Спускаясь с пьедестала, Маша заметила легкую боль в ноге, но снова отмахнулась. Пройдет. Намного приятнее было сосредоточиться на позировании для фото, интервью местной газете, шутках и обсуждениях соревнований.

Маша была словно пьяная от всего этого шума, гвалта, движухи. И шампанское, которое она пригубила после награждения не при чем. Пьянил успех и вкус победы. Похвалы будоражили. Поддержка друзей окрыляла. Ну а присутствие рядом Миши и вовсе делало ее самой счастливой на земле.

Возможно, поэтому она снова и снова игнорировала боль в ноге, которая усиливалась с каждым часом. Сначала просто ныла, потом стало больно наступать, а к вечеру Маша просто не смогла подняться с плетеного кресла на веранде. Попытавшись второй раз, она едва сдержала крик. В этот момент она перепугалась не на шутку. Наверно ее лицо исказила гримаса боли, потому что Миша моментально подлетел к ней, подхватил за талию, заставил сесть обратно.

Нога? угадал он.

Маша покивала.

Что-то странное, не понимала она собственные ощущения, Так больно. Может затекла.

А Мишка уже стягивал с нее кроссовку и носок.

Мииииш!

Маша попыталась выдернуть ногу, но это оказалось еще больнее, чем попытка встать. Она взвизгнула, сама от себя не ожидая такой реакции. Обычно боль переносила спокойно, терпела, а тут просто не смогла сдержаться. Симонов аж вздрогнул от ее крика.

Чего тут у вас, подоспел на звук и Тульский.

Не могу понять, Миша аккуратно ощупывал Машину стопу.

Она морщилась, потому что даже легкие прикосновения казались болезненными.

Отек вроде небольшой есть, но синяка не вижу.

Тульский покивал:

Да вряд ли перелом. Она бы ходить не могла.

Она и не может, огрызнулся Мишка.

Да, больно на ногу встать, подтвердила Маша.

Подошел Геллер, увидев, что на веранде идет осмотр.

После колец прыжок аукается? уточнил он, тоже присматриваясь к Машиной ноге.

Похоже, снова согласилась она, уже утомленная таким повышенным взиманием, Да пройдет. Не надо со мной нянчиться. Правда.

Последнее слово она произнесла с явной угрозой в голосе и смотрела прямо Мише в глаза. Игру в гляделки Симонов проиграл, отвел взгляд, поднял руки.

Окей.

Он сел в соседнее кресло, хлебнул воды из бутылки, демонстративно отстраняясь. Подошел Гутов, чтобы в сотый раз обсудить соревнования и похвастаться, что подружился с победителями. Геллер стал рассказывать о ребятах из Владимира, которые взяли первое место. Все как-то дружно забыли о Машиной ноге. Только Миша заметил, как она надела носок, морщась от боли, и попыталась залезть в кроссовок, но быстро отказалась от этой идеи. Взяв все эти нюансы на заметку, он успевал слушать о владимирцах, которые за последний год очень выросли и стали серьезными конкурентами. Терпение Симонов потерял, когда Машка, изображая на лице невозмутимость, все-таки влезла в обувь, встала и сделала шаг. Она схватилась за перилла и намеревалась пойти вдоль веранды.

Гутов замолчал на полуслове. Миша подлетел к ней, подставляя плечо, обнимая за талию. Вопреки гордости и желанию выглядеть огурцом, Маша схватилась за него, принимая дополнительную опору, как благословение. Она даже представить не могла, как сделать еще один шаг.

Куда собралась? поцедил Симонов сквозь зубы.

В туалет хочу, пискнула Крылова.

Не тратя больше время на слова, Мишка поднял ее на руки, понес в дом. Он игнорировал заинтересованные взгляды и смешки в спину.

Я там сама, заверила Маша, когда он поставил ее у двери в уборную и намеревался тоже зайти.

Уверена? Давай без геройств.

Смогу, кивнула она, Я бы и дойти смогла потихоньку. Просто больно.

Миша решил, что сейчас не лучшее время ругаться и проглотил все свои возмущения.

Как только Маша вышла, он подхватил ее на руки и понес к гаражу.

Миш, куда ты? мотала она головой, озираясь. Попыток вырваться не предпринимала, так как даже небольшое передвижение в туалете измотало болью.

Едем на осмотр. Тебе врач нужен, бросил он кратко.

Как меня примут? Полис, паспорт.

Не надо, только и ответил Симонов отрывисто.

Он усадил Машу на лавку возле гаража, а сам помчался бегом за ключами от машины. Обратно Миша шел быстрым шагом. Его провожал Геллер.

Конечно, надо показаться, одобрял хозяин базы план, Травма это не шутки. Надеюсь, обойдется. Черт переживаю.

И я, кратко откликнулся Миша.

Дождусь вас. Позвони если что.

Симонов взглянул на Сашу как-то тревожно, нехорошо, просто кивнул.

Маше оставалось только догадываться про «если что».

«Если что? Если положат в больницу? Разве могут? Точно ведь не перелом, а то бы сразу болело сильно», думала она, начиная немного паниковать. Вспомнился случай, когда сильно потянула запястье на тренировке еще в школе. Было больно, очень. Даже на уроки не ходила один день. Но Маша никак не могла сопоставить те ощущение с теперешними.

