– До скольки ты работаешь? – поинтересовался Никита, когда они уже сворачивали в ее двор.

Он разглядел свою машину, припорошенную снегом. Придется почистить, прежде чем ехать домой – мелькнула мысль. И ему не хотелось расставаться, хоть по-другому и не получалось. Не сегодня.

– До шести.

Он работал до восьми. Частенько приходилось задерживаться. Но завтра этого делать не планировал.

– Не против, если я заеду за тобой в половине девятого?

Они уже дошли до ее подъезда, и Маша остановилась у крыльца.

– Хорошо, – только и сказала.

А он-то ждал глупых вопросов. Зачем? А что мы будем делать? Куда пойдем или поедем?.. На миг забыл, что она не такая как все, особенная.

Никита обнял ее так нежно, как только позволяла разгорающаяся внутри страсть. Она доверчиво подставила ему губы, которые он с удовольствием поцеловал.

– Спокойной ночи, Маша.

– Спокойной ночи, Никита, – улыбнулась она.

И снова пошел снег, как символ их сегодняшней встречи. Это был снег их встречи.


«Дружно ударились рыбы об лед…»


– Что-то ты сегодня какая-то дерганная, – внимательно посмотрела на меня Лена, подавая чашку кофе. – Ножницы роняешь, клиентов не слышишь… Случилось что?

– Все хорошо, – мазнула я по ней быстрым взглядом.

– Ну конечно! И потому ты глаза прячешь, как проштрафившийся двоечник, – шумно отхлебнула она обжигающий кофе.

Я вот горячий пить не могла и всегда на время отставляла чашку, чтоб остыл.

– Колись, давай. Вижу же, что хочешь выговориться, – велела Лена.

И я раскололась, недолго думая.

– У меня сегодня свидание.

– Да? Ничего себе! И с кем же? Кто тебя заставил скинуть одеяние монашки? – рассмеялась Лена.

– Никита.

– Это физрук что ли? – округлила глаза Лена. – Ну ты даешь!..

– Да чего ты прицепилась к нему?! Физрук-физрук… – разозлилась я. – А твой Витюша, можно подумать, министр! Он кто? Тренер? Не так далеко и ушел… Да и разве профессия делает человека?

– Эк ты загнула, – усмехнулась Лена. – Защищаешь его так, что я бы могла подумать, что ты влюбилась в него. Но ты же у нас теперь ни в кого не влюбляешься, – состроила она мне лукавые глаза.

Не влюбляюсь, да. По крайней мере, когда-то дала себе такое слово. Но в том, что Никита меня сильно волновал, не могла не признаться себе же. И предстоящую встречу относила именно к свиданиям. А учитывая, что таковых у меня уже давно не было, волновалась нешуточно. Лена права – весь день у меня все валилось из рук, и внимание было рассеянное. Я ждала вечера. Желала его наступления и мысленно оттягивала момент нашей встречи. В ужасе замирала, представляя себе, что Никита не приедет, как обещал. Все время смотрела на часы, отсчитывая минуты. А когда подошло время идти домой, то волнение мое уже достигло пика. И конечно же, это не укрылось от Ольки.

– Ты куда-то собираешься сегодня? – поинтересовалась дочь, когда я вышла из ванной и опустилась перед туалетным столиком в спальне.

– Да, собираюсь, – только и ответила, не зная, как лучше обо всем рассказать дочери.

– У тебя появился хахаль? – прислонилась она к косяку.

– Мужчина, дочь, – с укоризной взглянула я на нее. Не нравились мне ни ее поза, ни тон, ни взгляд. И ссориться с ней не хотелось. Да и голова была занята другими мыслями. – Мне пока нечего тебе рассказать. Мы и познакомились не так давно…

– Это тот, с кем ты сосалась возле подъезда вчера? – перебила меня Оля.

– Тон смени, пожалуйста, – я все еще старалась говорить спокойно.

А еще я вдруг поняла, что дочь уже взрослая, словно посмотрела на нее чужими глазами. Только вот, вместе с врослением появилась и грубость, свойственная многим подросткам. И я никогда бы не подумала, что дочь меня будет в чем-то обвинять, причем, даже раньше, чем это что-то произошло.

– Домой ночевать хоть вернешься? – все тем же прокурорским тоном допытывалась Оля.

Я начинала закипать, аж руки мелко затряслись, но все еще сдерживалась.

– Когда я не возвращалась домой? Оль, что ты такое говоришь? – посмотрела на дочь.

– Откуда я знаю! – раздраженно дернула она плечами. – Если останешься у него на ночь, так и скажи.

– Ольга! – не выдержала и прикрикнула я. – Замолчи, пока не сказала чего-то лишнего! Иди к себе, дай мне одеться и накраситься.

– Да больно надо! – фыркнула она и скрылась за дверью.

Спасибо хоть и не шарахнула той!

Шарахнула Ольга другой дверью – входной, после того как крикнула из коридора: «Я к бабе с дедом». Я аж испугалась от неожиданности. Никогда раньше дочка так себя не вела, и я не очень понимала, что ее сейчас злит. Об отце мы с ней разговаривали много и честно. Я никогда не скрывала от нее причину нашего расставания, не запрещала им видеться и не пыталась опорочить отца в ее глазах. Так почему же сейчас она даже не пытается меня понять? Обидно стало до слез, но те я прогнала. Еще не хватало выйти к Никите заплаканной.

