Луиза Дегранж - Мать и дочь: синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов

Американские эроты явно проигрывают французским амурам.

В Париже – роскошные букеты, в Париже – занятные экскурсии, в Париже – танцы до упаду.

В Париже – Ботанический сад и Лувр.

А в Батон-Руже – пока лишь ожидание хоть какого-нибудь эффекта от грядущего посещения библиотеки.

Сподобится ли на какое-то реальное действие кареглазый и русоволосый незнакомец – мужчина, достойный женщины из рода Дюбуа?..

Но минувшее, воспроизведенное в замедленном ритме глубокого дыхания, не сняло напряжение, а, наоборот, разбередило тревоги.

А если розы через пару часов дадут отрицательный результат?

А если гадание покажет, что взаимность этой библиотечной любви невозможна?

Глория попробовала снова порелаксировать.

Впрочем, наверное, глупо полностью доверять розам.

Людям свойственно ошибаться, ну, а цветам и подавно.

Глория постаралась найти подсказку в своем научном опыте.

Да и методически неправильно делать выводы из еще не состоявшегося эксперимента.

Чтобы больше не зацикливаться на энергичном прошедшем и смутном будущем, аспирантка включила телевизор.

На экране, словно в насмешку, возникли розы: какой-то бойкий малый, стоя на одном колене, подносил замлевшей диве роскошный букет.

Но Глория больше не хотела видеть ни одной чужой розы – ни на клумбе, ни в букете, а тем более по кабельному каналу.

Смазливый хлыщ, покоряющий сердце глупой дамы подношением цветов, смотрелся хуже самого отвратного монстра.

И розы в сериальном букете явно были некондиционные, с подвядающими лепестками да обмякшими листьями.

Глория Дюбуа, слишком уважающая тонкую эстетику профессиональной флористики, переключилась на другой канал.

Гроб высшей категории стоял на церковном постаменте, окруженный печальными родственниками в черном.

Аспирантка, жаждущая всего лишь эфирной нирваны хотя бы на полчаса, без малейшего сожаления рассталась с мафиозным покойником.

Но тут же на экране образовался оживший и бодренький мертвец.

Аспирантка уничтожила гада-зомби нажатием упругой кнопки.

Потом дистанционный пульт впал в длительный зеппинг.

Вампир с клыками, нацеленными на чужую аорту, тоже не подходил в качестве релаксационного средства.

Как и бравый шериф, стреляющий с обеих рук из короткоствольных револьверов.

Крутая эротика в исполнении пары дебелых лесбиянок не вдохновила.

А политическое ток-шоу с постными физиономиями престарелых сенаторов и вальяжной агрессивностью ведущего – тем более.

Были изгнаны с экрана пара мыльных комедий, сопровождаемых закулисным, всегда одинаковым хохотом, похожим на ржание табуна лошадей.

И снова мордобой, пальба и погони…

Но все же Глория Дюбуа, вдоволь позеппинговав, добилась релаксации.

До открытия университетской библиотеки еще уйма времени.

Осталось побыстрей уснуть, чтобы убедиться в том, что свидание с призраками в склепе было не зря.

Глория Дюбуа вместо сна вдруг получила тугой узел проблем, в котором переплелась ее судьба и судьба розы, которая все никак не могла обрести достойное имя.

Нет, Безымянная Красавица должна достойно выдержать испытания «Черной росой», если устояла против ложной мучнистости, ржавчины и септориоза.

Да и аспирантка должна быть не менее стойкой к возможному провалу всех амурных планов.

А вдруг кареглазый не придет в библиотеку – ни сегодня, ни завтра, ни когда?

А вдруг сегодня волшебная сказка кончится?

А вдруг опять наступят трудовые будни?

А вдруг опять вернется пустота в области сердца, любовный вакуум и нулевой градус чувств?

Опасные вопросы снова и снова возникали в утомленном сознании.

Может, незнакомец из библиотеки обручен?

Глория силилась вспомнить, было ли у него кольцо на безымянном пальце.

Но память выдавала только страницы «Ботанического вестника».

И коварные вопросы, которые тревожили еще вчера, снова множились, как паразиты.

Может, кареглазый давно женат?

Может, у русоволосого куча детей?

А может, мужчина, достойный женщины из рода Дюбуа, – элементарный гей?

Глория закуталась в махровый халат.

Пусть будет то, что будет.

Еще пара таких горячих деньков – и можно сказать, что жизнь прожита не зря.

Аспирантка расстелила постель.

Надо всего-навсего толком отдохнуть и набраться сил.

Глория, даже не намазавшись, как обычно, кремами растительного происхождения, самолично изготовленными по старинным рецептам любимой бабушки, торопливо скинула халат и голышом залезла под еще холодное одеяло.

Все равно завтра левая роза выдаст неутешительный прогноз.

Глория, дотянувшись до трельяжа, поправила обе вазы.

Набухшие от внутреннего напряжения бутоны готовились к утреннему оглашению приговора.

Для полной гарантии аспирантка осторожно и нежно поцеловала правый бутон.

Может, наконец рок смилостивится?

