— Уходите, — беспомощно прошептала она.

— Не беспокойтесь, я не буду ничего просить, — сказал он. — Оставьте своих любовников себе. Мне все равно. Но давайте проведем эту ночь вместе. — Его рука обвилась вокруг ее талии, крепко сжав ее. — Дайте мне счастье любить вас по крайней мере на несколько часов… Милая, разрешите мне это. Вы тоже этого хотите, я знаю. Вспомните тот день, в моем доме… — Его голос звучал тихо и настойчиво.

Шарлотта отпрянула:

— Нет!

— Не беспокойтесь, вы будете свободны. Я не буду говорить ни о любви, ни о верности. Мы будем встречаться, когда почувствуем желание, когда вы захотите…

Он стал искать ее губы, но она высвободилась.

— Нет! Нет!

— Почему нет? — спросил он.

— Нет! — снова сказала она. — Нет, только не так.

— Почему?

Его глаза изучали ее лицо, с мукой слабой надежды. Он остался, готовый молить ее об этой единственной ночи любви, готовый забыть свое истинно глубокое чувство и разрушить великолепный храм, построенный ими вместе, только для того, чтобы в чувственном удовольствии найти удовлетворение. Несчастный, лишенный иллюзий и мучимый ревностью, он говорил себе, что в ее жизни были и другие мужчины, что нет ничего общего между этой физически красивой женщиной и той духовной красотой, которую он вообразил сам. Несмотря на это, он хотел овладеть ею, может быть, только для того, чтобы суметь потом освободиться от нее, скорее забыть ее. Но почему она так отчаянно отталкивает его?

— Почему? — повторил он. — Я хочу получить ответ.

Она дрожала, в ее глазах стояли слезы.

— Уходите… Я никогда больше не хочу вас видеть, никогда… Вы не любите меня. Вы похожи на всех остальных. Вы не любите меня.

— А вы! Вы меня любите? — Он удерживал ее, пытаясь найти ответ в коричнево-желтой глубине ее глаз. — Вы меня любите?

— Нет, — вскрикнула она, яростно изгибаясь, чтобы вырваться. — Я не люблю вас. И никогда не любила.

Не говоря ни слова он прижал ее к себе, сдавив в кольце своей руки так, что она не могла больше бороться, и губы их слились в долгом поцелуе.

Она все еще слабо сопротивлялась, когда он открыл украшенный тесьмой перед ее платья, расстегнув его до пояса, и его рука нашла мягкую упругую плоть под ним.

Он держал ее прижав к стене, как какую-то безумную летучую мышь, и в то же время нежно ласкал. Щеки Шарлотты были залиты слезами, она умоляла отпустить ее, но Тома был безжалостен.

Он видел, как она побледнела, и его сердце дико забилось. Затем своим ртом он снова нашел ее губы и вдруг почувствовал, что она ответила ему с неожиданной страстью.

Напуганный этой переменой, он оторвался от нее.

— Ты любишь меня? Смотри мне в глаза.

Но она только обняла его снова, нежно называя по имени. Тома вглядывался в ее глаза, будто пытаясь увидеть в их глубине саму ее душу.

— Тома… останься, останься со мной, пожалуйста… я люблю тебя… я люблю тебя…

Это был только шепот, но в ее голосе было такое напряжение, что Тома показалось, что, услышав это, он вырвал из ее сердца драгоценность, слишком дорогую и прекрасную, чтобы подвергать ее действию света.

Шарлотта прижималась к нему с закрытыми глазами, впервые вверяя ему себя этим признанием.

— Останься, о, останься. Я люблю тебя, люблю тебя. Я люблю тебя. О, я так люблю тебя! Не уходи или я умру.

Тогда он отпустил ее и откинулся назад. Его лицо было очень бледным.

«Я сошел с ума, как мог я хотеть лишь только несколько часов любви, без будущего. Я уже не смогу вернуться утром к Мари. Это невозможно».

Он жалел ее всей душой, но он слишком долго ждал и страдал. Уже невозможен был легкий флирт: он должен обладать ею целиком и навсегда. Должен увести ее так далеко, чтобы она уже никогда не смогла оставить его.

Он поднял ее лицо, изучая глаза.

— Послушай. Если я останусь сегодня, то не просто на одну ночь. Из-за тебя, для тебя я буду вынужден причинить боль Мари, которая этого не заслужила. Это будет недостойно с моей стороны, но я брошу ее. Она будет страдать, но я сделаю это ради нашего будущего, но не ради одной ночи. — Прижимая ее к себе, он продолжал: — Ты понимаешь? Если я останусь, то приду снова. Ты будешь моя, и только моя. Подумай хорошенько. Еще есть возможность выбирать. Я не Этьен. Если я отдам тебе всего себя, я не буду мириться с существованием в твоей жизни никого другого. Тебе придется порвать с Дельбрезом, Фредериком. Я отдам тебе свою жизнь, но ты должна быть моей полностью и до конца. Хочешь ли ты этого?

Ее глаза светились, как топазы.

— Если ты попросишь, чтобы я ушел, я сейчас же уйду, но клянусь, на этот раз это будет концом наших маленьких игр. Я никогда не вернусь.

Шарлотта едва понимала, о чем он говорит, ошеломленная счастьем и изнемогающая. Она хотела только одного — чтобы Тома остался.

