Я не сдержалась, рассмеялась.

Да и вообще.

Что вообще?

Эээ, Миша не мог подобрать слова, поэтому начал светскую беседу, А ты в каком классе? В «а»?

Вот еще. Как и ты математический «б».

Симонов скорчил уважительную физиономию, и я снова засмеялась. Не помню, о чем мы болтали. Просто говорили и говорили. Искали общих знакомых, сравнивали учителей, даже выпускные. С ним оказалось так легко и весело. Он постоянно отпускал шуточки. Не сальные мерзости, которые обычно считались среди парней юмором, а действительно забавные замечания. Мог посмеяться над собой легко. Но, похоже, предпочитал издеваться над своим другом Геллером. Меня это, разумеется, подкупило. Предвзятое мнение о Мише менялось с каждой проведенной рядом с ним минутой. Он был милым. Действительно милым. И, кажется, хорошим. Действительно хорошим парнем.

Все шло прекрасно, пока я не решила, что нужно встать, размять ноги. Встать сразу не смогла. Не потому что выпила. Пиво почти выветрилось из мозгов. Я прилипла. Просто приклеилась к чугунному подлокотнику лавки.

О, боже, я-таки отодралась, вскочила.

Мои светлые брюки украшало несколько черных пятен. Ну кто выдумал красить чугунные основания перед выпускным. И даже табличек не повесили. Гады! В пору было завыть, что я и сделала.

Испачкалась что ли? спросил Симонов, пристально изучая мои ноги.

Да! взвизгнула я, как истеричка, Как я в таком виде пойду?

Темно уже. Никто твой вид и не увидит.

Умник! снова не сдержала я крика, Я на танцы собиралась.

Ты маленькая. Не пустят в клуб, продолжал издеваться Миша.

Много ты понимаешь. Я с братом в Туле ходила пустили. Даже на стриптизе была. Вот.

Симонов вместо того, чтобы позавидовать, расхохотался. Я воинственно запыхтела и развернулась в сторону одноклассников, которые уже начали расходиться.

Маш, постой. Извини. Не обижайся. Хочешь выведу твою краску?

Как?

Я не верила, что есть способ. Пока пререкалась с Мишкой успела и послюнявить, и потереть, и поскрести ногтем. Но чернота въелась намертво.

Есть способ. Пошли.

Он схватил меня за руку, словно имел на это право. А я при этом пошла, словно хотела. В общем, сопротивляться желания не было. Имею слабость к решительным парням, но вредная натура и остатки пива велели пыхтеть до победного.

Сдурел, Симонов? Пусти. Никуда не пойду с тобой.

Мы проходили мимо моих одноклассников, и я схватилась за одного из них.

Ванька, он меня.

Договорить не дал Миша, который поручкался с моим потенциальным спасителем и объяснил:

Там лавки у фонтана крашенные. Перемазалась вся. Отведу ее к Геллеру в гараж, выведем бензином. Вы куда потом?

В «Таганку» хотели, без сомнений сдал маршрут Иван.

Отлично. Отведу. Встретите у входа?

Да, без проблем, Мих.

И Симонов потащил меня к выходу из парка. Я продолжала упираться, но уже не так рьяно. У меня остался последний довод:

Я даже Кристинке не сказала, что ухожу.

Проверь, Маш, насколько я знаю Глеба, Кристина сегодня вряд ли о тебе вспомнит.

Я поморщилась, но должна была признать, что он прав. Растеряв последние возражения, плелась следом за Мишей. Через парк и темные улицы в сторону гаражей. Там стало жутковато, и я очень радовалась, что Миша так и ведет меня за руку. Очень скоро я сжимала его пальцы изо всех сил и старалась идти след в след.

Для яркой и независимой девушки, которая была с братом в Туле на стриптизе, тебя слишком сильно трясет, насмешливо отметил Миша.

Тут как будто за каждым углом маньяк какой-нибудь, честно призналась я.

Брось. Нет тут никого.

Миша отпустил мою руку, вытащил связку ключей, открыл навесной замок, распахнул ворота, щедро предложил:

Заходи.

Глава 3

Покой нам только снится

Алиса и Миша расстались, но продолжали жить вместе. Симонов извергом не был, да и за квартиру они платили пополам, потому выставлять Мирону на мороз с чемоданом даже не думал. Пока Алиса искала новое жилье, они жили, как соседи. В общем, примерно так же они жили и последние полгода. Только теперь она целовала его в щеку и не стало того странного, но обязательного секса раз в неделю, который поддерживал миф о том, что они пара.

Миша приходил домой с работы, и стол был так же накрыт. Утром его всегда ждал кофе. Только вот Алиса теперь спала в другой комнате и все чаще он видел на ее ноутбуке сайты типа Авито.

Может к Ви попроситься? однажды подумала вслух Алиса.

Не чуди, Алис, только махнул рукой Миша, Ищи нормальную квартиру, не торопись. Зачем тебе к Ви? Сто раз шмотки таскать?

Она кивала, соглашаясь и снова серфила просторы съемного жилья столицы.

