– Я… я… – лепетала она не в силах даже обернуться. Кровь шумела в ушах, сердце отчаянно колотилось. Это, конечно, миссис Солтер, думала Айрис. Хозяйка застала ее на месте преступления, и теперь ее работе в магазине конец. Ее вышвырнут на улицу, и ей придется шить матросские подштанники, чтобы заработать на хлеб. А как объяснить родителям, почему миссис Солтер ее выгнала? Самое обидное, однако, заключалось в том, что в глубине души Айрис с самого начала знала: рано или поздно она попадется, и тогда о ее нескромном поведении станет известно всем…

– Что ты… что ты здесь делаешь? И почему ты голая?! – В голосе, раздавшемся позади нее, звучали возмущение и гнев, но Айрис хватило самообладания понять, что это – о, счастье! – вовсе не миссис Солтер. Это ее сестра.

Как только до нее дошло, что это не хозяйка, Айрис испытала громадное облегчение, которое сменилось какой-то необъяснимой досадой. Можно было подумать, ей хотелось, чтобы ее выгнали, и теперь она была разочарована тем, что этого не произошло.

Тем временем Роз обошла бюро и, взяв в руки рисунок, поднесла к свету и уставилась на него единственным здоровым глазом..

– Что ты здесь делаешь? И… и что это такое?! – Роз взмахнула рисунком, и на ее щеках проступили два красных пятна.

– Отдай! – выкрикнула Айрис. – Отдай! – Она выхватила портрет из рук сестры, чувствуя, что стыд и страх больше не имеют над ней власти. – Тебя это не касается!

– Это… это неприлично! Зачем ты разделась? Или ты сделала это специально, чтобы подразнить меня? Я конечно, знала, что ты – тщеславная маленькая дрянь, но это… А ты не подумала, что скажет миссис Солтер? И что будет с нами обеими? Да она просто вышвырнет нас на улицу без всяких рекомендаций! – визгливо выкрикнула Роз. – Что мы тогда будем делать? Кто наймет нас на работу? С моим-то лицом и с твоим уродством?

– Но я… я действительно не подумала, что миссис Солтер может уволить и тебя тоже.

– Послушай, сестренка! – Роз схватила Айрис за локоть – как раз за то место, где ее днем ущипнула хозяйка. – Ты должна поклясться, что больше никогда не будешь… не будешь рисовать эти свои картинки… – Она подавила рыдание. – Я знаю… и мама тоже всегда знала, что в тебе есть что-то порочное!

Роз говорила и говорила, но взгляд ее блуждал по обнаженному телу сестры, и Айрис крепче прижала к груди ткань ночной рубашки. Наконец Роз отвела глаза, но Айрис поняла, что значил этот взгляд, это выражение лица, которое было ей так хорошо известно. Горечь и зависть – вот что прочла она в глазах сестры.

– Обещай же, что больше не будешь рисовать! – настойчиво повторила Роз, но Айрис молчала. Продолжая прижимать к себе рубашку, она смотрела на свой портрет и думала о том, что ее сестра-близнец выглядела почти так же, пока болезнь не изуродовала ее тело и лицо. Ей было жаль Роз, но отказаться ради нее от рисования она не могла. Никогда, никогда она не даст такого обещания!

– Обещай!.. – снова повторила Роз настойчивей и громче. – Ты должна, иначе… Иначе я все расскажу маме!

Но Айрис по-прежнему не отвечала. Прислушиваясь к шуму крови в ушах, она слегка переступала с ноги на ногу на холодном полу и думала: как, когда они с Роз стали такими? Когда-то они были неразлучны и ходили повсюду, взявшись за руки. Когда-то, стоило их ладоням соприкоснуться, и они начинали ощущать живое тепло друг друга, а теперь… Теперь в присутствии сестры Айрис буквально задыхалась.

– Слышишь, что я говорю? Ты должна поклясться, что больше не будешь заниматься этими гадостями, иначе…

– Что – иначе?.. – требовательно перебила Айрис. Она наконец сбросила с себя оцепенение, и слова полились потоком, бессвязные, необдуманные, поспешные, напоминающие истерику капризного ребенка, но сдержать себя Айрис уже не могла. – Что – иначе? Ты нажалуешься миссис Солтер и маме?.. Да ради бога! Я их ненавижу, как ненавижу эту работу, на которой я впустую трачу свои силы и свою молодость! Ты, наверное, хочешь, чтобы я застряла здесь навсегда, чтобы я стала такой же несчастной, как ты?! Этого не будет! Вам наплевать, чего я хочу и о чем мечтаю. С тех пор, как ты заболела…

– С тех пор, как я заболела?! – Роз неожиданно всхлипнула. – Да как у тебя только язык поворачивается…

– При чем тут мой язык? Я ничего тебе не сделала, и я не виновата, что ты заболела, но ты и мама – вы обе наказываете меня за это. И не надо читать мне проповеди о морали и нравственности. Не тебе меня упрекать, Рози! Я-то отлично знаю, что… – Айрис ненадолго замолчала, подыскивая подходящее слово. Даже несмотря на владевший ею гнев, она понимала, что потом обязательно пожалеет о сказанном, но по-прежнему не могла остановиться. – Что ты тоже не святая. Ты, небось, думала, будто я ничего не знаю, но я своими глазами видела, как ты согрешила с Чарльзом!..

