— Мой супруг и император, я пришла по твоему зову.

— Рад тебя видеть, дорогуша. Но почему у тебя такой вид, будто наелась кислых яблок?

— Мне бы не хотелось говорить об этом. У тебя и так слишком много дел, чтобы заниматься всякой ерундой.

— Позволь мне самому судить о том, что достойно моего внимания, а что — нет.

Мессалину не надо было просить дважды. Словно через силу, потупив очи, она прошептала, разглядывая мозаику на полу:

— Кое-кто во дворце не ценит твоих щедрот и оскорбляет твой дом, предаваясь разврату.

Услыхав о предательстве, Клавдий нахмурил брови:

— Ты о ком? Говори, не бойся. Зло должно быть наказано.

— Ты на меня рассердишься. Скажешь, что я свожу счеты. Сестры Калигулы теперь в фаворе. Кто я такая, чтобы обсуждать их поведение?

От хорошего настроения императора не осталось и следа, и он тут же пожалел, что начал разговор, но, может быть, ничего страшного не произошло, и Мессалина слишком близко к сердцу принимает мелкие шалости своих нелюбимых родственниц?

— Так что случилось? Не томи — меня ждет с отчетом Каллист, который должен отчитаться по поводу той раздачи горожанам хлеба и мяса, которая состоялась по случаю моего прихода к власти. Должен сказать, что она нам дорого обошлась, тем более что Гай Цезарь оставил пустую казну… Так что там случилось с моими племянницами?

— Да ничего страшного не произошло. Просто, насколько я знаю, одна из сестер, так рьяно рассказывающая всем о своей любви и благодарности к императорской особе, на самом деле путается с Сенекой Младшим. А ведь у нее есть муж! И это вся благодарность за то, что ты вытащил ее с Понтийских островов, где она ходила в затрапезах и торговала на базаре выловленными губками. Кроме того, в свете твоих указов о незыблемости домашнего очага, это просто вызов императору, почти что оскорбление его величия.

— Да о ком, ларвы тебя забери, ты говоришь? — В императорских глазах мелькнули молнии. Он был готов простить многое, но то, что одна из его племянниц, вместо того чтобы отблагодарить по-женски дядюшку, отдается какому-то проходимцу, было выше его сил. Он хотел и боялся услышать имя неблагодарной твари, опасаясь, что это будет рыжая бестия Агриппина, чьи прелести вызывали у него далеко не родственные чувства.

Мессалина прекрасно понимала, какие мысли бродят у мужа в голове. Но ничего, она еще разберется с Агриппиной, а пока стоит отделаться от ее тылов. В притворном смятении она опустила глаза:

— Это Ливилла.

— Хвала Юпитеру! — непроизвольно вырвалось у Клавдия, но, поймав изумленный взгляд жены, он тут же нашелся: — Я хотел сказать, что я благодарю Юпитера за то, что мы может погасить скандал еще до того, как он выплеснулся за дворцовые стены. Ливилла не умеет ценить то, чем обладает по воле богов? Я научу ее хранить честь семьи! Где Сабин? Пусть возьмет под стражу обоих! И позовите Нарцисса! Надо подготовить указ: за прелюбодеяние Ливилла отправляется в ссылку на Пандатерию, где у нее появится время подумать о предназначении женщины… Ну вот, я уже забыл, зачем тебя звал… У тебя есть ко мне дело?

— Нет-нет, дорогой. Я слишком ценю твое время, чтобы отнимать его по пустякам. Ты не будешь возражать, если я навещу Силия и его супругу? А то получается как-то некрасиво: полгорода было на их свадьбе, а я пропустила такое событие и даже не удосужилась познакомиться с женой нашего дорогого Гая. Досадное упущение, ты не находишь?

— Конечно, сходи к ним в гости. Род Силия древний и заслуживает того, чтобы мы уважительно относились к его представителям. Впрочем, я не слишком доверяю красавчикам. Передай Юнии Силане, чтобы крепче держала своего муженька в руках. Не хотелось бы, чтобы их брак закончился скандалом. Красивая жена — это еще полбеды, а красавец муж — это уже катастрофа. Впрочем, может, у них все обойдется. Гай, кажется, умный парень и не наделает глупостей. Хорошо тебе провести время!

— И тебе того же, дорогой! — С этими словами она покинула супруга, изо всех сил стараясь не показать, что ее больно ранили напутственные слова мужа. Последнее время в ее сердце поселилась тайна: Мессалина была влюблена. Страстно. Безумно. Как любят только раз в жизни, да и то далеко не все.

Гай Силий стал ее наваждением. По ночам, лежа в постели, она металась на скомканных простынях, представляла себя в его объятиях и металась по постели, мечтая почувствовать рядом его тело. Мнестер получил отставку и чуть не угодил в Мамертинскую тюрьму за то, что попытался выяснить, кто такой Гай — имя, которым она звала его в минуты страсти.

Боясь огласки, Мессалина сдерживалась из последних сил, пытаясь объяснить частые встречи с молодыми супругами случаем или необходимостью, но предлогов каждый день становилось все меньше, а желание видеть возлюбленного все сильнее. Конечно, можно было наплевать на условности и позволить себе насладиться любовью прекрасного патриция, тем более что он сам был неравнодушен к ее чарам, но она еще цеплялась за видимость благополучного брака с Клавдием, как моряк хватается за обломок мачты в тщетной надежде, что сумеет добраться на нем до спасительного берега.

