Бакстер проигнорировал его, налил до краев три рюмки текилы, порылся под стойкой и достал тарелку с нарезанным лаймом и солонку.

‒ Для текилы всегда подходящее время, ты, сученыш! ‒ Он поставил передо мной рюмку, схватил меня за запястье, облизнул его, насыпал туда соли и всучил мне лайм. Поднял свой стакан в мою сторону и провозгласил. ‒ За моего брата Себастиана, экстраординарного мудака и обладателя самого злого правого хука из всех, что я когда-либо получал. И Дрю, чтобы она оказалась женщиной, способной выносить его даже объевшимся адской белены.

Он звякнул своей рюмкой о мою, проливая при этом все на мою и его руки, потом чокнулся свей рюмкой о рюмку Брока, который, не смотря на свои протесты, пил вместе с нами. Мы лизнули соли со своих рук, выпили и закусили лаймами. Каждый из нас выполнил необходимый «послетекиловый» ритуал.

И тут я заметила, что у Бакстера тоже был синяк на щеке.

‒ Подожди, Себастиан и тебя тоже ударил?

Бакстер налил себе еще рюмку и сразу опрокинул ее без соли или лайма, и даже без выдоха.

‒ Ага, именно. Выродок. Я всегда забываю, как сильно этот ублюдок может бить.

‒ Из-за чего он тебя ударил? ‒ нахмурилась я.

Тут возник Зейн, сгреб бутылку текилы, отобрал рюмку у Бакстера и проглотил две стопки подряд без закуски.

‒ Потому что у придурка были яйца спросить Себастиана, с чего он так взбеленился.

‒ На что Себастиан ответил, что не ест белену, сосунок, ‒ сказал Бакстер, потирая подбородок, ‒ и вмазал мне.

Я взглянула на Зейна, Бакстера и Брока, каждый из которых нес на себе отпечаток гнева Себастиана.

‒ Итак, всем троим он дал по морде... ‒ Я взяла бутылку и налила себе еще, но не забыла про соль и лайм, поскольку явно была не так взвинчена, как братья Бэдд, ‒ что привело вас к рюмкам с текилой в... двенадцать-ноль-девять в понедельник днем.

‒ Ага, ‒ кивнул Зейн. ‒ В смысле, не знаю, как остальные, а я еще не ложился. Провел всю ночь в пути из Лондона до Лос-Анджелеса, затем из Лос-Анджелеса до Сиэтла, а потом из Сиэтла сюда, и это лишь малая часть моего пути. Так что, согласно древним правилам гулянок до утра, у меня еще воскресенье.

‒ А мне изменили в день моей свадьбы, ‒ сказала я, ‒ и было это два дня назад, а потом я встретила Себастиана, и он перевернул все с ног на голову, так что мне кажется, я имею право.

‒ А нас обоих побили, ‒ Бакстер ударил Брока по плечу, ‒ что является неплохим оправданием. Но знаешь, на самом деле мне не нужны оправдания, чтобы пропустить стаканчик, сечешь? ‒ и выпил третью рюмку.

Я чувствовала, что первых двух с меня было достаточно.

‒ А почему вообще Себастиан ходит вокруг и всех бьет?

‒ Я же говорил, ‒ сказал Брок. ‒ Потому что он эмоционально чахлый пещерный человек.

‒ Оу, ‒ вымолвила я.

‒ И потому что он идиот, ‒ рассмеялся Бакстер. ‒ Думает, что мы просто позволим ему уйти после того, как он наваляет нам, поскольку он высказался.

Я перевела взгляд с одного брата на другого, потом на третьего. У всех было одинаковое выражение лица... Брок тоже выпил вторую рюмку и следом третью. Они все переглянулись, обменявшись теми самыми многозначительными взглядами, которые бывают у хорошо знакомых людей, когда они общаются без слов.

‒ Подозреваю, вы ему спускать это с рук так просто не планируете? ‒ спросила я настороженно.

