— Да что вы, бабы, совсем ополоумели? Вы бы посмотрели повнимательнее, за кем ухлестываете? Вы интересные женщины, а он плешивый кандидат в алкоголики. Зачем вам все это нужно? Он уже и так чувствует себя подарком жизни.

Но меня одарили такими красноречивыми взглядами, что я сразу поняла — надо заткнуться. И больше реплик сомнительного содержания не подавала. Я знала — меня здесь недолюбливают. Ненавидящие друг друга учительницы иногда нехотя объединялись — против меня. Их раздражала моя новая одежда, и моя прическа, и моя косметика.

Женя мне однажды сказала:

— Да плюнь ты на них. Их ведь только пожалеть можно. Неустроенные бабы. Сколько нас таких! — она вздохнула.

За последний месяц Женя моя поправилась на пять килограммов. Ее лицо округлилось, про прочие части тела и говорить нечего — брюки трещали на ней по швам.

— Может, не будем больше печь блинчики? — как-то интеллигентно предложила я. — Обойдемся салатиком или вареной картошкой?

— А смысл? Для кого мне стараться, я женщина одинокая. Одна радость и осталась — пожрать.

…У Жени началась предновогодняя депрессия. Она часто вспоминала мужа, от которого ушла, — только теперь она почему-то запамятовала о том, что он ее унижал и поколачивал. Теперь в ее воспоминаниях он выглядел страдальцем, а она — вероломной и ветреной особой, испортившей бедному мужику жизнь. Я ушам своим поверить не могла. Почему нам, женщинам, так легко начать новую жизнь, но так сложно удержаться на пике самостоятельности?

Я пыталась хоть как-то ее развлечь.


Крошили в огромную миску салат. Картошка, оранжевые морковные кубики, соленые огурчики, которые Женя ловко извлекала из тесной банки. Кухня, безусловно, была ее, Жениной, территорией. Она — шеф-повар, а я — так, убогий подмастерье. Ее руки порхали над разделочной доской, она умудрялась одновременно кромсать капусту и обжаривать на сковороде лучок…

— Слушай, Женя, а давай заведем себе любовников! — предложила я, мелко нарезая петрушку. От напряжения я высунула кончик языка.

— С ума сошла? — не отрываясь от работы, усмехнулась она.

— А что? Не понимаю, как ты обходишься без секса.

— А кому он нужен? — угрюмо пожала плечами моя единственная подруга. — Всегда обходилась, обойдусь и сейчас.

— Что значит «всегда обходилась»? — удивилась я. — Ты же замужем была!

— А толку? Ну набрасывался он иногда на меня, пьяный. Я только о том и думала, чтобы все поскорее закончилось. А он, к счастью, долго и не мог.

— Но так же не всегда было. Ты ведь согласилась выйти замуж-то. Значит, он тебе нравился в постели.

— Слушай, Ань, ты и правда такая наивная или притворяешься? — подбоченилась Женя.

— Хочешь сказать, что вышла замуж по расчету? — недоумевала я.

— Не по расчету, а по залету! — выкрикнула Женя.

В тот же момент чистая тарелка выскользнула из ее рук и разлетелась на мелкие кусочки. Некоторое время она, раскрыв рот, изучала осколки, а потом опустилась на неказистый, заляпанный побелкой табурет и расплакалась.

— Женя! Ты что? — перепугалась я. — Из-за тарелки? Прекрати сейчас же. А ну подними голову, сейчас твои волосы в петрушку попадут!

— Ну откуда я могла знать, что так получится, откуда? — всхлипнула она. — Он же красивый был, светленький! Пригласил к себе домой Новый год встречать. Там все и произошло. Мне не понравилось. Я не сразу сообразила, что ребенок будет, а потом поздно было. Да и возраст, мне тогда уж двадцать шесть исполнилось. Старая дева!

— Женечка! — я погладила ее по свалявшимся волосам. — Получается, что он у тебя один был? Так, что ли?

— Нет, а ты как думала? Что я с ротой солдат жила?.. Нет, что ни говори, Анька, а лучше хоть какой-нибудь мужик, чем никакого… Ладно, я пойду умоюсь…

— Вот и мама моя так говорит, — вырвалось у меня, — лучше какой-нибудь мужик, чем никакого.

Я тут же прикусила язык. Да что же это такое, опять я едва не проговорилась! Сто раз ведь давала себе самой обещания не упоминать в разговорах с Женей мою прошлую жизнь. Не ссылаться ни на родственников, ни на воспоминания, ни на впечатления.

Но она не обратила на мою оговорку никакого внимания. Ей в тот момент было не до меня. Женя плакала и отворачивала от меня распухшее лицо, чтобы я ничего не заметила.

В дверях она обернулась и посмотрела на меня. Как ни странно, слезы не изуродовали ее. Большинство женщин те еще красотки, когда пускают слезу. Большинство — но не моя Женя. В тот момент ее глаза были космически прозрачными. Несколько пастельных мазков румянца освежили обычно бледное лицо. И без всяких преувеличений я сказала:

— Женя, какая же ты у меня красивая!

Она смущенно улыбнулась:

— Да брось. Как кобыла сивая… Знаешь, Анюта, чего я решила-то? Схожу-ка я к своему… на недельке… Мы ведь и не развелись еще…

— С ума сошла? Он же тебя бил! Женька! Послушай меня! Мы тебе нового найдем!

— Вроде взрослая ты баба, Анька, а все равно какая-то дурная. Ну скажи, где мы его искать будем?

