Светлана ворковала с Игорем напоказ, так что тот даже недовольно поморщился. Этот спектакль предназначался, наверное, для Сергея. Смотри, как нам хорошо, кусай локти.


Серый эту игру раскусил и снова удивился, что его вообще свело с этой женщиной. Хотя чему удивляться? Она предложила, он не отказался. Все просто. Добиваться не пришлось.


Вот Инна — другое дело. Уже столько вместе, а все кажется, что она где-то там, далеко, за тридевять земель. Ему принадлежало ее тело и жизнь, но не мысли. Кажется, он впервые захотел, чтобы женщина была вся — его. Целиком.


Пока ели, перезнакомились все.


— А вы, значит, рисуете, — сказал Петр Иванович и пояснил, — Игорь рассказывал. Что именно?


Инна растерялась. Обычно, когда спрашивают, чем ты занимаешься или кто ты, все мысли куда-то сразу улетучиваются. Девушка неловко улыбнулась:


— Да разное. Все, что вижу, что в голову придет.


— Художественную школу заканчивали?


Она кивнула.


— Выставляетесь?


— Так, немножко. В галерее продаю работы, — призналась она.


Можно. Быть коммерческим художником по нашим временам не зазорно.


— Мила! — окликнул он. — Вот почему ты бросила? Сейчас бы тоже рисовала.


Дочка не стала орать, что она "не Мила", но было видно, что девушка на грани срыва. Тем более что ее только что на глазах у всех сравнили с какой-то посторонней девчонкой.


— А вы, молодой человек? — обратился подполковник к Сергею. — Чем занимаетесь?


Тот молча протянул старику визитку. Петр Иванович хмыкнул одобрительно и убрал в нагрудный карман.


— Встречаетесь? — улыбнулся он. — Дело молодое. С детьми только не затягивайте. Мила вот у нас последыш, уже не жена, а я воспитывал. Какое же это воспитание, скажите на милость? Одни мужики в доме.


— Ну все! — вскочила Мила, как наскипидаренная. — Я пошла. Обсуждаете, как будто меня нет.


— Ты не доела, — сказал ей отец.


— Сыта по горло!!!


И она усвистала в дом. Инна от такого просто остолбенела. Сын подполковника подошел и хлопнул отца по плечу.


— Ничего, батя, перебесится.


— Да сколько можно? Вот же наказание, — заворчал старик. — Переходный возраст не прекращается.


Подбежал внук, принес деду чай с другого конца стола. Это невестка подсказала.


— Аня, почему не кофе?


— Вам нельзя, Петр Иванович, — улыбнулась она. — Помните, что доктор сказал? Никакого кофе. Мяса, кстати, тоже, но это мелочи. Один раз можно.


— Я не ребенок малый, знаю, что мне можно.


Молодые посмотрели на отца, но спорить не стали. Дружок Милы, кстати, уже успел выхлестать свое пиво и бутылку Игоря, стоящую рядом. Теперь хлебал что-то из своей фляжки, судя по запаху, коньяк.


— Дима, ты бы притормозил. Как машину завтра поведешь? — высказал ему хозяин дома. — Мила с тобой не поедет, так и знай. Въедешь в какой-нибудь столб.


Инна вздрогнула. Серый положил ей руку на талию — деревянная просто.


— Хватит указывать, — развязно сказал парень. — Ей и так сложно. Сколько можно? Терплю вас ради нее.


Подполковник встал из-за стола и замахнулся тростью:


— Да ты!!!


Парень тоже поднялся. Наверное, хозяин дома не всерьез угрожал, но с пьяных глаз чего только не покажется. Он ринулся в атаку. Серый среагировал быстрее всех. И сидел он тоже ближе всех к дерущимся.


Мужчина, как показалось Инне, тихо толкнул парня в грудь, а потом подхватил за куртку, чтобы тот не упал на спину. Притянул к себе. Парень замахнулся, но запястье было, как в клещах, зажато в руке у противника. Молодой человек взвыл.


— Ты бы сел, — тихо сказал Серый. — Шашлык остывает. Доедай.


Убедившись, что парень последовал его совету, Серый вернулся на место рядом с Инной.


— А вы, я посмотрю, служили? — поинтересовался Петр Иванович. — Поучаствовали?


— Было дело.


— И где же, если не секрет?


— Да я так, писарем при штабе, — повторил Серый бородатую, всем известную шутку.


— Ясно, — потер подбородок пожилой мужчина и понимающе усмехнулся.


Зато Инна не понимала, что творится. Подполковник — никакое не чудовище, оказывается. Больной, несчастный старик. Дети нервы мотают. У девушки было чувство, что они проживают ее несостоявшуюся жизнь. Если бы отец был жив, они бы никогда не продали свою дачу. Мама бы накрывала на стол. Тоже, наверное, ездили бы за город каждые выходные, жарили шашлыки. Только вот…


Ее жизнь пошла бы совсем иначе. Не пришлось бы переезжать к ЗАГСу. Не быть свидетелем преступления. Инна бы никогда не встретила Сергея. Встречалась бы с таким же "Димой".


