– И?

– Я сделал то, что он мне сказал.

– И что, ты смог рассортировать заготовки?

– Да, я все сделал правильно. Он осмотрел каждую заготовку и положил ее туда же, куда и я.

– Ну что ж, тогда тебя можно поздравить. Но почему же ты такой грустный?

Гленна взяла большую льняную простыню и повесила ее на веревку.

– Мастер еще не принял решение. Он велел мне зайти позже. По-моему, он меня терпеть не может.

– Он ожесточившийся старый дурак, дай ему немного времени. Это не тебя он терпеть не может, а себя самого. К тому же он все еще сердится на Ллевина, но все устроится, поверь мне! – Она ободряюще улыбнулась Эллен.

Если Донован вызывал у Эллен неприязнь, то Гленна была окружена аурой уюта и материнской заботы.

– Ну так я зайду позже, – грустно сказала Эллен и решила еще раз сходить на рынок.


Когда Эллен дошла до того места, где ей вчера повстречалась продавщица паштетов, той там не оказалось. Был уже полдень, и у Эллен урчало в животе. Она внимательно осмотрела толпу – в конце концов, ей ведь обещали бесплатный паштет! Она, расстроившись, уже собиралась уйти, когда увидела торговку. Та радостно помахала Эллен рукой.

– Серебряная монета, которую мне дали вчера, стоила намного больше, чем мои паштеты и корзина. Рыцарь мог бы купить за нее три полных корзины, да еще и сдача бы осталась. А ведь моя корзина была не совсем полной! – Она вытащила две порции аппетитного паштета и протянула их Эллен. – Вот, это тебе!

– Целых две порции!

– Ой, ну ладно! – Покраснев до корней волос, девушка отмахнулась.

– Спасибо, это самые лучшие паштеты, какие мне когда-либо доводилось есть! – Эллен принялась жадно поглощать паштет. – Кстати, я нашел кузнеца, о котором тебе вчера говорил. Но я только вечером узнаю, возьмет ли он меня к себе.

– Ах, надеюсь, тебе повезет, тогда ты мог бы приходить ко мне почаще! – Продавщица паштетов игриво подмигнула Эллен.

«Она действительно считает меня кандидатом в мужья», – с ужасом подумала Эллен, еще раз кивнула девушке и пошла дальше, решив немного прогуляться по рынку. В толпе, далеко впереди, Эллен заметила богато одетого мужчину, и у нее сжалось сердце. Сэр Майлз! От ужаса Эллен замерла на месте, но когда мужчина повернул голову, девочка поняла, что обозналась. Она облегченно вздохнула и пошла дальше. Вскоре она услышала ругань двух женщин.

Вокруг них уже собралось много любопытных, и Эллен присоединилась к зрителям. На том месте одна коренастая торговка с грязными каштановыми волосами продавала разнообразнейшие ленты – простые льняные, а также благородные ленты из блестящего шелка и бархата, одноцветные и вышитые цветами, богато разукрашенные, длинные и короткие, тонкие и широкие.

Резкий голос возмущенной покупательницы срывался на крик.

– Я заплатила вам за тринадцать лент, каждая в локоть длиной, а теперь вы требуете у меня еще денег, бесстыдная мошенница!

– Вы дали мне денег за тринадцать простых лент, но пять выбранных вами лент – шелковые и украшены вышивкой. Они стоят дороже, как и четыре плетеные ленты из тех, что вы взяли. Так что вы должны мне еще полшиллинга.

– Позовите хозяина рынка! – крикнула торговка из-за соседнего лотка. – Эти богатые соплячки либо тупые, либо пытаются обмануть честных людей. Им нельзя такое спускать с рук.

Должно быть, покупательница поняла, что она не права. При мысли о том, что ей придется отстаивать свое мнение перед хозяином рынка, она испугалась, шепотом выругалась и заплатила необходимую сумму. Только когда она обернулась, Эллен поняла, кто эта покупательница. Она не узнала Эдит даже по голосу.

– А ну, пропустите меня! – раздраженно крикнула та, пытаясь пройти сквозь толпу, окружавшую лоток.

Эллен знала, что больше всего на свете Эдит ненавидит, когда над ней смеются. Она, конечно же, сможет заставить торговок уважать себя.

Когда Эдит с высоко поднятой головой прошла мимо Эллен, толкнув ее локтем под бок и сказав при этом: «Чего уставился, придурок?», Эллен почувствовала, как в ней закипает ярость. Не подумав о последствиях, она подставила сестре подножку – точно также, как делала это раньше. Эдит споткнулась, и люди, стоявшие вокруг, расхохотались еще громче. Эдит раздраженно оглянулась, и на мгновение Эллен заглянула ей в глаза. Она увидела в них слезы, и ей стало жаль сестру.

– Элленвеора? – воскликнула Эдит.

Эллен испугалась. Эдит протянула руку, но прежде чем она успела схватить сестру, Эллен поспешно увернулась и скрылась в толпе так быстро, словно за ней гнался сам дьявол. Сердце выскакивало у нее из груди. Запыхавшись, Эллен спряталась за углом и увидела, что Эдит пробиралась сквозь толпу, двигаясь не к ней. На лице у нее читалось упрямство, как всегда, но она уже не казалась такой заносчивой, как пару минут назад. Вскоре она скрылась в переулке, где торговали тканями. Несколько раз она оглянулась, но так и не увидела Эллен.