Невольно она вспомнила те бессчетные ночи, когда она ждала его, не признаваясь себе в этом. Он был сама любовь.

— Останься! — воскликнула она.

Она ожидала, что он прижмет ее крепче и отнесет ее в спальню, но он отступил назад и пристально посмотрел на нее. Затем увлек ее в холл и достал с вешалки ее плащ.

— Надень это.

— Для чего?

Тома уверенно прошел через холл к двери спальни Шарлотты, которая была рядом, и открыл ее. Ничего не изменилось. Все тот же альков, те же пузырьки с лекарствами на столике у кровати.

— Ты ведь не хочешь, чтобы смертное ложе Этьена стало ложем нашей любви. Мы достаточно предавали его, пока он был жив, и я не хочу, чтобы между нами вставал кто-то третий. — Он взял ее за руку. — Идем.

Шарлотта застонала. Она смертельно устала, но Тома вывел ее на улицу.

— Предупреждаю тебя, это маленький, пользующийся дурной славой отель. Совершенно безнравственное место, но он открыт всю ночь. Там найдется для нас комната.

Он шел рядом с ней, поддерживая ее — она валилась с ног от усталости. Пошатываясь, они шли по улицам, пьяные друг от друга и от ощущения неизбывного счастья. Ночь все еще продолжалась, но Тома казалось, что она длится вечность.

Отель находился на небольшой улице. На пороге Шарлотта заколебалась. Дом был старый, и узкая дверь открывалась в длинный коридор, пол которого был устлан растрескавшимися черными и белыми плитками, лежавшими неровными рядами, напоминающими старый беззубый рот. Тома провел Шарлотту в коридор, не обращая внимания на ее невольное сопротивление.

Она растерянно оглядывалась вокруг. Он слегка постучал в окно комнаты, очевидно, служившей чем-то вроде конторки. Через минуту появился лысый человек. Он вылез из смятой постели, край которой можно было увидеть через полуоткрытую дверь.

Тома что-то быстро сказал ему, человек кивнул, взглянув на Шарлотту. Она быстро отвернулась. Человек снял с доски ключ и, тяжело ступая, повел их вверх по лестнице. Тома крепко прижимал к себе Шарлотту, пока они поднимались на второй этаж. Ему хотелось ободрить ее, заставить забыть окружающую обстановку. Самому-то ему было безразлично, где они находятся, главное — побыстрее захлопнуть за собой дверь комнаты.

Ему пришлось дать человеку приличные чаевые, прежде чем тот зашаркал вниз по лестнице, чрезмерно рассыпаясь в благодарностях. Тома закрыл дверь.

Долгое время он стоял у двери, сотрясаемый приступами дрожи, стоило ему только взглянуть на Шарлотту, нервно стоявшую у кровати.

— Любима, — прошептал он.

Она попыталась улыбнуться ему. Сегодня, подумал он, она будет принадлежать ему, Наконец-то наступила эта безумная ночь, после которой не будет пути назад.

Как ненужную оболочку он сбросит с нее остатки ненужного теперь стыда, для того чтобы раскрылся самый лучший на свете цветок — цветок любви. Его охватывал какой-то страх от избытка чувственности, возникающей при мысли, что она будет принадлежать ему. Возможно, в других обстоятельствах он вел бы себя с ней по-другому. Но они были в конце долгой дороги, и он хотел навсегда стереть память о других женщинах, отметить клеймом, что она навеки принадлежит ему.

Боясь оскорбить ее врожденную стыдливость, он хотел ободрить ее, и, когда он смотрел на нее, в глазах его светилась бесконечная нежность. Он улыбнулся ей.

Она почувствовала тепло и покой. Протянула к нему руки, ее сердце переполняла радость, она шептала ласковые слова и была готова к спокойному путешествию в мир наслаждения.

Тома подошел к ней и медленно снял с ее плеч плащ. Затем отошел, чтобы задвинуть шторы, и вернулся к ней. Она по-прежнему стояла посреди комнаты.

Он бросил свою куртку на кровать, привлек ее к себе и своей одной рукой начал расстегивать пуговицы на воротнике ее платья. Затем сказал ей:

— Расстегни. Сними платье.

Она вздрогнула, он дотронулся до ее волос, погладил их теплой, нежной рукой.

— Сделай, как я прошу, — попросил он.

Она хотела, чтобы он погасил свет, но он и не собирался этого делать. В полном замешательстве она повиновалась ему, сняла платье, отбросила его от себя ногой. Тома развязал ее нижнюю юбку.

— Сними ее.

— Нет, Тома. Нет, нет!

Она бросила на постель отчаянный взгляд, словно надеясь скрыться под спасительной защитой простыни, но он заставил ее стоять спокойно, в то время как сам медленно раздевал ее.

Она снова слабым голосом попросила его погасить свет.

— Любовь моя, — пробормотал он и начал рассказывать, как он любит ее.

Его рука нашла верх ее сорочки и стащила ее вниз к талии, затем он тихо опустился перед ней не колени.

Шарлотта стояла перед ним обнаженная, по-детски прося его остановиться и закрывая лицо своими длинными волосами. Она опустилась на колени рядом с ним.

— Я ненавижу тебя, — простонала она, когда он поднял ее. Она все еще вскрикивала, оплакивая свою честь, когда он, крепко прижав ее к себе, гордо и счастливо засмеялся.