И тогда Оля решилась на отчаянный поступок. И то была вторая попытка повернуть время вспять.

Она позвонила еще одному человеку из прошлого. Если он не сможет ее встряхнуть, значит, не сможет никто.


Она звонила ему из телефона-автомата, несмотря на то, что в ее распоряжении было целых два безлимитных мобильника. Но уличный телефон, во-первых, гарантировал анонимность (на тот случай, если у нее окажется кишка тонка и она покорно бросит трубку, так и не начав разговор). А во-вторых, там, в тесной стеклянной будке, она почему-то чувствовала себя в безопасности.

Она набирала его номер, а сама надеялась, что он не возьмет трубку. Или что механический бесстрастный голос ответит — абонент, мол, временно недоступен. А еще лучше — что телефонный номер заблокирован в связи со сменой владельца. И тогда она сможет спокойно забыть о своей безумной затее.

Но он сразу же взял трубку. И голос его совсем не изменился.

— Алло! Говорите.

Она кашлянула.

— Алло! Кто это?

Бросить трубку? Нет, если она бросит трубку сейчас, то никогда больше не решится набрать этот номер.

— Это я, — решительно сказала она.

— Кто я? — насмешливо переспросил он. Услышав женский взволнованный голос, он тотчас же взял кокетливую интонацию.

«Бабником был, бабником и остался», — досадливо подумала Оля.

— Я. Оля Бормотухина.

— Борец Сумо? — ахнул Гоша Кудрин. — Какими судьбами? Я так тебе рад!

— Вот, решила позвонить, — промямлила она, — узнать, как твои дела… И вообще… не виделись давно…

— Это точно! Но я сейчас не работаю, знаешь?

— Откуда мне знать. Ты же ни со мной, ни с Владой не общаешься.

— С Владой общаюсь иногда, — нехотя признался он.

— Странно, — удивилась Оля, — она мне ничего не рассказывала.

— Ну и ладно. Как твои-то дела?

— Ты разве ничего обо мне не знаешь? — растерялась она.

Почему-то Оля была уверена, что Гоша накинется на нее с вопросами о том, как ей живется в жестоком, густо присыпанном конфетти мире шоу-бизнеса. Но оказалось, что он даже ничего не слышал ни о ее новой работе, ни о ее внезапном успехе на сцене. Надо же, неужели Владка ему ничего не рассказывала? Но почему, ведь сплетня-то замечательная!

И тут до Оли дошло — да она же просто ревновала! Ревновала младшую сестру не только к успеху, но и к мужчине, которым когда-то они обе интересовались. Влада боялась, что Кудрин проявит интерес к новоявленной «звездочке».

И наверное, правильно делала, потому что, когда Оля торопливо рассказала ему о своей карьере, он немедленно предложил встретиться.

— Не терпится тебя увидеть, мой Борец Сумо!

— Не надо меня так называть, — мягко попросила она.

— Но почему? — искренне удивился Гоша. — Тебе же всегда нравилось!

— Нет, не нравилось. Я притворялась. Знаешь, Кудрин, я красивая сексапильная женщина. Придумай мне, пожалуйста, более подходящее прозвище. А пока можешь называть меня Олей — для разнообразия.

Гоша молчал так долго, что она уже собиралась повесить трубку, решив, что их разъединили, и только потом поняла — это был перерыв на мыслительный процесс, Кудрин никак не мог сообразить, что на такое ответить.

Наконец он выдал:

— Вот теперь ты похожа на Владку!

И с его точки зрения, это наверняка был комплимент.

Когда-то она действительно мечтала, чтобы ее сравнивали с сестрой, и обижалась, если кто-то авторитетно заявлял, что они совсем разные. Но теперь она совсем не уверена в том, что Влада — лучший пример для подражания.

— Ошибаешься. Мы совсем не похожи.

— Ну, может быть… Так мы увидимся?

— Конечно! — сказала она и подумала: «Есть! Он сам приглашает меня на свидание! Сам! Я ни словом об этом не заикнулась!»

— Когда тебе удобно?

— Дай подумать… Так. Сегодня я работаю, завтра тоже… На выходных я хотела выспаться…

— Слушай, а приезжай высыпаться ко мне! — с наивной наглостью предложил Гоша.

— Ты что? С ума сошел? Столько лет не обращал на меня внимания, и вот приехали…

— Остынь, старушка, — рассмеялся он, — я просто неправильно выразился. В последнее время я провожу выходные на даче. Недалеко, пятьдесят километров от Москвы по Дмитровке. Свежий воздух, красота. Приезжай ко мне!

— Но я без машины… — замялась она.

— Ну ты и неженка! Я тоже без машины, если хочешь знать. Ничего, сядешь на автобус, через полтора часа уже у меня. Я тебе подробно объясню, как ехать.

Она осторожно поинтересовалась:

— А что, у тебя соберется большая компания? Гости?

— Да какая компания, этого только не хватало! Только мы с тобой. Пожарим шашлычков, пообщаемся. Речка близко.

— Спятил, Кудрин? Сентябрь на дворе, какая, к черту, речка?

— Рыбу половим… Ах да, ты же девушка и такими делами не интересуешься.

— И тут он вдруг вспомнил, что я девушка, — мрачно пошутила она.

— Да ладно тебе, не обижайся, Борец Сумо! То есть Оля. Никак не могу привыкнуть называть тебя по имени.

