— А я никуда не спешу. Ты лицо-то умой, а я тебе потом косметику дам.

Дежа вю, подумала Ольга. Несколько дней назад Влада точно так же утешала ее в туалете телецентра Останкино.

— Ничего особенного, — Оля шумно высморкалась, — вы скажете, что ерунда. В этом конкурсе красоты участвует моя сестра. Я пригласила сюда мужчину, который мне нравится, чтобы вместе поболеть за нее. Я была уверена, что тоже нравлюсь ему, — Оля нервно терла щеки мыльными руками.

— И что? Он не пришел?

— Если бы. Явился. Но не один. С ним была девушка. Он сказал, что это его невеста.

— О-па! Вот козел.

— В том-то и дело, что нет, — усмехнулась Оля. — Это я себе невесть что напридумывала. Понимаете, я его видела всего два раза в жизни. Зато мы каждый день разговаривали по телефону. Он мне делал столько комплиментов… И вдруг выясняется, что ничего такого он даже не имел в виду. Когда он понял, что я обиделась, он… смутился даже.

— Смешно, — неуверенно улыбнулась Эльвира. — А из-за чего плачешь-то? Подумаешь, недопоняли друг друга, всего и делов.

— Мои родственники тоже так говорят… Ты обещала косметику.

Эля порылась в сумке и протянула ей объемистую косметичку. Ольга отметила, что вся ее косметика была дорогой и что Эльвира предпочитала марку «Ланком».

— Одна моя подруга говорит: «Мужчина — как трамвай. Не стоит бежать за ним, потому что через десять минут подойдет следующий».

— Может быть, к твоей подруге и подойдет, — Оля попробовала на ладошке тональный крем, который показался ей чересчур темным. Но она все равно решила рискнуть — вот будет забавно, если из туалета она появится загорелой. — Только вот ко мне что-то не спешат трамваи… Да ладно, что я тебя своими проблемами гружу.

Эля внимательно смотрела на ее зеркальное отражение.

— Ты неправильно красишься, — помолчав, улыбнулась она. — Нельзя таким темным тоном сразу всю физиономию мазать. Только по краям, чтобы лицо казалось более… худым. Так я не поняла, что там у тебя с мужчинами? Почему они к тебе не спешат? С внешностью у тебя вроде бы все в порядке, человек ты, сразу видно, легкий… Или в тебе есть какой-то тайный изъян?

— Только явный, — Оля ущипнула себя за складку жира на талии. — Еще один мужчина, который мне нравится, называет меня Борцом Сумо. Потому что мужчинам нравятся манекенщицы, такие, как моя сестра. А слонопотамы… — Оля вдруг осеклась на полуслове. Что она говорит, ведь Эльвира, пожалуй, еще толще ее! Как она может быть такой бестактной, ведь знает же, как больно ранит иногда случайно оброненное слово.

— Продолжай уж, — расхохоталась Эля. — Что там про слонопотамов?

— Слонопотамы, такие как я, никому не нужны, — почти прошептала Ольга.

Эльвира помолчала.

— А я?

— Что ты?

— Я тоже слонопотам?

— Нет! — быстро сказала Оля. — Ты красивая.

— Знаешь, я вешу сто сорок восемь килограммов. Мне всего двадцать семь. Ничего не могу с этим поделать, такая комплекция. На диете сидеть у меня не получается, от этого портится характер.

— Мне двадцать пять… Похожая история. Люблю «сникерсы» и жареную картошечку. Время от времени голодаю, но потом срываюсь.

— Если бы я точно знала, что счастье зависит от веса, я бы вытерпела, — серьезно сказала Эльвира. — Но если и так все в порядке, то зачем стараться? В первый раз я вышла замуж в восемнадцать лет. Я уже тогда была… не худышкой. Под сотню весила… Это был детский брак, необдуманный. Неудивительно, что скоро я влюбилась в другого мужчину и развелась. Но он меня обманул, и ничего у нас не вышло. Второй раз я вышла замуж только через три года. Но опять все не сложилось. И тогда я подумала — к черту семейную жизнь. Буду жить как хочу. Развлекаться, встречаться с разными мужчинами, — Эля развела руками, — так и получилось. А уже потом я поступила в балет, начались концерты, поклонники. Сейчас у меня мужиков — хоть отбавляй, — приосанилась она.

«Уж не ослышалась ли я? — подумала Оля. — Какой еще балет? Она, верно, шутит… Или ненормальная. Глаза что-то слишком блестят».

— Ладно, спасибо за косметику. Мне пора.

— Постой, а как же губы? Давай помогу… Слушай, Оль, а ты танцами никогда не занималась?

Оля взглянула на нее укоризненно.

— Шутишь? С моим-то весом! — развеселилась она.

— Да что ты так зациклилась на своем весе! — повысила голос Эльвира. — Знаешь, моя жизнь изменилась, когда я пришла в балет. Может быть, и тебе…

— Послушай, извини, но я больше не желаю слушать эту чепуху. Спасибо за косметику, было приятно познакомиться и все такое, но мне и правда пора. Мои уже волнуются.

Эля молниеносно переместилась к двери, загородив своим мощным телом выход. Вот тут-то Оле и стало по-настоящему страшно. И почему с ней постоянно такое случается? Почему Влада живет себе и живет, а Ольга вечно попадает в нелепые ситуации? Сейчас вот оказалась запертой в тесной туалетной кабинке на пару с разгоряченной толстенной теткой. Разноцветные глаза придавали Эльвире безумный вид.