Но будучи истинным экспериментатором, аспирантка, чтобы не испортить чистоту гадания, чмокнула и левый бутон.

Глория Дюбуа, крепко подсевшая на гадание по розам, добросовестно постаралась уснуть.

На удивление, это получилось довольно скоро.

И вместо подробностей кровавой Варфоломеевской ночи аспирантка узрела, как наяву, чудесную историю спасения первой Глории Дюбуа, прародительницы, умудрившейся уцелеть в парижской бойне.

Юную гугенотку от верной смерти спас католик.

Усатый вояка с первого взгляда влюбился в ту, которая должна была неминуемо стать его очередной жертвой.

Парижские амуры отличились, соединив фанатичного католика и прекрасную гугенотку.

Неразлучная пара долго, со всеми предосторожностями, добиралась до тайника.

Наконец слившись в долгом и страстном поцелуе, странная пара вынуждена была расстаться.

Вояка отправился к исполнению прямых служебных обязанностей.

А Глория Дюбуа спряталась в самом надежном из мест: в королевском розарии, там, где, завернутые в увлажненную дерюгу, тихо и покойно дожидались своего часа отборные черенки.

Прежде чем проснуться, дотошная аспирантка успела разглядеть на шее прародительницы знакомый фамильный оберег.

Мать из Парижа ненароком вовремя разбудила разоспавшуюся дочь очередным звонком.

Глории Дюбуа надо было успеть привести себя в порядок и отправиться в библиотеку.

И у них еще осталось время для торопливого и суматошного диалога.

– Бэби, как прошла ночь в склепе?

– Терпимо.

– Помню, как меня после контакта с призраком три дня отпаивали.

– Ма, не знаю… Я даже не испугалась, ничуточки.

– Гло, судя по моему долгому ожиданию реакции на звонок, ты успела поспать.

– И правильно сделала – эффект положительный. Вместо ужаса – свидание с прародительницей.

– Она мне тоже часто является во снах, особенно под утро.

– В общем, Ма, я поверила, что моя любовь – настоящая.

– Ох, и тянет тебя, бэби, все время рефлексировать и сомневаться.

– Как любого ученого, претендующего на что-то.

– Как я догадываюсь, тебя смущает гадание на розах?

– Да, Ма, смущает. Любая неопределенность гораздо хуже зафиксированного факта.

– Намекаешь, что результат гадания опять повторился?

– Ты будешь смеяться, но вышло чистое дежа-вю. Снова одновременно расцвели обе.

– Бэби, ты консультировалась у Гранд Маман насчет возможного объяснения поведения роз?

– Да. Но вразумительного ответа не получила.

– Странно.

– Зато Гранд Маман презентовала мне фамильный оберег.

– Вот это правильно.

– Ма, а что, он как-то поможет мне в любви?

– Не знаю, бэби, не знаю. Только не вздумай его снимать даже на секунду.

– Хорошо.

– Ни на секунду, поняла?

– Гранд Маман сказала мне то же самое.

– Ну, тогда я уверена, что ты не ослушаешься.

– Может, хватит обо мне? Расскажи-ка лучше, куда ты сегодня получила от председателя приглашение.

– На сегодня у меня намечен выход в Гранд-опера!

– Я предпочитаю слушать птиц на рассвете.

– Я тоже. Но председатель был неумолим.

– И что выбрал наш Тюльпанчик – балет или оперу?

– Не интересовалась.

– Это почему?

– Потому что и опера, и балет, во-первых, всегда на одну и ту же банальную тему – любовь, а во-вторых, мне то и другое одинаково до лампочки.

– Только не скажи об этом голландцу.

– Я похожа на дуру?

– Нисколько. Но я сомневаюсь, что посещение Гранд-опера как-то поможет дальнейшему продвижению моей Безымянной Красавицы на Всемирную выставку цветов.

– Бэби, наберись терпения. Председатель сказал, что начал обработку членов отборочной комиссии. Но ты же знаешь, какие они упрямые, эти французишки! Так что потребуется время и новые весомые аргументы.

– Будем надеяться.

– Но, Гло, я все-таки на твоем месте не затягивала бы с поиском имени. Роза, имеющая только номер, похожа на заключенного в фашистском концлагере.

– Сильно сказано.

– И это наверняка тоже раздражает отборочную комиссию.

– Ма, ты, как всегда, права. Срочно нужно имя, и такое, чтобы очаровать не только всю комиссию, но и потенциальных потребителей! Я хочу, чтобы мой цветок заполонил весь мир, чтобы в каждом саду красовался мой шедевр!

– Эх, Гло, я в молодости тоже была максималисткой. А в итоге… Наверное, «Анфан Террибль» – самый невостребованный сорт…

– Думаю, его время еще придет.

– Нет, бэби, – пусть лучше успех будет у твоей Безымянной Красавицы. Я не заслужила ни славы, ни почестей.

– Ма, я тебя обожаю.

– Взаимно, бэби.

Дальнейшие утренние часы прошли для Глории Дюбуа в привычном графике.

Аспирантка перестала терзаться ненужными гипотезами о своей любовной перспективе.