— Мне, пожалуйста, две пачки «Примы». — Он склонился над крошечным окошком.

Я кашлянула. Надо что-то делать.

— Простите, вы местный?

Он удивленно на меня посмотрел:

— Это вы мне?

— А кроме нас с вами здесь больше никого нет. — Всю свою сексуальность я вложила в медленную приглашающую улыбку. Эх, жаль у меня губы не накрашены.

— Ну местный. А что?

— А я приезжая, — еще более томно улыбнулась я, — мне здесь так скучно.

— И что? — нахмурился он.

Я прикусила нижнюю губу. Вообще-то я рассчитывала на совершенно другую реакцию. Согласно моему плану незнакомец должен был приобнять меня за плечи и предложить как минимум совместный осмотр достопримечательностей. Но он смотрел на меня так настороженно и неприветливо, что я смутилась.

— Ну… я подумала… если у вас есть время, вы могли бы показать мне достопримечательности… Наверняка же в этом красивейшем городе есть что-то интересное. Я видела у станции красивую церковь, — к концу фразы у меня сел голос.

— Знаете, у меня времени нет, — хмуро ответил он. Сунул в карман свои сигареты и поднял воротник, видимо давая понять, что разговор окончен.

Я растерянно оглянулась по сторонам. Неужели теряю квалификацию? Неужели я больше не способна жонглировать горящими сердцами соблазненных мною мужчин? А может быть, все дело в моих испорченных химией вороньих волосах… Я смотрела на его удаляющуюся спину, и мне было обидно до слез.

— Послушайте, почему позволяете себе так себя вести? — В три прыжка я догнала нахала и засеменила рядом с ним. — Я же ничего такого вам не предложила. Может быть, вы решили, что я знакомлюсь с мужчинами на улицах, но, поверьте, это не так.

Он ничего не ответил, только ускорил шаг.

— Я в некотором роде ваш гость! Ведь я приехала в этот город, а вы здесь живете. И вы должны проявить гостеприимство.

Он резко остановился, а я по инерции пробежала еще несколько метров вперед.

— Послушай, может, наконец отстанешь от меня? Чего тебе надо? Денег на выпивку не хватает? Так у меня у самого нет.

— Да как вы…

— Сейчас позову милицию тебе этого надо? — пригрозил он.

Я проглотила смачное ругательство, уже вертевшееся на языке. Милицию. Только милиции мне здесь и не хватало. Только я могу быть такой легкомысленной. Приставать к симпатичным незнакомцам у табачных ларьков, находясь при этом во всероссийском розыске.

Перед тем как уйти, он наградил меня кривой понимающей ухмылкой — милиции, мол, испугалась, пьянчужка? Я прислонилась спиной к обледеневшему столбу и нахлобучила берет. Глаза щипало — то ли из-за подступивших едких слез, то ли из-за проклятой единственной линзы, которую я была вынуждена носить.

— Что, обломилось свидание? — раздался рядом со мной молодой нагловатый голос.

А я и не заметила, как к табачному ларьку подошла самая невыносимая из всех моих учениц — Люся Синицына. Совершенно не смущаясь моего присутствия, она приобрела пачку папирос «Пегас» и коробок спичек.

— Девочкам твоего возраста неприлично курить, — вяло отчитала ее я.

— А тетенькам вашего возраста неприлично клеить на улицах мужиков, — заржала Люся и прикурила, лихо чиркнув спичкой о башмак.


За углом меня ждала Женя. Она жалась к забору, пытаясь остаться незамеченной.

— А я думала, что ты ушла.

— Ну как я могла тебя бросить? — вздохнула она. — А вдруг он оказался бы маньяком.

— Он оказался идиотом.

— Я все видела. Не расстраивайся. — Сняв засаленную перчатку, она погладила меня по щеке тыльной стороной ладони. — Все равно ты молодец. У меня никогда бы не хватило смелости.

Я оценила ее врожденную деликатность. Если бы она со смешком сказала: «Я же тебя предупреждала!» — я бы не выдержала и расплакалась.

Но она сказала другое:

— Слушай, пойдем скорее домой, я замерзла уже. Ты не забыла, что у нас сегодня на ужин жареная картошечка?

— Картошечка! — обрадовалась я. — Женька, а давай устроим маленький праздник? Купим вина, тортик! Деньги у меня есть.

— Ты же должна экономить.

— Да к черту эту экономию! Пойдем, а то магазин закроется. Зачем нам мужчины, если вокруг столько восхитительной еды!


«Маленький» праздник удался. А если быть совсем откровенной, мы сильно перебрали. Мы еще не доели пахнущую салом и луком золотистую картошечку, а первая бутылка вина уже закончилась. Я растерянно перевернула ее вверх дном и с разочарованием заправского алкоголика потрясла бутылью над стаканом. Женя рассмеялась. Она, как и я, была совсем трезвая, только очень румяная.

— Анька, прекрати доить бутылку. Больше нету. Сейчас чайник поставлю.

— Не хочу чай, — возмутилась я, — надо было две брать. Пожалуй, сбегаю в магазин, недалеко же.

Я потянулась к тумбочке, на которой валялся мой берет, но Женя хлопнула меня по руке.

