– Не очень, – не выдержала я и усмехнулась.

– Ну как же? Приглядись ко мне внимательнее…

И тут я увидела его. Он вышел в цент двора, задрал голову вверх и раскинул руки, словно собирался взлететь. На миг мне даже показалось, что у него получится, и он поравняется с моим кухонным окном. Но иллюзию рассеял его голос в трубке.

– Выйдешь? Тут совсем не холодно.

– Сейчас? Поздно уже…

Еще было не очень поздно, всего-то девять вечера, но должна же я хоть для приличия поломаться, построить из себя занятую мамашу семейства, а не поддаваться бешеному порыву, что буквально гнал меня на улицу, поближе к нему.

– Не бывает поздно, когда идет такой снег, – он снова улыбался, и мои губы сами растягивались в ответной улыбке. – Выйди ненадолго, обещаю не дать тебе замерзнуть.

Ну и что мне прикажете делать? Затолкать возмущения гордости подальше и идти к нему? Или продолжать ломаться для вида? Нет, только не ломаться, когда уходит драгоценное время…

– Мам, ты с кем разговариваешь?

Я и не заметила, как рядом со мной выросла фигура дочери. Да и свет в кухне я не включала.

– Мам, а кто это?..

– Это твоя дочь?

Они спросили одновременно, и я растерялась, не зная, кому ответить первому.

– Оль, знакомый, – зажала я динамик трубки рукой и прошептала ей.

– Да, моя дочь, – ответила ему в телефон.

– Так я жду тебя?

– Через десять минут…

Я отключилась и посмотрела на дочь.

– Что за знакомый? – недовольно поджала Оля губы. – Твой новый любовник, что ли?

Стало обидно, особенно учитывая, что никаких старых любовников у меня не было вот уже два года. Да и про тех, что были, Оля не знала.

– Просто знакомый, не говори глупостей!

Я ушла в комнату, но дочка последовала за мной.

– Ты уходишь? – спросила, когда я достала из шкафа вещи.

– Ненадолго. Если захочешь спать, ложись, не жди меня.

– К нему идешь, что ли?! Ну ты даешь!..

Что именно я даю, выяснять мне сейчас тоже не хотелось. И реакция дочери меня расстроила, как и сбила градус радости от предстоящей встречи.

– Поговорим потом, хорошо? Обещаю все тебе рассказать.

На это Оля предпочла не отвечать – дернула плечом и скрылась за дверью спальни. Я же попыталась побороть раздражение с толикой разочарования. А если я когда-нибудь захочу снова выйти замуж, она костьми ляжет передо мной? Но это же как в плохом кино, разве в жизни так бывает? Нужно будет обязательно серьезно с ней поговорить об этом.


***

«Болеющий мужик – умирающий лебедь» – так любила говорить Марина, и Никита эту фразу хорошо запомнил из прошлой жизни. Впрочем, из того времени он помнил почти все, только вспоминать себе запрещал.

Артем вернулся от бабушки именно умирающим лебедем – с высокой температурой, соплями и кашлем. И вроде взрослый лоб уже внешне, а в душе еще такой ребенок. А еще и мужчина, который болеет, со всеми вытекающими последствиями.

Врач прописал сыну постельный режим, а тот своим жалостливым видом прозрачно намекнул отцу, что хочет как можно больше времени видеть его рядом. Именно поэтому Никита с работы спешил домой, а вырваться вечером из дома смог, только когда понял, что его взрослеющему сыну значительно полегчало и резко стало не до него.

Ну и решающую роль сыграл снег – чистый и свежий, как начало чего-то нового и светлого. Никита как только увидел, как он устилает землю, так сразу же решение пришло само.

– Тем, я ухожу, – заглянул он в комнату сына.

Реакции не последовало – тот как сидел за столом, так и продолжал над чем-то колдовать в своем компьютере. Никита не сразу догадался, что сын в наушниках.

– Тем, – подошел он ближе и потеребил сына за плечо.

– А? – обернулся тот и вынул проводки из ушей.

– Пойду прогуляюсь.

– На всю ночь? – усмехнулся Артем.

– Почему на всю ночь? – нахмурился Никита.

– Ну а чё… обычно ты заявляешься к утру.

– Это когда было-то? Не мели ерунды!

Трепло, честное слово. Никита, конечно, не считал себя святым, но когда уходил из дома на ночь, уже и не помнил. Обычно для такого дела ему хватала и пары часов.

– Да забей, пап, пошутил я, – отмахнулся сын и вставил обратно в уши наушники.

Никита еще какое-то время постоял над ним, а потом развернулся и покинул мальчишечью комнату. На душе осел неприятный осадок. Показалось ему, или сыне его в чем-то обвиняет?

Он хотел позвонить ей, как только решил встретиться, но не стал этого делать, а сразу же поехал к ее дому. Если ее нет дома, то так тому и быть. Если занята и откажется выйти к нему – значит, тоже не судьба увидеться сегодня. Но что-то подсказывало Никите, что увидит ее, вновь ощутит то необычайное волнение от ее близости. Ведь в такой волшебный вечер не может быть иначе – все должно быть волшебным.