— Да это же проще простого! — горячо воскликнула я. — Мы две молодые, красивые женщины! Свободные, умные! У нас это как дважды два получится.

Женя покачала головой:

— Ладно, свободная, умная женщина. Начинай резать лук.


Итак, Женя моя хандрила, пытаясь глушить меланхолию калориями, а я чувствовала себя виноватой, хотя, откровенно говоря, ну при чем здесь была я? Но так уж вышло, что кроме меня возле нее никого не было. А значит, ее душевный покой напрямую зависел именно от меня.

Мне совсем не хотелось, чтобы она шла с повинной к бывшему мужу. Естественно, тот с радостью примет беглянку обратно. Женя — отличная хозяйка и кулинар, наверняка он соскучился по домашним борщам, пирожкам с картошкой и вареникам с вишневой подливкой (это просто чудо, особенно вареники!).

Мне не верилось — неужели все и правда так безнадежно, как думает Женя? Неужели в городке с населением в четыреста тысяч человек невозможно встретить хотя бы одного нормального мужика? (Вообще-то лучше двух, но, в крайнем случае, и одного хватило бы). Один-единственный мужчина мечты на четыреста тысяч голов населения!

И вот однажды я решила проверить это опытным путем. За последние несколько лет я твердо усвоила, что под лежачий камень вода не течет. Любой человек, который промаялся в шоу-бизнесе хотя бы несколько месяцев, охотно вам это подтвердит.

В тот день мы с Женей вместе возвращались из школы домой. Такое бывало редко — обычно я освобождалась сразу после своей лекции, а Женя засиживалась в кабинете допоздна.

Был прозрачный зимний день — достаточно холодный для того, чтобы с улиц исчезла хлипкая слякоть, но в то же время не такой морозный, чтобы галопом нестись домой, пряча окоченевший нос в воротник. Мы медленно шли вдоль припорошенных снежной сединой деревьев и в десятый раз обсуждали единственного школьного мужчину, которого с натяжкой можно было считать сексуальным объектом, — преподавателя физкультуры.

В тот момент, когда Женя рассказывала, как она однажды застала его в спортзале в компании полуобнаженной математички, я вдруг заметила весьма интересного мужчину, задумчиво изучавшего ассортимент табачного ларька.

Я сразу обратила на него внимание. Он отличался от прочих обитателей городка, куда услужливо занесла меня первая попавшаяся электричка. Честно говоря, я и в Москве не так часто встречала таких красивых и ухоженных мужчин. Он был похож на слегка постаревшего героя-любовника из голливудского фильма. Роль романтического героя ему, конечно, уже не получить, зато он вполне мог бы сыграть Джеймса Бонда. Хотя на роль Бонда почему-то обычно берут брюнетов, а этот — светлый шатен, к тому же его волосы мягко кудрявятся, как у открыточного херувима. Короче, я замедлила шаг и залюбовалась.

— Аня! Что с тобой? Куда ты так уставилась?

Я дернула Женю за рукав:

— Посмотри вон туда.

— Ну и что? — удивленно воскликнула она, проследив за моим взглядом. — Мужик курево покупает. Подумаешь, какая редкость!

— Да ты на мужика посмотри! — перешла на шепот я.

Женя равнодушно пожала плечами:

— Мужик как мужик. Видала я и получше. А этот… женственный какой-то.

— Если на нем брюки со стрелками, это не значит, что он женственный, — вступилась я за незнакомого «Джеймса Бонда».

— Понимаю. Но это значит, что у него жена хорошая, — съязвила Женя. — Хозяйственная. Видишь, как брючки-то нагладила. Пойдем. Нам еще картошку жарить, договаривались же.

Но мне почему-то расхотелось жарить картошку. К тому же за несколько месяцев, проведенных в Женином доме, я и так поправилась на три килограмма.

Как давно у меня не было секса?.. Кажется, уже больше четырех месяцев. Но это же неправильно!

— Я молодая здоровая женщина и имею право на секс! — задумчиво сказала я.

— Что-о?! — протянула Женя, воровато озираясь по сторонам. — Милая, ты бы меня не позорила. Меня же здесь все знают, я директор школы. А ты лезешь со своими лозунгами.

— Извини, вырвалось… Как ты думаешь, я ему понравлюсь? Хочу с ним познакомиться.

Она тянула меня за рукав пальто, но я застыла на месте, как соляной столб.

— Идем, глупая. Идем отсюда. Это неприлично.

— Женька… Ты иди, а я немножко задержусь. Давай, иди, иди, — я подтолкнула ее в спину, — да не волнуйся ты. Все со мной будет нормально.


Только когда Женя скрылась за поворотом, я рискнула к нему приблизиться. Он по-прежнему стоял у табачного киоска и пересчитывал мелочь. Вблизи он понравился мне еще больше. Брови и ресницы у него были пшеничные, а щетина на подбородке — почти совершенно седая. Очередной пикантный штрих к его мужественности.

Задумчиво нахмурившись, я принялась рассматривать выставленные в витрине сигаретные пачки. Он и ухом не повел. Пересчитывал свои монетки, сосредоточенно шевеля губами. Как будто бы ему было наплевать, что на расстоянии вытянутой руки вхолостую бушует настоящий «вулкан страсти», то есть я. Плавно, как профессиональная танцовщица, я выставила бедро в сторону. Против этой выверенной лености не устоит ни один мужик, я точно знаю. Потом, подумав, сняла уродский свалявшийся берет, одолженный Женей. Тряхнула волосами. На меня не обратили никакого внимания. Даже обидно стало.