‒ Конечно, нет, ‒ Зейн мрачно усмехнулся.

Бакстер закрыл бутылку «Patrón» [1] пробкой, убрал ее и стукнул кулаком по стойке.

‒ Готовы, братья?

‒ Готовы, ‒ в унисон ответили Зейн и Брок.

Все трое потянулись к лестнице. ‒ Зейн поднялся первым, затем Брок, а следом Бакстер. Впрочем, Бакстер почти сразу вернулся, глядя на меня.

‒ Дрю? Знаешь, на твоем месте я бы... гм... спрятался.

И не успела я моргнуть, как он испарился. Несколько мгновений тишины, и раздался невыразимый рев Себастиана...

Стук, удары, грохот чего-то ломающегося, снова стук. Грохот стоял такой, что стены тряслись...

Топот нескольких пар ног на лестнице, снова глухие удары, и голос Себастиана кричащий, ревущий и ругающийся.

‒ ОТПУСТИТЕ МЕНЯ ВЫ, ЕБАНУТЫЕ УБЛЮДКИ! ‒ услышала я его крик, а затем появились Бакстер и Зейн, держащие его за руки. А следом и Брок, удерживающий его ноги.

Они тащили его через бар, а тот так сопротивлялся, что братья с трудом могли его удержать. У Бакстера была разбита губа, у Зейна шла носом кровь, а у Брока ‒ разорвана рубашка... а ведь они еще даже до улицы не добрались.

Я дождалась, пока они окажутся снаружи, и последовала за ними к двери, когда братья, особо не церемонясь, бросили Себастиана на пятую точку посреди улицы и отскочили на пару шагов.

Себастиан поднялся и выбросил кулак в сторону Бакстера, но тут же последовал правый хук, сопровождаемый мерзким звуком, заставивший Бакстера отшатнуться. Брок и Зейн закрылись, и начавшаяся драка была зверски убойной, затянувшейся кулачной потасовкой между четырьмя внушительными могучими мужчинами. И хотя дрались они трое на одного, Себастиан был в такой ужасной ярости, что некоторое время держался, рычал, кипятился, матерился и ревел, бросаясь на остальных с кулаками, ногами и коленями, и получал непрекращающиеся удары от братьев, даже не замедляясь.

Но это по-прежнему было трое на одного, и у Себастиана, каким бы сильным он ни был, не было ни шанса. Наконец Брок поймал одну его руку в замок, а Зейн другую, тут же от Бакстера прилетел косой апперкот в живот Себастиана, который выбил из него воздух и закончил драку.

К тому моменту все четверо братьев были в крови. Я видела как минимум два сломанных носа, у всех были разбиты губы, а челюсти были в синяках...

Но Себастиан был повержен. Они позволили ему упасть на землю, тяжело дыша, по его подбородку и носу струилась кровь из рассеченной брови. Зейн, плюхнувшись, сел рядом с ним, следом Брок, а за ним и Бакстер, ‒ все сидели лицом к Себастиану, образуя братское кольцо. Долгое время все молчали.

А затем, невзирая на разбитые окровавленные губы, Себастиан заговорил:

‒ Я скучаю по нему, черт подери, ‒ его голос хрипел.

‒ Я тоже, ‒ поддержал Зейн, ‒ я не прощу себе, что пропустил его похороны.

‒ Тебя никто не винит, ‒ ответил Бакстер, ‒ у тебя не было выбора.

‒ В тот день я потерял своего лучшего друга, ‒ голос Зейна был тихим грубым и низким. ‒ Я никогда вам этого не говорил.

‒ Серьезно? ‒ поднял на него глаза Себастиан.

Зейн кивнул.

‒ Марко. Он поймал шальную пулю... все случилось так быстро, я был сам не свой, думал об отце, о вас, парни, об этих чертовых пропущенных похоронах... Марко не должен был высовываться, а я ему ничего не сказал. Разумеется, я терял парней, но Марко, боже... мы вместе прошли через учебку ВМС.

