В его библиотеку она не зайдет. С этой комнатой у нее связано слишком много воспоминаний. Джеймсон не понимал женщин, не понимал их тупых мозгов — все воспоминания были хорошими, ничего плохого с ней там не случилось. Он ведь не пытался силой затащить ее в старую комнату Сандерса. Туда никто не входил. Он собирался все оттуда вышвырнуть и разнести в пух и прах. Сделать для нее из этой комнаты гребаную студию йоги.

Джеймсону нравилась его библиотека, и он любил проводить в ней время. Однако ему не нравилось сидеть там и слушать, как Тейт с Сандерсом целыми днями слоняются по дому. Смеются в оранжерее, шепчутся на кухне, скатываются по лестнице. Ну, вообще-то, скатывалась только Тейт. Пока что. Ему страшно хотелось кого-нибудь придушить. Она здесь, чтобы развлекать его, а не Сандерса, но не входя в библиотеку, у нее это вряд ли получится.

Поэтому. Джеймсон решил подкупить ее любимым произведением искусства.

«Интересно, у Энджера с ней было столько же проблем?»

— Если позволите…поставьте диван на середину комнаты, передвиньте книжные полки, и повесьте там картину. Она станет основным акцентом, — быстро произнес Сандерс, указав на стену напротив камина.

Джеймсон прищурился и оглядел комнату.

— Диван разделит комнату пополам, — обернувшись, ответил он.

Библиотека была длинной и узкой. Между двумя стенами было много свободного пространства. В прежние времена Тейт любила растягиваться на полу. Она никогда не садилась на диван, и Джеймсону никогда не приходило в голову его передвинуть.

— Да. Вам нужно будет купить журнальный столик. Зачем Вы привезли картину сюда? — спросил Сандерс.

Джеймсон кивнул музейщикам, и они принялись переставлять мебель.

— Потому что это одно из ее любимых произведений искусства. Я решил, что так будет проще ее сюда заманить, — объяснил Джеймсон и, выйдя из комнаты, направился на кухню.

— Вы могли бы просто ее попросить, — предложил Сандерс.

Джеймсон рассмеялся.

— Ты думаешь, я не пытался?

— Нет, не думаю. Я думаю, Вы ей приказали. Отдали распоряжение. Но я очень сомневаюсь, что Вы когда-нибудь ее просили, — сказал Сандерс.

«Ну, что ж».

— Иногда мне кажется, что вы оба сговорились против меня, — проворчал Джеймсон.

— Уверяю Вас, я бы никогда этого не сделал, — ответил Сандерс.

— Кажется, она немного повеселела, да? — спросил Джеймсон.

Прошло уже две недели с их достопамятного совместного ужина. С тех пор как он признался, что ему ненавистна сама мысль о том, что к ней прикоснется другой мужчина. Заставив Джеймсона кончить ей в рот, она затащила его на заднее сиденье. Снова начала в мельчайших подробностях описывать то, что была готова позволить вытворять с ней другим мужчинам. От этого ему окончательно снесло крышу. Джеймсону хотелось совершить убийство и трахнуть ее со всей дури. Он остановился на последнем.

Последовало много разговоров об их перепихонах с посторонними людьми. Они много ругались, кусались и царапались. Он ее душил. «Ягуар» был небольшой; Джеймсон был уверен, что после их стараний у него до сих пор тянуло мышцу. Но несмотря на все это, Тейт, казалось... немного смягчилась. Как будто что-то в ней успокоилось. Как будто ее тревога улеглась, хотя он и не мог понять, как. Неужели ее и впрямь беспокоило то, что он занимается сексом с другими женщинами? Или ее волновало что-то иное, о чем она никогда ему не говорила?

Из-за этого он занервничал. А Джеймсон Кейн нервничал не так уж часто.

«Что ты так переживаешь? Боишься ее потерять? Сначала тебе придется признать, что ты хочешь ее удержать».

В Испании появились кое-какие легкие намеки. В Париже они стали четче. Он не был способен на сильные чувства или эмоции, но время от времени они проявлялись. Тейт каким-то неведомым образом умела их пробуждать. Спроси его в любое время, что бы он почувствовал, если бы Тейт вышла за дверь и не вернулась, Джеймсон, скорее всего, сказал бы «ничего». Но если бы его случайно застали в момент истины, ответом был бы «полнейший ужас». Ему не хотелось, чтобы она уходила, вообще никогда. Они идеально подходили друг другу, вот и все. Джеймсон не пытался это анализировать, не задавал вопросов. Он просто с этим смирился.

«Боже, вот бы и она сделала то же самое».

— Возможно. Немного. Ее гнев слегка утих. Но доверие так и не вернулось. Она ждет, когда Вы нанесете следующий удар, — ответил Сандерс и, отведя глаза, уставился на кухонную дверь.

— Это она тебе об этом сказала? — удивился Джеймсон.

Сандерс покачал головой.

— Нет, я и так это знаю, — сказал он.

— Интересно, откуда?

— Потому что я слушаю. Проявляю внимание. Я ее знаю, — ответил Сандерс.

«Ауч».

— Может, мы просто знаем ее с разных сторон. Ты удовлетворяешь ее эмоционально, а я — сексуально. Может, просто у нас так получилось. Может, все это время у нас был своеобразный тройничок, — предположил Джеймсон.

— Иногда, сэр, меня от Вас тошнит, — почти рявкнул Сандерс, не скрывая отвращения в голосе.