Может быть, если бы Клавдий не вернул из ссылки Агриппину, то все бы и обошлось, но когда Мессалина застала ее однажды в императорских покоях, вся ее гордость встала на дыбы. Особенно привело ее в бешенство лицемерие, с которым Агриппина общалась с некогда высмеиваемым ей же шутом брата. Куда девались ядовитые шуточки, доводившие его до слез! Оказалось, что она всегда любила доброго дядюшку, а все ее ядовитые высказывания были сказаны под давлением брата. Теперь же, слава богам, она может воздать ему все, что полагается, не боясь оказаться в ссылке или, того хуже, на Гемониях.

От таких слов Клавдий начинал мурлыкать как домашний кот, а Агриппина по-родственному то целовала дядю в щеку, то появлялась перед ним полуголой, то произносила двусмысленности, от которых у Мессалины появлялось желание вцепиться мерзавке ногтями в лицо.

Самое возмутительное, что Агриппину вовсю поддерживал Паллант, с которым она спуталась, не успев вернуться в Рим. Любимчик Клавдия не простил Мессалине ее пренебрежительного отказа и теперь получал удовольствие, вбивая клин между супругами. Разбитная императорская племянница появилась как нельзя кстати, и он делал все возможное, чтобы подсунуть свою любовницу Клавдию.

Когда поклонники Мессалины, а такие во дворце тоже были, выразили обеспокоенность явным заговором, то она только рассмеялась. Никуда император от нее не денется! Она была умная женщина и не раз подсказывала мужу выход из трудных ситуаций. Он не захочет потерять не только супругу, но и ценного советника, а Агриппина… Да, в конце концов, кто такая эта Агриппина? Женщина из давно ушедшего прошлого. Пусть развлекает Клавдия и лелеет несбыточные планы: ничего у нее не выйдет!

Но Клавдия надо проучить, и она отправилась в особняк Силия, твердо решив залучить юнца в свои сети.

* * *

Венера в тот день была расположена к Мессалине сверх меры. Ей невероятно повезло: мало того, что Юния Силана ушла по делам, так еще и Силий был в прекрасном расположении духа и встретил важную гостью, появившуюся на пороге его дома в сопровождении свиты из молодых повес и очаровательных девиц, обсуждавших на все лады новую моду на женские прически, введенную Мессалиной. Теперь полагалось не заплетать косы, укладывая их вокруг головы, а расчесав волосы на прямой пробор, делать локоны, которые затем закалывать сзади драгоценными шпильками. При виде императрицы Силий рассыпался в комплиментах и пригласил всех зайти в прохладный атриум, чтобы отдохнуть от дневной жары. Повторного приглашения не потребовалось, и веселая компания, рассыпавшись по залу, занялась привычной пикировкой, отчаянно кокетничая с представителями противоположного пола. Кто-то достал кости, и все сгрудились вокруг игроков, делая ставки на победителя.

Убедившись, что ее свита давно забыла о том, что должна развлекать не себя, а императрицу, Мессалина облегченно перевела дух и повернулась к стоящему рядом Силию:

— Говорят, у вас великолепный перистиль. Хотелось бы увидеть его своими глазами.

— Это упущение с моей стороны, — поклонился заулыбавшийся Силий. — Приношу свои извинения и буду рад показать все, что достойно твоей красоты, императрица.

Беседуя, они прошли в уютный внутренний дворик, украшенный статуями богов и прелестными маленькими клумбами. Обойдя небольшой фонтан, изображавший деву с кувшином, из которого стекала вода, они уединились в небольшой нише портика, присев на полукруглую мраморную скамью. Неизвестно откуда появившиеся слуги быстро накрыли небольшой столик, поставив на него кувшин мульса, два кубка и блюдо, полное великолепных фруктов.

— Меня мучает совесть, что я похитил императрицу. — Карие глаза красавца проникали в ее душу, вызывая в животе ощущение порхающей бабочки.

— О, да, — ответила она ему жарким взглядом. — Это непростительное самоуправство, и мне придется тебя наказать.

— Готов понести любую кару. — Его пальцы коснулись ее руки, держащей кубок с мульсом.

— Даже если она будет сопряжена с риском для жизни? — наклонилась к нему Мессалина так, что в вырезе платья стала видна ее грудь, форму которой не смогло испортить двойное материнство.

— Я всегда готов отдать жизнь за мою повелительницу. — Его губы оказались около ее лица.

— Тогда сделай так, чтобы этот день запомнился мне на всю жизнь, — прошептала она словно в забытьи, склоняя ему на плечо свою голову.

И тогда мужские губы прижались к ее рту со всей страстью, на которую был способен ее возлюбленный.

Поцелуй длился вечность, но, наконец, любовники разжали объятия и оглянулись по сторонам. Кругом не было ни души. Все так же чирикали птицы и журчали струи фонтана.

В душе мужчины шла титаническая борьба: сейчас решалась его судьба. Судя по всему, императрица не удовлетворится простым поцелуем, а он счастливо женат, и Юния Силана в любой момент может появиться в перистиле.