Что касается моих родителей, то тут я точно была виновата сама. В последние пять лет Олька больше проводила времени у них, чем дома, со мной. Сначала мама с папой так спасали меня от хандры. А потом это уже вошло у всех в привычку. Родители души не чаяли в единственной внучке, баловали ее по-всякому. Она тоже очень сильно их любила. И при каждом удобном случае сбегала к ним. Благо, жили те совсем рядом – через двор.

Вот и сейчас, выждав десять минут, я набрала мамин номер. Все-таки, зима, уже темно на улице, а дочь у меня еще не совсем взрослая, как бы ни вела себя.

– Привет, мам, Олька дошла?

– Да вот. Только дед впустил ее, – отозвалась мама. – Вы поссорились? – тихонько поинтересовалась.

– Не то чтобы… Повздорили немного. Я тебе потом все расскажу, хорошо? Пусть остается у вас на ночь. Только с утра погони ее домой, за сумкой…

А дальше мне предстояло как-то отвлечься от ссоры с дочерью и приготовиться к свиданию. Хотелось выглядеть не просто хорошо, а замечательно. И несмотря ни на что, встречи с Никитой я ждала с замиранием сердца. А еще мечтала, чтобы он сразу же поцеловал меня.

Я вышла из подъезда на мгновение раньше, чем он подъехал. Снова шел снег, и скоро его насыплет столько, что земля станет белой надолго. Кажется, ложится зима.

Я любила снег в конце ноября и в декабре, когда он все вокруг делал девственно чистым и белым, когда морозы становились мягкими и ласковыми… И наступал новый год, что приносил с собой самый радостный праздник.

Никита не стал выходить из машины, а просто распахнул для меня дверцу. И в следующую минуту я оказалась в тепле салона и горячих объятьях. А губы мои захватили в плен губы Никиты. И все было именно так, как в моих мечтах. Волшебно и чудесно, волнительно и возбуждающе.

– Я соскучился, – сказал Никита так, словно и самого его это немного удивляло.

Я тоже соскучилась, но не призналась в этом. Моим ответом ему послужила загадочная улыбка, под которую он медленно и покатился со двора.

– А куда мы едем? – поинтересовалась я.

– Пока секрет. Скоро узнаешь.

Выглядел он загадочно. А мне было все равно, куда мы едем. Даже если просто кататься по городу, то буду рада. Рядом с ним мне не было скучно, даже когда мы просто молчали, как вот сейчас.

Минут через десять я раскусила его хитрость, когда мы подъехали к спортивному комплексу.

– Только не говори, что мы идем кататься на коньках? – заранее испугалась я.

– Именно на каток и идем. А в чем проблема? Не умеешь? – лукаво посмотрел он на меня.

– Умела когда-то, но уже не помню, когда последний раз стояла на коньках.

Точно в школе. Где-то даже валялись коньки, кажется, у родителей в подвале. Старенькие, но любимые. Сколько я на них гоняла раньше – рассекала по льду. Правда, на крытые катки мы с подружками ходили редко, в основном на стадионе катались. А сейчас… Девчонки с работы иногда ходили на каток и меня с собой звали, но я всегда отказывалась, ссылалась на какие-то неотложные дела.

– Наверное, я разучилась, – проговорила с сомнением.

– Быстро вспомнишь, что к чему, а я тебе помогу, – улыбнулся Никита.

– А ты часто катаешься?

– Не очень. Тоже давно не был. Чаще играю в хоккей…

Коньки у Никиты были свои, а мне мы взяли на прокат. Вполне себе приличные. А я-то всегда думала, что на прокат выдают всякое старье.

Порадовалась, что оделась соответствующе – в джинсы и водолазку. Полушубок, конечно, пришлось снять, и сначала я слегка замерзла. Но быстро согрелась, когда Никита взял меня за руку и предложил для разогрева погонять по кругу.

Мы с ним развили такую скорость, неслись по кругу, сломя голову просто. В ушах свистел ветер, а сердце заходилось временами то ли в экстазе, то ли в ужасе. Но рядом со мной был умелый конькобежец. Он крепко держал меня за руку и лихо объезжал преграды в виде вырастающих на пути парочек или одиночных катальщиков. С ним я постепенно перестала бояться и отдалась во власть хорошо забытых, а потому почти новых сейчас для меня впечатлений.

Это было очень здорово! Я даже вспомнила некоторые движения на коньках. Показала Никите, как умею делать змейку и елочку, и даже выполнила небольшой подскок, когда осмелела окончательно. Всем этим он так открыто восхищался, что душа моя плавилась от удовольствия и гордости собой. Не такая уж я и неумеха, как выяснилось. Видно, нельзя разучиться кататься на коньках, научившись это делать когда-то.

Я и не заметила, как пролетели полтора часа. И мы не собирались уходить, но у Никиты зазвонил телефон. Он ответил, а я внимательно следила за его лицом. Кто-то что-то ему говорил, но эмоции на его лице не читались. А потом он отнял трубку от уха и повернулся ко мне:

– У нас проблемы.

О проблемах так не сообщают. Если у человека проблемы, то вряд ли он станет улыбаться. А Никита даже не улыбался, а лыбился во весь рот. И смотрел на меня так, будто проверял на вшивость.