Джеймсон улыбнулся.

— Рад узнать, что еще не потерял форму. Я ее слушаю, Сандерс. Я проявляю внимание. Но и у моих возможностей есть предел — она знает, какой я. Что мне еще сделать? — спросил Джеймсон.

Сандерс наконец повернулся и снова посмотрел на него.

— Вы могли бы попытаться спросить у нее, что не так, — с нажимом произнес он.

Джеймсон застонал и обхватил голову руками.

— Я хотел только секса. Просто немного регулярного извращенного секса. Когда, черт возьми, все стало так сложно? — проворчал он.

— Когда Вы встретили свою вторую половину, сэр.

— Сандерс.

— Да?

— Заткнись.

— Конечно.

С минуту они стояли молча. Джеймсону нравилось в Сандерсе то, что они могли просто молчать. Долгое время, иногда целый день. И Сандерс никогда не обращал внимания на излишне резкую, грубую натуру Джеймсона. Это было просто чудесно. Если бы он только мог приучить к этому и Тейтум.

— Где она? — подняв голову, спросил Джеймсон.

Утром девушка ушла, но он не удосужился спросить ее, куда она направляется; Тейтум оставила его в душе полуживого, с дрожащими коленями. Эта женщина, наверное, могла бы высосать мяч для гольфа через садовый шланг. Это было потрясающе.

— По-моему, она пошла к мистеру Холлингсворту, — ответил Сандерс.

— Б*яяяяяяяяяяяядь.

— Я посоветовал ей не совершать опрометчивых поступков, — сказал Сандерс.

Джеймсон фыркнул.

— И как она отреагировала? — спросил он.

Сандерс некоторое время молчал, и Джеймсон выразительно на него посмотрел.

— Она... она издала непристойный звук губами. Забрызгав мне все лицо, — ответил он.

Джеймсон рассмеялся.

— Бедный Сандерс. Ты по-прежнему в нее в люблен? — усмехнулся он.

Парень немного покраснел.

— У меня много Пьюрелла, — только и сказал он, а затем вышел из кухни. (Пьюрелл (purell — англ.) — антисептик с повышенной эффективностью — Прим. пер.)


*****

Тейт очень нервничала. Она теребила в руках столовое серебро, оглядывая ресторан. Был вечер, вокруг нее, в обстановке романтического ужина, сидело множество парочек. Идеально. Она взглянула на входную дверь и снова принялась вертеть в пальцах столовые приборы.

Ей казалось, что ее мозг раскалывается на части. Слова Джеймсона, слова Сандерса рикошетом отскакивали от ее нейронов и мозговых волн. Сводили ее с ума. Или наоборот, помогали сохранить рассудок. Тейт уже не могла сказать наверняка. Ей хотелось заставить всех заплатить. Но при этом быть нормальной. И всех ненавидеть. Но при этом не ненавидеть себя.

Это было уже слишком.

— Тейтер-Тот! Извини, что опоздал, — крикнул Эндж, торопливо пробираясь между столиками.

Тейт выдавила из себя улыбку и выпрямилась. Попыталась напустить на себя самый обожающий вид.

Секс не сработал, и теперь она точно знала, что и не сработает — Джеймсон прямо сказал, что ему все равно. Но любовь. Любовь — это совсем другое дело. Джеймсон говорил ей это давным-давно.

«...Меня абсолютно не волнует присутствие другого мужчины, если этот мужчина — я. Но так быть не может, если ты уйдешь и влюбишься в своего лучшего друга…»

Тейт убедит Энджа, что влюблена в него. Они уже много лет топчутся в статусе друзей — она не сомневалась, что соблазна назвать ее своей, отвоевать у Джеймсона будет достаточно, чтобы Эндж ушел от Элли. Бросил ее ради Тейтум. История повторяется. А Джеймсон ненавидел делиться своими игрушками, ненавидел Энджа, ненавидел любовь. Он сражался за свою еб*чую игрушку, но за ее привязанность — не будет.

Ей было необходимо в это поверить.

— Ничего страшного. Как ты? Целую вечность тебя не видела, — рассмеялась она и, наклонившись, поцеловала его в щеку.

— Да, но с тех пор, как ты провела надо мной свой странный, сатанинский обряд соблазнения, я всерьез опасаюсь за свою душу, — объяснил Эндж.

«Ты даже не представляешь, насколько близок к истине, Эндж. Беги от меня cо всех ног».

— Ой, заткнись, тебе понравилось, — поддразнила его она, но тут их прервал официант.

Они болтали. Флиртовали. Тейт очень часто смотрела ему в глаза. Её подташнивало. Очень хотелось выпить. Но она продолжала улыбаться. Все время льстила ему сверх меры. Эндж и понятия не имел, что его ждет.

— Итак, я должен спросить, — начал он, когда убрали их тарелки. Тейт перегнулась через стол и широко улыбнулась. — Что, черт возьми, происходит?

«По-видимому, он кое о чем догадался. В тебе таинственности не больше, чем асфальтовом катке, тупая сука».

— Что ты имеешь в виду? — спросила Тейт, пытаясь изобразить удивление.

— Ты надела футболку с вырезом «зацени мои сиськи», флиртуешь так, будто это олимпийский вид спорта, и улыбаешься, словно какая-то жуткая кукла. Что, черт возьми, происходит? — спросил Эндж.