— Это не чепуха. Балет толстушек «Вива, Рубенс!». Не слышала про такой? Мы собираем тысячи зрителей.

Название показалось Оле знакомым. Кажется, не так давно в «Культурной контрреволюции» был сюжет об этой шоу-группе. Танцующие толстушки, балерины весом в центнер.

— Как только я тебя увидела, сразу поняла, что ты нам подходишь. У тебя лицо хорошее, и твоя полнота не бесформенная. В смысле, талия у тебя есть.

— Ага, сто двадцать сантиметров, — улыбнулась Оля. — Эля, я знаю ваш балет. Ты меня извини, но это клоунада. Люди приходят посмотреть на то, как толстые тетки трясут жирами. Они не восхищаются вами, они над вами смеются. Это не искусство.

Эля сдвинула красивые темные брови к переносице:

— Это ты так думаешь. А посмотри на это! — Она вытянула вперед холеную загорелую руку. На указательном пальце поблескивало кольцо с крупным камнем неправильной формы. — Как по-твоему, это искусство? Между прочим, это алмаз в платине. Поклонник подарил. Поклонник, а не любовник, заметь. И таких поклонников у меня, да и у любой девушки из нашего балета, десятки. У нас нет ни одной неустроенной бабы. Все вертят мужиками, как только хотят.

— Эля, мне кажется, я не подхожу… и вообще, ты перегибаешь палку. Мы только познакомились, и…

— И слушать ничего не желаю. Как ты можешь говорить «нет», если даже ни разу не была на нашей репетиции? — энергично возразила Эльвира. — Вот что. Разве тебе никогда не хотелось утереть им всем нос?

— Им — это кому? — усмехнулась Оля. Ненормальная Эля больше ее не пугала. Наоборот — Ольга симпатизировала ее энергии, оптимизму и умению перетянуть оппонента на свою сторону.

— Худым! Твоей сестре, например. Ты говоришь, она участвует в этом конкурсе красоты. Наверное, мнит о себе бог знает что. И мужчинам, которые не обращают на тебя внимания. Только потому, что им были искусственно навязаны неправильные представления о красоте.

— Ну… Это, конечно, было бы здорово… — у Оли вдруг сильнее забилось сердце. — Только у меня не получится. Я совсем не такая, как ты.

— Не получится, но ты хотела бы? Хотела? — Разноцветные Элины глаза сияли, как будто бы она выпила огромную кружку крепчайшего кофе. — Можешь не отвечать, я и так знаю, что да. Поэтому будем считать, что мы договорились. Одна репетиция, в понедельник вечером. Идет?

Оля мельком посмотрела на себя в зеркало. Красная физиономия, слезы еще стоят в глазах, нос распух… приятно, конечно, что эта ненормальная Эльвира с горящими глазами обратилась именно к ней. И вот бы было здорово, если бы все, о чем она так уверенно говорит, сбылось. Тогда бы, возможно, у Ольги появилось то, о чем она побаивалась мечтать, — череда влюбленных в нее мужчин, успех, возможность рвать в клочья чужие сердца и смеяться над чужими чувствами так же легкомысленно, как Гоша Кудрин посмеивался над ее убогой привязанностью. Но это невозможно… Оле отчаянно хотелось поверить в то, что она и правда может стать звездой эстрады, и все-таки…

— Я… Я в понедельник занята, у меня работа… Очень жаль, — она заставила себя сказать эти слова.

— Слова «жаль» я не знаю. Работа не волк, в лес не убежит. Слушать ничего не желаю. Ты нам нужна. У нас как раз не хватает танцовщиц, а ты подходишь по всем параметрам. И ты мне нравишься… Так что вечером в понедельник жду, записывай адрес… Не дрейфь, мы с тобой им всем еще покажем!

Глава 8

Моя жизнь неслась по накатанной колее. Хотя в данном случае более уместен глагол «плелась», уж больно вялой и лишенной событий она казалась. Была она, как мексиканский сериал, до оскомины предсказуемой. С одной стороны, эта предопределенность успокаивала, с другой — от нее выть хотелось.

Два раза в неделю у меня были занятия в школе. По понедельникам я рассказывала о пестиках и тычинках одиннадцатому «А», по вторникам — одиннадцатому «Б». О взаимопонимании с ученицами можно было только мечтать. Они меня в грош не ставили, но угрюмо терпели.

Особенно невыносимой была та самая Людмила Синицына, девушка с ногами, похожими на немецкие колбаски. За что она так меня невзлюбила, ума не приложу. Но я ее побаивалась. Взгляд у этой, с позволения сказать, девушки был совершенно не детский — тяжелый, нехороший взгляд. Я всегда отводила глаза первой, как слабый хищник, случайно встретивший тигра.

В перерывах я сидела в учительской, в самом углу, и слушала, как мои коллеги перемывают косточки единственному школьному мужчине — физкультурнику. Вот не повезло мужику — стать объектом любви сразу трех баб с серьезными намерениями! Если верить народным приметам, бедолага давно должен был скончаться от затяжных приступов икоты — так часто разговаривали о нем за глаза.

Меня так и не приняли в коллектив по-настоящему. Мне позволялось прислушиваться к их разговорам, но не позволялось в них участвовать. Поначалу я еще пробовала образумить их, заявляя что-нибудь вроде: