проявления чувств, – после чего Джузеппе Ванди, совершенно счастливый, удалился. А Монтелеони стремительно подошел к девушке, потянул за край накидки скрывавшей ее, накидка скользнула на пол, и лишь тогда он увидел, что руки графини были крепко связаны за спиной.

– Так они связали вас?  – присвистнул он, – Очень правильно. Не знаешь, чего можно от вас ждать.

Маринелла молчала по-прежнему, и тогда граф крепко сжал ее плечо, подвел к стулу и подтолкнул девушку, вынуждая опуститься. Она села, смысла сопротивляться не было.

Оставив ее, он принялся расхаживать по кабинету из стороны в сторону, как если бы размышлял над чем-то важным и трудным или заучивал наизусть речь, а после остановился напротив нее и произнес:

– Итак,  Маринелла, вы подняли восстание. Вы вошли в число моих врагов. Вы сбежали от меня и так отблагодарили за все, что я для вас сделал. Мне сказали, кто именно помог вам сбежать. Его зовут Барт, сообщник мерзавца Джио. Я дал слово убить этого человека. Как убил уже многих ваших людей. Как и вы – многих моих. Но теперь все изменилось. Вы здесь. И вы моя пленница.

Он замолчал, глядя на нее, и девушка опустила голову, чтобы избежать его взгляда. Она не будет с ним говорить. Его люди убили мятежников. Убили Луко. Убили ее маленького друга. Нет, она не будет говорить с ним.

– Маринелла,  – его голос вдруг стал мягче, – Вы можете остаться как пленница. Тогда вы окажетесь в той самой камере, что так напугала вас когда-то. В той, которую занимал монах Джио. Или – я могу выдать вас дожам. И тогда вас повесят на площади. Можем попробовать отправить вас на мои галеры…

Не в силах больше сдерживаться, Маринелла подняла на него глаза.

– Разве женщин отправляют на галеры?

– Нет. Но для вас мы можем сделать исключение, – и по голосу она поняла, что он издевается, – Представляю, как обрадуются другие арестанты!

– И вы это допустите? – Маринелла нахмурилась.

– Нет, разумеется, – он покачал головой, вновь став серьезным. – Я лишь хочу, чтобы вы понимали, что ваша жизнь теперь принадлежит мне. Вы преступили черту, и теперь ни один из ваших прежних друзей не протянет вам руку. Многочисленные мужчины, что окружали вас на балу, теперь будут кричать громче всех, чтобы вас повесили. Ваша жизнь до сих пор представляет интерес лишь для меня. И я даже мог бы подумать о том, чтобы простить вашу вину…

– Но я не могу простить вашу! – перебила девушка. – Ваши люди убили моих друзей! Безоружных людей, женщин, детей! В нашем лагере было столько детей, граф!

Он скрестил руки на груди и спокойно взглянул ей в лицо.

– Если вы так чувствительны, Маринелла, зачем ввязались в войну? На войне часто гибнут люди. И дети тоже. К тому же, моих людей не было среди тех, кто напал на ваш лагерь…

– Но вы назначили награду. Вы отдали приказ убить всех!

– Положим, не всех, – на его губах мелькнула усмешка. – Вас я приказал не трогать. Как и Вашего Предводителя.

– А мои слуги? – вдруг спросила Маринелла. – Что с ними?

– О, как хорошо, что вы поинтересовались! – он снова усмехнулся. – Разумеется, они задержаны за пособничество в мятеже. Какое-то время провели в тех камерах, что вы так любезно им освободили. Кажется, некоторые из них не выдержали и перешли в мир иной. Сейчас они в Каштеле, где содержатся прочие преступники.