Миша подогнал машину и помог ей сесть. Он был хмур и молчалив, что еще сильнее испугало Машу. Дабы снять напряжение она начала болтать обо всем, что приходило в голову. О соревнованиях, о новых знакомствах, о Геллерах и базе. Миша кивал, не пытаясь прервать ее. Он сосредоточенно смотрел на дорогу, везя Машу в город. А она все никак не могла перестать говорить. Переключилась на собственные впечатления от соревнований и так увлеклась этой терапией, что почти перестала думать о ноге. Размечталась о новых победах и даже попросила Мишку помочь подтянуть тяжелую атлетику.

В этот момент Симонов не выдержал.

Ты шутишь что ли, Маш? Хочешь, чтобы я тебя тренировал после таких выходок? вскипел он моментально.

Каких выходок? она захлопала глазами, недоумевая.

Каких? Ты еще спрашиваешь?! Ну окей, я отвечу. Глупых, безрассудных, совершенно неприемлемых выходок, отбарабанил он.

Миш, но я же.

Ты все доделала, да! Выложилась и вытащила команду, продолжал на повышенном тоне, И что мы имеем?

Но ведь.

Ты ходить не можешь, Маш! Это же не шутки. Тебя просили слезть с проклятых колец. Тульский, который между делом капитан. Я, в конце концов, тоже не первый день в кроссфите. Но ты же у нас самая умная.

Маша сжала губы и отвернулась к окну, одновременно понимая, что он прав и ненавидя за правоту и резкость.

Я всего лишь неудачно приземлилась, буркнула она обижено.

Возможно, что это как раз удачное приземление, не унимался Симонов, А если бы плечо подвело? Или вообще отключилась бы? Куда бы я тебя сейчас вез? В морг?

Не нагнетай.

А я тебе без нагнетения говорю, Маш, что так не делается. Думать надо. Такой спорт. Мы работает на пределе, и ты его пока ни черта не чувствуешь. Если хочешь побед, тренировок со мной, то научись слушать, что тебе говорят.

Миша не оставил ей возможности для ответа, резко вывернул руль, подъехав к закрытой территории больницы, затормозил у шлагбаума.

Любопытство пересилило обиду, и Маша спросила:

Куда ты меня привез?

На осмотр, рявкнул Симонов, отстегивая ремень, вылезая, Я сейчас.

Маша не успела ничего сказать, а он уже вышел из машины, направился к будке пропускного пункта. «Спасибо», прочитала она по его губам благодарность, адресованную кому то за стеклом. Миша достал мобильный, набрал, возвращаясь за руль. Открылся шлагбаум, и они въехали на территорию больницы.

Я думала, мы в травмпункт, озадачено пролепетала Маша.

Она совсем перестала что-то понимать и даже начала всерьез полагать, что сейчас Мишка насильно ее сдаст в больницу, откуда не выпустят сто лет.

Был я в том травмпункте, снова заворчал Симонов.

Он перестал рычать, и это уже было неплохим знаком для перепуганной Машки, нога которой разболелась еще сильнее.

Клеща надо было вытащить. Врач бухой, сестричка чуть не в обмороке сама была, пока пинцетом тянула тварь. Нахрен этот экстрим.

Но это же больница. Как нас пропустили на территорию?

Вежливо попросил.

Более не объясняя ничего, Миша остановил машину на служебной парковке, снова достал телефон, который загудел прямо у него в руке.

Да, проговорил он в трубку, Да, знаю. Сейчас. Мы на месте уже. Ждем.

С этими словами он убрал мобильный в карман, снова вышел из машины и теперь направился к Маше, чтобы вытащить и ее.

Что ты делаешь? возмутилась она наконец, Что вообще происходит?

Передислокация раненого, кратко ответствовал Симонов.

Сил сопротивляться у Маши не было. Даже спорить не хотелось. Хотелось отрубить ногу, которая даже от легкой качки в Мишиных объятиях дьявольски ныла.

Куда ты меня тащишь? запищала она, из последних сил сдерживая слезы.

Сюда.

Миша аккуратно опустил ее на лавку в небольшом больничном сквере.

Зачем? продолжала задавать вопросы Маша, Обещал же осмотр. Я тяжелая, да? Санитаров позовешь?

Симонов нервно рассмеялся, проводя ладонью по коротким волосам.

Будет тебе осмотр, пообещал он, присаживаясь рядом.

Заметил, что ей больно сидеть, свесив ноги, аккуратно закинул их на скамейку.

Ну где она? проговорил Миша куда-то в сторону больничных корпусов.

Она здесь, послышался женский голос с другой стороны.

Он обернулся и весь как-то сразу поменялся в лице.

Вот, только и сказал Мишка, чуть кивая на сидящую, поникшую Машу, Глянешь?

Гляну, ответила женщина так же кратко.

Маша отметила, что она очень приятная. Миниатюрная, с приветливым лицом, забранными в пучок каштановыми волосами и морщинками вокруг глаз. Лет пятьдесят. Форменные больничные брюки и сорочка фиалкового цвета.

Крылова какими-то кусками вырывала отличительные особенности врача, а женщина была именно врачом, в этом не было сомнения. Маша редко обращалась к медиками, болела раз в год и никогда не брала больничный, а всегда договаривалась с Тульским по-хорошему. Людей в белых халатах она побаивалась. Что-то было в них пугающее.