«Тебе еще ко многому предстоит привыкнуть, Кудрин, — улыбнувшись, подумала она. — К тому, что по утрам я люблю кофе с четырьмя ложками сахара, желательно тростникового, например. К тому, что я ворочаюсь во сне, словно каждую ночь меня мучат кошмары. В то время как на самом деле я вообще не вижу снов. К тому, что иногда мне бывает беспричинно грустно, особенно если идет дождь. Понимаю, что это глупо — зависеть от погоды, но измениться не могу».

— Оль, ты чего замолчала? Обиделась, что ли?

— Нет. У меня тут карточка кончается, я из автомата звоню. Ладно, Кудрин, диктуй адрес. Нагряну к тебе в субботу к обеду. Так и быть.


Вот так все и вернулось на круги своя. Оля знала, что в субботу ее ожидает самое важное свидание в ее жизни. Сумасшедшие поклонники ее странного таланта, Эдик, культурист Колосков — все это были закуски. И вот теперь, через столько лет ожидания ей повезло добраться до десерта от шеф-повара — Гоши Кудрина.

Она купила синее шелковое платье в стиле японского кимоно и сходила к косметологу на чистку лица. Заранее предупредила Элю, что на воскресной репетиции она появляться не собирается, потому что будет отсыпаться после бурной ночи с единственным любимым мужчиной. Она так и сказала. А если Эля и удивилась, то виду не подала.

В субботу в половине четвертого вечера она села в автобус, следующий по маршруту Москва — Дмитров. Где-то там, на сорок восьмом километре от Москвы, в пахнущем деревом и кофе доме, ждал ее мужчина, о котором когда-то она запрещала себе мечтать.

Глава 14

Отец стоял перед иконой Георгия Победоносца. Сколько раз приходила я именно к этой иконе — помолиться о другом Георгии, отправленном мною в лучшие (или не существующие?) миры. Я никогда не была религиозной и молиться не умела. Но уже почти привыкла к этому действу — бормотать бесконечное «прости», рассматривая потрескавшееся лицо Победоносца.

Папа тоже сразу заметил меня. Я остановилась как вкопанная. Моим первым инстинктивным желанием было развернуться и убежать прочь. Это было бы вполне в моем духе — броситься от опасности наутек. Но он меня опередил. Подошел ко мне и, прищурившись, улыбнулся:

— Дочка? Ты, что ли?

Прошла добрая сотня лет, перед тем как я пробормотала: «Да». Папа опустил ладони на мои плечи. Руки у него были тяжелые и грязные.

— Олька! Я всегда знал. Про тебя.

Я похолодела:

— Что ты знал? Как ты догадался?

— Ты же дочь моя. Влада — она совсем другая. А ты вся в меня. Я всегда знал, что ты тоже будешь… странствовать. И эта церковь. Я совсем не удивлен, что вижу тебя здесь, — он притянул меня к себе, я не сопротивлялась. — Ты тоже приехала к иконе… Знаешь, все наши на тебя обиделись. Мать сказала, что после всего она тебя видеть не хочет. Владка сказала, что ты сошла с ума. Тетя Жанна вообще о тебе говорить отказывается. И только я… Я объяснил им, что это наследственность. Ты тоже больна этим странным вирусом… который вечно тянет куда-то.

Я потрясенно молчала. Что он несет? От отца пахло дешевым табаком. Он постарел, или это иллюзия? Наверное, просто пыль забилась в загорелые морщинки. Не может человек так состариться меньше чем за год.

— Расскажи, Оль.

— Что рассказывать, папа?

— Где ты была все это время? Я жил в монастыре на Валааме. Сейчас вот собираюсь в Гималаи. Может, махнем со мной?

— Я… Я не могу. Когда ты в последний раз был в Москве?

— Пару месяцев назад, — нахмурился папа. — А что?

Я украдкой осмотрелась по сторонам. Так и есть — вокруг нас с самым независимым видом топтались местные сплетницы. Одна делала вид, что хочет поставить свечку Георгию Победоносцу. Другая истово крестилась, скосив глаза в нашу сторону и напряженно прислушиваясь. В маленьких городах всегда так — сарафанное радио работает оперативнее новостей «НТВ».

Я решительно потянула отца за рукав грязной штормовки.

— Пойдем, пап. Здесь за углом есть кладбище. Посидим на лавочке, поговорим спокойно.

…Там, на кладбище, отец вдруг обратил внимание на мой внешний вид.

— Оль, а что с твоими волосами? — деликатно кашлянув, поинтересовался он.

— Только что заметил? — хмыкнула я, взбив ладошкой смоляные кудряшки. — Новая прическа. Что, не нравится?

— Ну почему… — замялся он. — Просто мне кажется, блондинкой тебе лучше было.

Раньше я бы обиделась, услышав такое. Теперь мне было все равно. Долог был мой путь. Сначала я поняла, что быть красавицей просто, даже если весишь сто двадцать девять килограммов. Потом до меня дошло, что красота — это необязательно. Ну уж по крайней мере, это не самое важное. Так что зря все носятся вокруг этой так называемой красоты. Сколько нервов я когда-то потеряла, переживая из-за неправильно улегшихся волос или неудачно выбранной помады. И только теперь я поняла, что красота — это не волосы, глаза и губы, а черта характера.