Фу-у!


Ну, не с неформалом. Все равно. С кем-нибудь, положительным во всех отношениях. Уж точно не с Михаем. Она бы в другой школе училась и никогда бы его не встретила. Тот бы продолжал портить девок и кутить в свое удовольствие. Никто бы не оборвал его никчемную жизнь. Сколько бы женских судеб он еще исковеркал?


"Волк — санитар леса", — всплыла в памяти старая сентенция. Может, все произошло именно так, как и должно. История не терпит сослагательного наклонения.


— Сергей, — она крепко сжала его руку, испугавшись, что он исчезнет. — Сергей!


— Что?


— Ничего, — застеснялась она своего порыва. — Просто.


— Ну, раз так, доедай. Или мне отдай, — улыбнулся он. — Долго ждать, пока поджарится еще.


Инна отдала ему шашлык и отобрала кофе. Тоже не хотела просить, чтобы налили. Пусть люди не отвлекаются, общаются. А они с Сергеем вместе, сами по себе. Не хотелось вставать и уходить. Побыть еще немножко с ним, и все. Больше ничего не надо.

Глава 22

Инна пошла в дом. Нужно в туалет, а это внутри. Убранство дачи было старорежимным, немного помпезным. Дерево, ковры, медные львы на ручках, богемский хрусталь в шкафу и хрустальные люстры. Так раньше делали.


Потом хотела вернуться обратно и застыла. Дверь в гостиную была полуоткрыта. Она нажала на выключатель и убедилась, что глаза ее не обманывают. О, боже! Рояль. Настоящий, как в музыкальной школе. Советский, эстонский! Двестидесятый, наверное. Большой какой!


Девушка подошла ближе. Она благоговейно провела рукой по лакированной крышке, оставив полосу на пыли. Схватив салфетку с банкетки, Инна протерла инструмент и подняла крышку, закрепив на стойке. Все, теперь можно пробовать.


Прямо руки чесались проверить!


Как-то несерьезно на нем играть "Собачий вальс" или замученный многими поколениями школьников багатель "К Элизе". А что, если? Инна присела, огляделась, не видит ли кто, и начала наигрывать "Поезд на Чаттанугу". Вариация Питерсона. Она раньше очень любила эту мелодию.


Однажды им дали задание выучить что-то сверх программы — и вот. Пальцы помнят. Ритм никто не задает. Плохо. Темп тоже не сразу поймала. То слишком медленно, то чересчур быстро. Она, когда разучивала, чуть себе мозги не сломала, пока докопалась. С виду просто, а на деле… То, да не то.


— О-о… — выдохнула почти в экстазе, когда наконец получилось.


Поняла еще, что инструмент немного расстроен. И еще акустика помещения сильно гасила звук. Не место здесь инструменту, в маленькой комнате с низким потолком, на холодной даче, да еще и без чехла.


— Эх…


Попробовала еще раз — лучше. Замерзшие пальцы согрелись и размялись. Игра на фортепьяно, выходит, тоже как велосипед. Не забывается. Все, все помнит мудрое тело. В консерваторию ей не светило, но поиграть для души — всегда пожалуйста. Даже на душе стало легче.


Кто-то за спиной захлопал. Инна вскочила, с грохотом уронив стул. Это был он! Подполковник в отставке. Кивал сам себе и смотрел одобрительно.


— Да вы умелица, оказывается. Кладезь скрытых талантов, — похвалил он.


У Инны часто-часто забилось сердце, словно ее застали за чем-то неприличным. Не стоило, правда не стоило. Что же теперь будет?


— Извините, — сказала она. — Я без спросу.


— В музыкальную школу наверняка тоже ходили, — сделал он вывод и подошел ближе.


Инна отпрянула. Мужчина удивился, но ничего не сказал.


— Просто хобби, — добавила девушка. — Инструмент жалко.


— А что с ним? — нахмурился он.


— Расстроен. Наверное, давно на нем не играли. Понимаете, ему нельзя на холоде. Лучше вообще тогда не держать дома рояль.


Она высказалась, и на душе сразу стало легче. Рояль — как домашнее животное. Почти живой. Надо следить, и чтобы работал, двигался, жил. Каждая вещь создана для чего-то. Если она себя не находит, не реализуется, то вроде как и не живет. Заживо умирает. Инна не знала, как облечь эти мысли в слова, и потому просто провела сверху донизу по клавишам.


— Слышите? Жалуется.


— Жена моя любила играть, — сказал старик. — Дочь отдал в школу искусств, но она бросила.


— Может, у нее другие интересы.


— Да уж, другие!


— Простите.


— Вам-то за что извиняться? — возразил он. — Как раз у вас все в порядке.


— Надеюсь, — она не была в этом уверена.


Петр Иванович провел рукой по волосам, повел плечами, словно у него там что-то мешалось. Тело старое, что ли, ноет? На погоду, скорее всего. Обещали морозы.