Он ждал ее возле двери и услышал, как она спускается по лестнице. Вернее, сбегает, легкая и грациозная, как балерина. Когда в мыслях возникал образ этой женщины, Никита словно становился другим человеком, ну или переставал узнавать себя. Никогда не отличался восторженностью или поэтичностью. Жизнь старался воспринимать такой, как есть, окрашенную в естественные натуральные цвета. С Машей же все переворачивалось с ног на голову. Она ему казалась больше, чем женщиной. Не богиней, конечно, но кем-то, достойным обожествления. Все в ней восхищало. И пусть сегодня он увидит ее в четвертый раз в жизни, но образ ее впечатался в память с первого раза. А после второй встречи он уже не хотел покидать мысли Никиты.

– Попалась! – сцапал он ее в объятья, как только распахнулась дверь.

Она приглушенно ойкнула, и он окунулся в янтарь ее глаз, подсвеченных испугом.

– Я так поседею раньше времени, – рассмеялась она и попыталась высвободиться.

Заметил он и неловкость, и некую натянутость. Но собирался все это стереть поцелуем. Ему до чертиков хотелось поцеловать эту женщину, и отказать себе в этом желании Никита не смог.

Губы ее дрогнули, когда он захватил те в плен своими губами. Нерешительно шевельнулись и лишь потом приоткрылись, впуская его в таинственную пещеру, способную подарить головокружительное наслаждение. Если у него сносит голову от одного поцелуя с этой женщиной, то что он испытает от близости с ней? А в том, что это когда-нибудь случиться, Никита не сомневался. Но и торопить события не хотел – с ней так нельзя.

– Нас могут увидеть, – пробормотала она, когда он прервал поцелуй, мечтая этого не делать никогда.

– Пусть видят. Мы ничего и ни у кого не крадем, – улыбнулся Никита и сорвал еще один, уже мимолетный, поцелуй.

– Сколько тебе лет? – улыбнулась Маша.

– Тридцать три, а что?

Он продолжал держать ее в объятьях. Было просто хорошо стоять вот так вот с ней и ничего не делать, как и говорить о чем-то пустяковом, несущественном.

– Ведешь себя как мальчишка, – откинула она голову и тихонько рассмеялась.

В ее смехе прозвучала радость, и Никите это очень понравилось. Ведь радовалась она тому, что стоит сейчас тут, с ним, на улице. Под подъездным козырьком снег на них не попадал, но он заметно усилился и валил теперь с неба безостановочно.

– Рядом с тобой я становлюсь таким, – отозвался Никита и все же выпустил ее, когда она неуверенно поежилась. – Чем займемся?

– У меня не так много времени. Дочка дома одна, – неуверенно отозвалась Маша.

– Тогда, просто погуляем немного. Я тут видел симпатичную аллею.

Никита надел ей на голову капюшон.

– Через пару минут ты станешь похожа на Снегурочку, – с удовольствием оглядел он Машу с головы до ног.

Тоненькая, но сильная и гибкая, в черных джинсах и так идущем ей коротеньком норковом полушубке. Сегодня почему-то она ему особенно нравилась – хотелось просто смотреть на нее.

Они вышли под снег, и Маша протянула руку, ловя невесомые снежинки. Как только природа расщедрилась на снегопад, так сразу же на улице потеплело, словно трескучий мороз не мог соседствовать с этим белым буйством.

– А тебе сколько лет? – через какое-то время поинтересовался Никита.

Рука об руку они свернули за дом и вышли на аллею, которая вела прямиком к парку.

– Тридцать.

– А дочери твоей… тринадцать, кажется?

Он прикинул в уме, что мамой эта женщина стала очень рано.

– Двенадцать. Тринадцать будет через полгода. Она сейчас в шестом классе, в той школе, где ты преподаешь.

– Получается, что родила ты ее в восемнадцать?

– Да, – легко отозвалась Маша. – С… бывшим мужем мы учились в одном классе. И в выпускном все и случилось…

Она замялась на долю секунды, но Никита это расслышал, как и легкую грусть в ее голосе.

Собственно, ему не было дела до ее прошлой жизни. Интересовала она настоящая, здесь и сейчас. Он не загадывал, что будет дальше, понимал только, что к этой женщине относится как-то иначе, не так, как ко всем остальным.

– Ты тоже рано женился? – посмотрела она на него.

Ее нос слегка покрасней, но такой она казалась ему еще красивее.

– Жить стали вместе. Поженились, когда сыну исполнился год.

На Марине он женился по залету, как говорится, и по глупости, в чем отдавал себе сейчас отчет. Она всегда казалась ему немного ветреной, но он думал, что с рождением сына она остепенится. И какое-то время так и было. А потом он попривык, потерял бдительность, а она… сбежала с футболистом. Значит, не остепенилась.

Больше Маша не задавала ему личных вопросов, и Никита тихо радовался этому. Возможно, она понимала, что личные трагедии их чем-то похожи. Но хотелось верить, что есть в ней врожденная деликатность, которая многим женщинам просто не свойственна. А он знал много женщин.

– Мне пора возвращаться, – проговорила Маша, когда они обошли парк и снова вышли на аллею.

Снег почти перестал, так, редкие хлопья падали с неба. Завтра закончится сказка. На время, пока зима не вступит в свои права.