‒ Боже, чувак. Я понятия не имел, ‒ Себастиан обнял Зейна, ‒ это отстой.

‒ Ага. Я потерял отца и Марко в течение нескольких дней.

Я просто стояла там, в дверном проеме, прикрыв рот рукой, переполненная столькими противоречивыми эмоциями, что не знала, как с ними быть. Хотелось зацеловать Себастиана до смерти, вытереть кровь, забрать его внутрь и помочь почувствовать себя лучше, заставить его поговорить о своем отце, но я слегка испугалась того, насколько хорошо он сражался, как жестоко. Конечно, никто из них не пытался действительно навредить друг другу, но они и не сдерживались. Прежде всего, я просто хотела, чтобы Себастиан... принял меня, я думаю.

Но эта сцена с его братьями... она была не для меня, она была только их. Я была всего лишь зрителем.

На самом деле я не понимала. Я не могла постичь, что это за связь такая между ними, что позволяет вот так пустить друг другу кровь, а потом сидеть рядом и делиться глубокими личными переживаниями, обнимая друг друга.

‒ Мы все скучаем по папе, ‒ сказал Бакстер. ‒ Ты знаешь, сколько чертовой текилы я выпил за последние несколько месяцев из-за этого? Пару раз тренер Болдуин меня чуть не поколотил.

‒ Наверное, никто из нас не перенес это нормально, ‒ сплюнул кровь Брок.

‒ Что, и ты? Мистер психически уравновешенный майор, ‒ сказал Бакстер, его голос сочился сарказмом. ‒ Не верю.

‒ Пошел ты, Бакс, ‒ бросил Брок полное злости, нехарактерной для него, как мне казалось, ‒ думаешь, я не пострадал?

Бакстер поднял руки, видимо, не желая начинать новую драку.

‒ Просто говорю, что ты, вероятно, сидел на сеансах терапии каждую неделю, вместо того, чтобы, как и все остальные, топить свои чувства в вине.

‒ А даже если и так, ‒ Брок покраснел. ‒ Я не хочу притворяться, что ничего не чувствую, и поскольку я мог погрязнуть в желании утопить боль в алкоголе больше, чем хотел бы признавать, пустить все на самотек было не вариантом. Если я попаду в кабину с похмелья или еще пьяный, то могу убить себя или кого-то еще. Я не могу себе позволить напиваться с горя.

‒ Ну кто-то же в этой чертовой семейке должен быть взрослым, ‒ пожал ему плечо Бакстер.

Плечи Себастиана содрогнулись, и мое сердце сжалось в груди.

‒ Это глупо... это так глупо...

‒ Что глупо? ‒ спросил Брок.

‒ Я зол на него, ‒ сказал Себастиан надтреснутым голосом, ‒ на папу, я так чертовски разозлился за то, что его нет. Почему он ушел? Он просто оставил меня здесь одного, оставил на меня бар, как и тогда, после маминой смерти, мне ничего не оставалось кроме как, черт подери, делать то, что нужно. Я не хотел этого. Я собирался предложить нанять кого-то на свое место, чтобы я мог... даже не знаю. Сделать что-нибудь другое для разнообразия. А он просто взял и умер, а я... черт. Черт, ‒ он покачал головой, и потер глаза, как будто мог стереть боль. ‒ Черт возьми, ненавижу эту чушь.

‒ Когда умер Марко, ‒ начал Зейн задумчивым и осторожным голосом, ‒ мы с Коди ушли в самоволку. Взяли хамви, бутылку какого-то адского пойла и просто ушли в закат. Мы упились до беспамятства и выплакали глаза, как две мелкие сучки. Это дерьмо нельзя игнорировать, Баст. Отпусти его, или оно сожрет тебя изнутри.