Отчасти Симонов держался за Алису, потому что боялся одиночества. Банально и глупо. Тридцатилетний детина, вполне состоявшийся, независимый, но боялся остаться один. Всю свою жизнь Мишка жил с кем-то. Первый год в общаге. Потом пошел работать, смог позволить себе квартиру пополам с приятелем. Затем к ним прибился Глеб. Через некоторое время приятель съехал, оставив их с Геллером. Дальше А дальше была Алиса. Сначала в комнате Глеба, потом в Мишкиной. И опять у Глеба, и снова у Мишки.

По итогу Геллер выиграл. Алиса снова спала в его постели, хотя тот уже давно не жил в этой квартире. С каждым днем Мишка сильнее осознавал, что Алиса уезжает. А он остается один. Его пугал не денежный вопрос. Симонов решил, что не будет искать соседа, вполне потянет оплату квартиры сам. Но пустые комнаты и тишина это совсем не нравилось. С другой стороны, чужие люди ему нравились еще меньше, поэтому он изо всех сил готовился к неминуемому отъезду Алисы. Даже умудрялся заранее скучать по ней.

Наверно, Симонов должен был злиться на нее, но он не мог. Было время, когда с трудом мог выносить присутствие Алисы, даже мысль о ней отзывалась болью. Но она просила, и он простил. Не признавался ни себе, ни Мироновой, но даже Глеба простил, хотя общаться более не имел желания. Полагал, что лучше никакого друга, чем такой. Многое они пережили с Глебом, много значили друг для друга, но все в одночасье перестало иметь значение для Миши. Такой уж он был человек. С Алисой пытался быть другим. Наверно, потому что любил ее сильно. А может просто хотел что-то доказать. Или опять же из страха остаться в одиночестве.

На этом фоне приближающийся отъезд Мироновой все больше нервировал. А еще он часто думал о Маше. Пожалуй, впервые в жизни Мишке было стыдно. Похожие чувства он испытывал, когда мать застукала в детстве с сигаретой, а потом еще и выяснилось, что он стащил дым у нее же. Вот уж стыдно было Мишке в тот день. Но эти воспоминания и рядом не стояли с чувством вины перед землячкой. Уж очень грязно и недостойно он с ней обошелся. Мало того, что не узнал, так еще и поимел, словно путану какую-то. А потом сбежал. Удрал, как трусливый, шелудивый пес. Потому что смотреть на нее не мог. Потому что не заслуживала она такого обращения. Потому что найти подходящие слова после эпизода в уборной просто не мог.

Мишка никогда не позволял себе так обращаться с девушками. Тем более с такими, как Маша. Он повидал этот типаж. Очень часто серые мышки приходили в кроссфит, чтобы хоть в чем-то стать лучше других. И пахали усерднее остальных. И часто добивались отличных результатов, обретая уверенность в себе, избавляясь от комплексом. Маша была из этой породы. Ее пижонство на кольцах это подтверждало.

Видимо секс в туалете для нее был интересным опытом. Чем-то новым и ярким. Миша не заметил, чтобы она была в восторге, но ведь не отталкивала его. Напротив.

Это утешало. Немного. Недостаточно, чтобы прекратить винить себя. Даже не за Машу он переживал, а за самого себя. Собственная совесть не давала покоя.

Не будь у Мишки Алисы, в тот злополучный день он обязательно бы пошел со всеми в шашлычную, там обязательно бы не отпускал Машу от себя, а потом возможно, уговорил бы на продолжение вечера, остаться у него. Симонов не был против секса на первом свидании. Он был против скотского обращения с девушками. Такое безобразие мог позволить себе Глеб, но не он. Даже тем девчонкам, которые появлялись в его жизни на одну ночь, Миша потом честно отказывал. Он не оставлял недосказанности. «Прости, у нас ничего не получится», казалось ему достойнее и честнее, чем сбрасывание звонков и не отвеченных смсок.

Но у Миши была Алиса, про которую он Маше ничего не сказала. И у Миши были принципы, которые он лично растоптал. А теперь эти изуродованные материи преследовали его каждый день, не давая покоя. Вперемешку с неврозом из-за Алисиного переезда и вовсе сводили с ума.

Симонов решил действовать, но с этим решением тоже не заладилось. Сначала он хотел написать Маше, извиниться. Даже нашел ее через Тульского ВКонтакте, добавил в друзья. Она приняла заявку. Мишка сто раз начинал писать сообщение и столько же стирал. Извинения выглядели какими-то жалкими, когда он обращал из в слова из букв. А иногда казались и вовсе оскорбительными.

Ну что, не может молодая, приятная девчонка трахнуться в туалете с не менее приятным парнем? Может, конечно. Имеет право. А у Мишки выходило, что они едва ли не убили кого-то вместе, и он был главным. Потом вообще из под пера вышло что-то жалкое и мерзкое. Словно Машу и захотеть никто не мог так стихийно. В конце Симонов скатился на пространные рассуждения.

В итоге, все стер. Писать не стал. Хотел попросить номер телефона, чтобы поговорить. Но и тут не смог решиться, потому что снова и снова представал, что Маше скажет и его речь каждый раз походила на варианты сообщений.

Мишка забил. Плюнул. Но спокойствия не обрел.

Звезды сошлись в день, когда Алиса собрала вещи. Миша любезно предложил помощь ей, перевезти все на машине. Она ерзала на сиденье, словно нервничала. Но прощалась с ним тепло, по-дружески. Они не держали зла друг на друга. Как ни странно. Миша велел ей звонить, если что, и укатил домой.