— Но почему в Японию? — удивилась я.

— Не знаю. Просто мечта такая. С детства еще.

В ресторане мы просидели полтора часа. Немного пили, зато много ели — впрочем, от приготовленных Вахтангом Теймуразовичем блюд нельзя было отказаться. В итоге мне даже пришлось тайком от Юры распустить пояс на платье.

К концу нашего ужина я чувствовала себя так, словно знала его с детства. Хотя, вообще-то, я не очень хорошо схожусь с людьми. «Интересно, где он захочет продолжить вечер? — подумала я. — Пригласит в ночной клуб?» И поморщилась — да в этом городке ведь даже клубов ночных нет. И это, должно быть, значительно упрощает жизнь местным мужикам. Вот, например, обаятельному Синицыну ничего не остается, как позвать меня к себе домой. Такой благородный предлог — расставаться не хочется, а пойти здесь больше некуда.

— Что ж, Анюта, спасибо, что согласилась поужинать со мной. Может, пойдем? Вахтанг через полчаса все равно закрывается.

— Да, пожалуй.

Мы вышли на улицу. Синицын поддерживал меня под локоть — было скользко, а я нацепила неудобные сапоги на каблуках (тоже с привокзального рынка — кажется, из брезгливой покупательницы, которая морщит нос при слове «рынок» я незаметно превратилась в отчаянную шмоточницу, которой надо бы перестать тратить столько денег на туалеты).

— Провожу тебя до дома. У нас здесь опасно ходить одной по вечерам.

Я разочарованно взглянула на него. Синицын улыбался. И тут до меня дошло — так он же, наверное, не один живет, а вместе с Люсей! Она ведь несовершеннолетняя. Дочка дома, вот он и не может привести туда меня. Хотя ему хочется — по глазам вижу, что хочется.

Почти всю дорогу шли молча. Я сосредоточенно перешагивала через обледеневшие кочки.

— Анечка, еще раз большое спасибо. Классный был вечер.

— Да, — отозвалась я и выжидательно на него посмотрела. Вспомнилось стихотворение Велимира Хлебникова «Русь — поцелуй на морозе». Сейчас проверим, так сказать, эмпирическим путем, прав ли один из моих любимых поэтов.

— Ну, я пошел, — улыбнулся Синицын. — Спокойной ночи.

Я затравленно огляделась по сторонам. Мы стояли возле нашего с Женей палисадника. В комнате Жени горел свет. Читает, наверное. В последнее время Женька «подсела» на любовные романы — яркие книжечки в тонких обложках она скупает десятками. А добравшись до финальной сцены, тоскливо вздыхает и подолгу задумчиво смотрит в окно…

— Да, и мне пора уже, — пролепетала я и на всякий случай добавила: — Телефона у меня нет.

— У меня тоже нет, — рассмеялся Синицын. — Зачем нужен телефон, если проще прийти в гости, если понадобится.

Что значит, если понадобится…

— Тогда давай прощаться, — я шагнула вперед и подставила ему щеку. Синицын выглядел удивленным — наверное, у них так не принято. Может быть, я должна была просто руку ему пожать или задорно поднять ладошку вверх — на манер «Панки, хой!». Его губы показались мне неправдоподобно горячими — наверное, потому что обманчивый солнечный морозец к ночи совсем одичал. И тогда я решилась на отчаянный поступок — скользнув влажной щекой по его щеке, я впилась в его губы, как вампир из фильма ужасов. Синицын как-то странно дернулся и попытался отстраниться, но я обвила руками его шею и слегка прикусила его нижнюю губу. Я целовала его с агрессивностью голодающего, которого привели в «Макдональдс». Несмотря на то что его губы оказались довольно вялыми.

— Аня! — двумя руками он довольно грубо отстранил меня. — Что вы делаете?!

— Прощаюсь, — невозмутимо улыбнулась я.

— Но это же… — он выглядел растерянным, — никогда бы не подумал, что вы… такая. Ладно, пошел я.

Круто развернувшись на каблуках, он без лишних слов быстро нырнул в один из боковых переулков. А я, как дура, осталась в желтом кружочке фонарного света одна. Я была расстроена, разочарована и бесконечно несчастна. Вот тебе и Русь — поцелуй на морозе.

…— Женя! Женечка! — растрепанная и готовая расплакаться, я ворвалась в дом. — Женя! Ты не представляешь, что сейчас случилось!

В боковой комнате началась какая-то молчаливая, сосредоточенная возня. Я почувствовала тонкий укол совести — наверное, подруга задремала над очередным любовным романом и ей приснился благородный миллионер с волевым подбородком, из тех, которыми кишмя кишат такие книжки. А я бесцеремонно ворвалась в ее сладкий розовый сон — и теперь, вместо того чтобы любоваться миллионером, она будет вынуждена любоваться моей румяной встревоженной рожей.

Дверь открылась, и навстречу мне вырулил незнакомый рослый мужик в джинсах и расстегнутой рубахе. Я вскрикнула и попятилась назад.

— Кто вы? Учтите, меня провожал мужчина, если я закричу, он услышит. — Я уткнулась спиной в кухонный стол.

— Да не ори ты, дура, — лениво зевнул мужик. — Степа я.

— Кто?