Звук пощечины Айрис услышала раньше, чем почувствовала боль. Щека ее мгновенно покраснела, из глаз посыпались искры.

– Да как ты смеешь! – завизжала она, больше не заботясь о том, что миссис Солтер может ее услышать. – Я тебя ненавижу! – В ярости Айрис швырнула ночную рубашку на пол и осталась голышом, не думая о том, что выглядит жалко и смешно.

Ее вспышка подействовала на Роз неожиданно сильно. Гнев ее утих, сменившись отчаянием, и она заплакала горько, как ребенок. Между ее открытыми губами заблестела тонкая пленка слюны, лицо жалобно сморщилось.

– Не… уходи… – попыталась сказать она, но Айрис только сердито отвернулась. Она не должна, не должна допустить, чтобы мольбы сестры уменьшили ее решимость. Вырвав у Роз портрет, она прижала его к груди и бросилась к лестнице из подвала. В один миг она взлетела по холодным ступеням наверх. Еще пролет – и Айрис оказалась в мансарде. Там она заперла входную дверь на замок и только потом сообразила, что ее ночная рубашка осталась внизу. Ну и пусть – спускаться за ней Айрис не собиралась. Снова увидеть сестру, почувствовать ее жгучую ревность или, еще хуже, ее фальшивую озабоченность правилами «морали» было выше ее сил.

И, продолжая кипеть праведным гневом, Айрис юркнула в постель.

***

Айрис разбудили колокола церкви Святого Георгия, пробившие пять. Поначалу пустующий тюфяк Роз ее озадачил, но потом подробности прошедшей ночи начали одна за другой всплывать в ее памяти. Айрис не знала куда деваться от невыносимого стыда и в конце концов с головой накрылась стеганым одеялом. Она не должна была так разговаривать с сестрой. Она не должна была терять самообладание. Нужно было как-то утешить Роз, но…

В дверь негромко постучали, и Айрис отперла замок. На пороге, опустив голову, стояла Роз. Судя по всему, ночь она провела в подвале – на полу или на мешках с волосами для кукол.

Айрис молча отступила в сторону, пропуская Роз внутрь. Нет, не будет она извиняться! Слова «В тебе есть что-то порочное» по-прежнему жгли ее словно огнем. Сестры оделись в полном молчании; ни та ни другая так и не сказали ни слова, и только когда они зашнуровывали друг другу корсеты, Роз прошептала чуть слышно:

– Пожалуйста, обещай, что больше не будешь!..

Но Айрис ничего не сказала. Она по-прежнему не хотела ни извиняться, ни давать каких-то обещаний, хотя и понимала, что ее рисованию пришел конец. Роз не оставит ее в покое, она будет угрожать, упрашивать, льстить, будет следить за ней внимательнее обычного и в конце концов все равно нажалуется матери или хозяйке. И тогда…

Айрис почувствовала, как по ее щеке сбегает горячая слезинка.

– Извини меня за то, что я тебе наговорила. Я… я вовсе не хотела сказать, что я тебя ненавижу, – проговорила она наконец.

Роз ответила не сразу. Когда же она наконец заговорила, ее голос был холоден, как талая вода.

– Ты должна извиняться не за это, а за свое рисование.

– Я сожалею, что мое желание рисовать так тебя огорчает, но…

– Это не то, о чем я просила, – сказала Роз, и Айрис не ответила. Когда Роз отошла, чтобы воспользоваться ночным горшком, Айрис потихоньку вытащила из-под матраса свой измятый потрет и, спрятав его на груди, поспешила в подвал, спеша прибраться там, пока миссис Солтер еще не встала.

Но на складе все было в идеальном порядке. Бюро было тщательно вытерто, корзины и мешки с фарфоровыми деталями расставлены вдоль стен, и Айрис вздохнула с облегчением, но уже в следующий миг страшная мысль поразила ее, и она сунула руку в корзинку с кукольными головами.

В дверях подвальной комнаты беззвучно возникла Роз – изрытое оспинами лицо, бельмастый глаз глядит в пустоту.

– Где они?! Где мои кисти? Где картины, которые я нарисовала? – крикнула Айрис. – Где они? Что ты с ними сделала?!

Роз молча накручивала на палец прядь волос.

– Я рисовала их несколько месяцев! Ты их выбросила? Сожгла? А мои краски? Куда ты их спрятала?!

– Какое это имеет значение? Ведь это просто вещи… – проговорила Роз, но голос ее дрогнул. – Пойми же наконец, я… я желаю тебе только добра. Если нас обеих вышвырнут, что мы будем делать? Куда нам…

– Врешь! Ты несчастна и хочешь, чтобы все вокруг тоже были несчастными! – перебила Айрис. – И это были мои краски, я купила их на собственные деньги. Я копила на них целый год, а ты..!

– Все деньги, которые я зарабатываю, я отдаю родителям, и ты должна была делать то же самое. Ты не имела права тратить их на свои нужды.

– Гадина! Какая же ты гадина!.. – пробормотала Айрис. Она еще никогда не называла так свою сестру, во всяком случае – не вслух. Но сейчас она сказала это – и ей неожиданно полегчало.

***

Остаток дня прошел в напряженном молчании. Айрис сидела на своем месте, отвернувшись от сестры, и пыталась работать, но получалось плохо: руки дрожали, и она никак не могла покрасить кукольные губы ровно. Раза два она перепутала синюю и зеленую краски, но успела вовремя остановиться.