— Никуда ты не пойдешь, искательница приключений. Это тебе не Москва. Здесь опасно по ночам шастать.

— Еще как пойду. И не надо строить из себя строгую мамашу.

— Как ты меня замучила. Ладно, уговорила. Нам никуда не придется идти. Смотри, что у меня есть. — Она подвела меня к старенькому буфету с резными дубовыми дверцами.

Мы редко открывали этот шкаф. Внутри хранился хлам, которому было сложно найти хозяйственное применение. Но у Жени рука не поднималась выносить все это на помойку. Старые платья, сломанные инструменты, жестяные коробки с разномастными пуговицами. Она принялась вынимать из буфета коробки и аккуратно складывать их на полу. Вот тебе и праздник!

— Жень, ты чего, — удивилась я. — Генеральная уборка на ночь глядя?

— Сюрприз! — пропела она, извлекая последнюю пыльную коробку. — Смотри, что у меня есть.

Я заглянула в шкаф и глазам своим не поверила. Буфет напоминал винный погребок. Вся полка сплошь была уставлена бутылками. Чего здесь только не было — и прозрачная водка, и крепленое вино, и даже густой ликер подозрительного ярко-зеленого цвета.

— Женя, что это? — ахнула я. — Откуда все это у тебя?

— Секрет фирмы, — подмигнула она. — Я же директор школы, иногда мне дарят бутылки и конфеты. Не так часто.

— Судя по всему, каждый день, — я вытащила одну из бутылок и удивленно констатировала, что держу в руках красное вино пятнадцатилетней выдержки. Никогда бы не подумала, что скромной директрисе провинциальной школы вручают такие королевские подарки. — Женька, да ты взяточница!

— Да брось, — усмехнулась она, — вот эту давай и распечатаем.

— Ты что, она же дорогая, ее надо бы для особого случая! Пятнадцатилетняя выдержка. Кто же тебе ее подарил?

— Не волнуйся, когда мне ее подарили, она стоила совсем недорого. Потому что это случилось… дай подумать… ну да, двенадцать лет назад.

— И ты хранила вино двенадцать лет?!

— Не хранила, а прятала, — мягко поправила она. — От мужа. Он и тогда уже закладывал за воротник. Мне нельзя было приносить домой спиртное. Вот я и устроила здесь тайник… Так что особый случай уже наступил. Открывай!

…После вина мы храбро расправились с портвейном. Потом настала очередь ярко-зеленого ликера. Будь я трезвая, даже и не взглянула бы в сторону этого, с позволения сказать, напитка, сильно смахивающего на жидкость для мытья стекол. Но в завершение нашего «праздника» ликерчик с трогательным названием «Божественный киви» пошел очень даже неплохо.

Женя разрумянилась, повеселела и принялась вспоминать молодость. Причем ее лучшие воспоминания были связаны с мужем Степаном.

— А как он меня на руках носил, — мечтательно протянула она. — Если бы ты видела, как носил…

— А зачем? — осторожно поинтересовалась я. — У тебя была травма и ты не могла ходить?

— Дурочка, я имею в виду, когда мы возвращались из загса. Всю дорогу нес. Правда, один раз уронил. Платье испачкалось… Анька, расскажи про свою свадьбу.

— Жень, не сейчас.

— А я хочу сейчас, — капризно настаивала она. — А твой муж красивый?

— Еще какой, — вздохнула я, — темненький, высокий. Похож на испанца. Он любил носить черное. Знал, что ему, подлецу, черный цвет идет, — я вдруг поняла, что говорю не о мифическом муже, а о вполне конкретном человеке, оставленном мною истекать кровью в пустом подмосковном поселке. От этой мысли меня передернуло, и я плотнее закуталась в уродливую кофту.

Но Женя ничего не заметила.

— И мой красавец, — тоскливо вздохнула она. — Я вот каждую ночь себя ругаю. Вот дура! Ушла от мужика. А он и зарабатывал неплохо.

— И синяки ставил филигранные!

— Да при чем здесь синяки… Такой романтичный. Ой, меня сейчас, кажется, стошнит.

— Держись, подруга. Здорово мы с тобой набрались.

— Наверное, ликер лишний был… Хотяяя… вкусный ликер! — ее язык заплетался. — Эх, гитару бы сюда… Хотя что толку, все равно бренчать не умею. Вот Степка…

— Давай без гитары споем!

— Начинай, — Женя попыталась принять сосредоточенный вид. Она сидела на полу, прислонившись спиной к буфету. При попытке встать ее ноги разъезжались, как конечности теленка, оказавшегося на льду.

— Отцвели-и-и уж давно-о-о-о, — заголосила я и испугалась собственного голоса, уж больно басовито он прозвучал.

— Попробуй джага-джага! — в унисон завела Женя. — Мне это надо-надо!

— Подожди, ты же не то поешь.

— Да какая разница, — отмахнулась она, — главное, что мы вместе и нам весело. И не надо никаких мужиков!


Утром моя голова болела так, как будто бы всю ночь ее использовали в качестве подставки для колки орехов. Глаза не открывались, губы слиплись намертво, во рту, судя по вкусовым ощущениям, разлагалась непонятно как попавшая туда дохлая мышь.

— Женя, — прохрипела я, но никто мне не ответил.