— Степа, — миролюбиво повторил он, и тут из-за его спины выглянула Женя. На ней была тонкая ночнушка из прозрачных синтетических кружев, больше открывающая, чем скрывающая.

— Аня… — смутилась она, — я не думала, что ты так рано…

Подумать только, какая святая невинность! Я не думала, что ты так рано — хорошенькое объяснение. Значит, пока я ела чахохбили в обществе Синицына, Женька умудрилась склеить какого-то Степу. Где она, интересно, его откопала? Между прочим, Степа этот был не так уж и плох.

— Познакомьтесь… Анна, моя подруга. Степан, мой муж…

— Кто?!

— Муж, — гаркнул он. — Она что, про меня не рассказывала?

— Рассказывала, — кивнула я.

— Тогда что тебя так удивляет?

— Анечка, мы со Степой помирились, — завиляла хвостом Женя. — Как-то все само собой получилось… Я пошла в магазин и случайно встретила его на улице… И вот теперь я переезжаю к нему обратно… Но ты здесь можешь жить, ты не волнуйся!

— За отдельную плату, — пробормотал Степа, который нравился мне все меньше.

— Разумеется… Ладно, Жень, извини, что помешала…

— Да уж, не вовремя ворвалась! — оскалился Степан.

— Я пойду спать.

— У тебя-то как все прошло? — спохватилась Женя. — Ничего не хочешь мне рассказать?

Я посмотрела на нее. Глаза горят, у тоненькой рубашки измят подол.

— Все отлично прошло. — Я протиснулась мимо нее в свою тесную комнатку.

Пробовали ли вы когда-нибудь уснуть в гордом одиночестве, если за тонкой стеной кто-то самозабвенно занимается любовью? Надрывно скрипит диван, то и дело кто-то из предающихся любви не может сдержать гортанного крика. Сопение, перешептывания, расклеивающийся звук поцелуя. И так всю ночь — до самого рассвета.

Я лежала поверх одеяла, полностью одетая, в своем новом черном платье. А ведь и я могла сейчас заставить диван издавать душераздирающий скрип. И я могла, блаженно прикрыв глаза, принимать поцелуи. Если бы Синицын не оказался таким… таким… А ведь я даже не поняла, что с ним произошло. Я не могла найти объяснения этой загадочной метаморфозе. Вроде бы все как по маслу шло. Он смотрел на меня, как гурман на сыр рокфор, он несколько раз накрывал мою руку своей. Он шутил и не скупился на восхваления моей внешности. Он вел себя так, что у меня и сомнений не возникло в собственной желанности! Неужели я все неправильно поняла? Неужели наше убогое свидание и правда было просто жестом вежливости? Скорее всего, я его просто напугала… Черт бы побрал мою решительность! В Москве, где всех локтями расталкивать надо, чтобы получить свой лакомый кусочек, отчаянность мне только помогала. А теперь из-за нее такой мужчина сорвался с крючка!

— Аааааа! — раздалось из-за стены. — Ооооо!

Я накрыла голову подушкой. Вот и Женя меня бросает. Ну конечно, я всегда знала, что качественное «аааа!» и «оооо!» гораздо важнее женской дружбы. Мне даже почти не было обидно.

Единственное маленькое «но» — через неделю вся страна будет праздновать Новый год. Вся страна, кроме одного человека. Этот человек, а именно я, ляжет пораньше спать и не услышит телевизионный бой курантов.

Я отвернулась к стене и попробовала уснуть.

…А утром Женя лихорадочно складывала вещи в матерчатые сумки.

— Так, серую юбку пока здесь оставлю, сапоги тоже… Ань, запасы мои винные тебе остаются, любую бутылку открывай — для тебя ничего не жалко.

— Ну спасибо, — криво усмехнулась я. — Не хватало еще, чтобы я превратилась в хроническую алкоголичку…

— Слушай, ты на меня не обижаешься?

— А чего на тебя обижаться?

— Пойми, я, наверное, все еще люблю его.

Я вспомнила ее синее от гематом лицо. Такой я увидела Женю впервые, она была похожа на убогую скиталицу. И вот, пожалуйста, любит она его.

— Понимаю.

— А почему ты ничего не рассказываешь про Синицына? Я была права? Он тебе через два часа опостылел?

Я выдавила улыбку:

— Именно так. Он оказался занудой.

— Вот видишь! Ань, — она понизила голос, — если ты захочешь сюда кого-нибудь привести, ты не стесняйся. Теперь тебе свободнее будет. Я не против.

— Что ты имеешь в виду? — Мои брови поползли вверх.

— Ну ты же понимаешь… — хихикнула Женя, — мужчину. Женщина ты взрослая. Вдруг Синицын к тебе в гости прийти захочет?

— Не захочет!.. То есть кто его пустит?

— Анюта, ты моя лучшая подруга! Ты знаешь об этом? — весело воскликнула Женя.

А я подумала о том, что лучших подруг не бросают в одиночестве под Новый год. Хотя, может быть, она собирается пригласить меня в гости?

— А на Новый год мы со Степкой поедем в Архангельск! У нас будет второй медовый месяц! Вернее, первого-то у нас не было.

— Рада за вас, — вздохнула я.

— Ну ладно! Присядем на дорожку, — она села на колченогий стул и тут же вскочила. — Все. Побежала я. Я обещала Степке щи сварить.

— Смотри не превратись в забитую домохозяйку.