От злости девочка хлопнула себя ладонью по лбу. И почему нельзя было сдержаться? Почему нужно было подставить ей подножку? Неужели так трудно было просто пройти мимо? Даже если Донован примет ее в ученики, все равно был велик риск снова встретиться с Эдит, которая могла ее выдать. Эллен огорченно опустила плечи. Неужели ей всегда придется убегать? И куда же ей бежать без денег? Эллен села на придорожный камень и просидела там, казалось, целую вечность. «Эдит моя сестра, я не должна ее бояться», – попыталась успокоить себя девочка, не веря себе при этом.

После того как Эллен довольно долго просидела там, жалея себя, она встала, расправила плечи и упрямо выпятила подбородок. Для начала нужно было пойти к Доновану, чтобы узнать его решение. Перед кузней Донована стояло с полдюжины лошадей, и лишь на одной лошади не было всадника. Казалось, все его ждали. Эллен не пошла к кузнецу и задумалась над тем, куда же ей идти. «Возможно, это даже хорошо, что Донован занят, – решила она. – Можно пойти в дом, к Гленне, и рассказать ей, что я обидела дочь богатого торговца, и поэтому мне лучше уехать из Ипсвича». Гленна наверняка ее поймет, а Донован будет доволен тем, что она не станет путаться у него под ногами.

Как раз в тот момент, когда она хотела постучать, дверь распахнулась, и из дома вышел норманнский любитель рыбных паштетов. Он схватил Эллен за плечи, так как чуть не сбил ее с ног, и расхохотался.

– Ух ты, да это же наш юный дегустатор!

– Мое почтение, милорд. – Эллен предпочла опустить глаза.

– Вы мне не говорили, что у вас есть подмастерье, мастер Донован! – крикнул рыцарь в дом, и в дверном проеме показался кузнец. – Это, как мне кажется, храбрый мальчонка, так что нам повезло! В таком путешествии трусишка не помощник.

– Да, но я… – Эллен хотела объяснить, что она вовсе не подмастерье.

Однако норманн ее не слушал, а уже подшучивал над Донованом.

– Мы отплываем на следующий день после Троицы. Никаких животных. Возьмите с собой инструменты, какие-то пожитки. Все, что вам может понадобиться, вы получите в Танкарвилле. Приходите с утра в порт, и лучше, чтобы мы вас не ждали. Начальник порта знает, где стоят наши корабли, и укажет вам путь. А пока вам неплохо было бы подучить французский, – сказал он и оглушительно расхохотался.

В ответ Донован пробормотал что-то невнятное.

Возможно, Эллен должна была прояснить ситуацию, но она промолчала. Да и стоило ли? Норманн принял ее за того, кем она непременно хотела стать. Она только сейчас поняла, насколько хочет быть подмастерьем Донована, сейчас, когда ей уже казалось, что все пропало. Что же это за поездка, о которой говорил рыцарь?

Когда мужчины уехали, Донован не удостоил ее даже взглядом. Эллен стояла на месте как вкопанная, и не знала, что же ей делать. Тут из дома выбежала совершенно сбитая с толку Гленна.

– Объясни мне, Дон, я не понимаю! Почему король отправляет тебя в ссылку?

Донован ласково погладил жену по щеке.

– Король меня вовсе не отправляет в ссылку, любимая, это совсем не так. Уильям Танкарвилльский – близкий друг короля. Он прислал за мной Фицгамлина, так как хочет, чтобы я поехал в Нормандию ковать Уильяму мечи. Это большая честь, которой может быть удостоен только выдающийся кузнец!

– Так ты что, действительно хочешь ехать? – осведомилась Гленна.

– Нам придется поехать. Если я откажусь от этого приглашения, это будет для короля оскорблением. Я смог только поставить пару условий, не более того. – Донован, очевидно, сам разговаривал с Фицгамлином, а Гленна присоединилась к их разговору позже.

– И что же это за условия? – раздраженно спросила она.

– Я сказал, что нам потребуется пристойный дом и что кто-нибудь должен следить за нашим домом здесь, пока мы не вернемся. И я оговорил свое право оставаться там не более десяти лет.

– Десять лет? – Лицо Гленны сделалось пепельно-серым. – Кто знает, будем ли мы тогда вообще живы! – воскликнула она.

– Возможно, нам придется там прожить не более трех-четырех лет, – попытался успокоить ее Донован, но его голос звучал неуверенно.

– А мы можем хотя бы взять с собой Арта и мальчика? – сдавленно спросила Гленна.

Донован сразу же кивнул.

Эллен не знала, что и думать. Но ей все равно пришлось бы уехать из Ипсвича, так почему бы не податься в Нормандию? Ее сердце забилось чаще при мысли о том, каким приключением может оказаться такая поездка. С другой стороны, ее снова лишили выбора – ее мнением никто не поинтересовался.

Эллен увидела, что Донован направился в кузницу, и собралась было пойти за ним, но Гленна мягко остановила ее, положив руку ей на плечо.

– Дай ему немного времени. Ты сможешь поговорить с ним завтра! – Она потянула Эллен в дом. – Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. – Гленна тихо вздохнула. – Нам придется нелегко, но мы справимся!

Эллен показалось, что Гленна успокаивала скорее саму себя. Девочка кивнула.


Эллен боялась снова повстречать Эдит, поэтому она не решилась пойти на рынок, хотя ей очень хотелось рассказать продавщице паштетов о том, какое приключение ее ждет. Несмотря на это, дни перед отъездом были самыми захватывающими в ее жизни. В первый день она встала на восходе солнца, быстро оделась и отказалась от завтрака, чтобы не опоздать в мастерскую к Доновану. Она запомнила, где лежит каждый из его инструментов, так что могла сразу же подавать ему то, что было нужно, и после выполнения работы убирать каждый инструмент на место. Она наполнила ведро водой и почистила горн – это ей придется делать теперь каждое утро. Теперь она была готова работать с мастером.