Официантка, немолодая, полная женщина, смотрела на нас с немым укором и жалостью:

– Идите, и больше так никогда не делайте.

Я больше так не делаю никогда. Все время все счета предварительно калькулирую в голове. Привычка осталась на всю жизнь.


Оглядываемся по сторонам. Публика какая-то простоватая. Это же мы здесь на побывку приехали, и то туфли взяли, переобулись. А у них тетки все в стоптанных сапогах. Все-таки из дома же идут, могли бы блузку надеть нарядную. Не знаю я!

И танцуют они как-то не так. Вон тетка, ей явно уже сороковник. Что ж так прыгать-то, народ пугать. Аж слышно, как топает. В зеркало надо смотреться периодически!

За нами сразу стала ухлестывать пара военных. Но тоже в таком же преклонном возрасте, за сорок. Ну нет, с ними никакого праздника не получится! А пока уж что есть, то и есть. Пляшем от души, всем довольны.

Смотрю, Звереву парень молодой приглашает. Худой, очень высокий, немножко неопрятный, но в модных джинсах. Зверева моя раскраснелась, развеселилась, в мою сторону руками машет.

Паренек ее тоже смеется, тоже на свою компанию кивает. Зверева после танца бежит ко мне:

– Ну, все устроилось. Это – студенты финны, тоже здесь на каникулах. Мы им сразу приглянулись, они нас издалека приметили. Предлагают встретиться завтра вечером. Он придет со своим другом.

Смотрим в сторону Наташкиного долговязого кавалера. Рядом с ним уже стоит паренек, приятный такой, в очках, тоже руками машет.

– У них с утра программа своя, а вечером они могут оторваться от своего финского коллектива.

– Мы же завтра на концерт идем!

– Вот я их на концерт уже и пригласила. Договорились встретиться у концертного зала в 6-30.

– Как же ты их пригласила? У нас же билетов только два!!

– Купим еще.

– А если не найдем?

– А мы постараемся!

– Ну, Зверева, молоток! Вот это я понимаю, приключение.

Теперь главное отвязаться от наших пожилых военных.


С утра прямиком на Васильевский остров, уродцев смотреть. Очередь в Кунсткамеру огромная, холод страшный. Периодически бегаем греться в соседнее парадное. Стоим часа полтора. Вот в Русский музей без всякой очереди прошли. Неужели здесь что-то такое, что того стоит?

Музей оказался типа краеведческого, весь в чучелах древних людей и животных. Так все неспешно, просторно, народу, главное, никого, подходи, любуйся, никто не мешает. Ага, понятно, все сгрудились в одной круглой комнатушке на колбы с уродцами смотреть. Зрелище не очень приятное. Все, уйти и забыть, и помнить про чучела древних людей в разнообразных национальных одеждах и без.

Ну хорошо, культура на сегодня есть, нужно теперь финнам билеты купить. А билетов-то и нет. Но народ очень отзывчивый в Питере. Одна кассирша сразу другой звонит, та еще другой. Короче, нашли два билета, но нужно на другой конец Питера ехать. А что, и поедем! Сначала вот только свой суп в «Астории» съедим.

Подходя к «Октябрьскому», наших финнов увидели издалека. Они нас тоже увидели, обрадовались. Видимо, обе стороны сильно сомневались, что мероприятие состоится, но все пришли. Мы-то вообще сколько сил на это положили. Умная Зверева сразу предложила:

– Не будем рассказывать, что по всему городу за билетами бегали. Скажем, что билетов навалом в любой кассе.

Познакомились. Имена у них оказались одинаковыми. Оба Тойво. Но почему-то предложили звать их на английский манер Тео. Мне без разницы. И вообще, как нам с ними общаться-то? Выясняется, что по-немецки они не разумеют, только по-английски. Наташка заканчивает Мориса Тореза, английский язык у нее второй, так что справимся. Хотя, конечно…

В зале места у нас не рядом, билеты же отдельно покупали. Решили сесть парами. Зверева-то со своим беседует, а мы только улыбаться друг другу и можем!

Но ощущение того, что происходит что-то хорошее, есть. Какие-то флюиды дружбы и желания общаться пробегают между нами, и я думаю: не зря мы со Зверевой полгорода оттоптали, чтобы билеты купить.

Вышли после концерта. Что дальше-то? На улице холод дикий, гулять не будешь. Решили поехать в центр на троллейбусе. Пока доехали, аж заиндевели все, поняли, что куда-то надо идти греться. Музеи все закрыты, остается ресторан.

У нас с Наташкой на суп, конечно, хватит, а у наших иностранцев-то как? Они тоже, как мы, бедные студенты, или еще хуже?

Пытаемся прорваться в первый попавшийся ресторан, но наших иностранцев видно издалека, они хоть и без смокингов, но в дутых куртках ярких цветов.

– Не, ребята, мест нет! Хотя… можем, конечно, и договориться…

Чувствуем, наши ребята жмутся, между собой шепчутся, видать, у них тоже только на суп, а в ресторан сходить денег уже нет.

Наташкин Тойво отводит ее в сторону.

– Понимаешь, у нас только финские деньги, мы же завтра рано утром обратно уезжаем, решили больше не менять. Может, вы у нас финские марки купите?

Вот странные, зачем это нам ихние деньги финские, и потом на наши 10 рублей много не поменяешь. И вообще, тоже мне, на свидание пришли без копейки денег. Ничего себе!

Пока мы со Зверевой возмущаемся между собой, но тихо, конечно, культурно так, наши горячие финские парни уже потихоньку к прохожим с подобными вопросами начали обращаться. Смотрим, с одним в телефонную будку зашли.

– Ну все, Наташка, или сейчас в ресторан пойдем, или нас в милицию загребут.

– Не трусь, если что, скажем, что первый раз их видим!


В ресторане было тепло и весело. Мы плясали до упада под морские песни Юрия Антонова, ели икру, пили шампанское и обменивались многозначительными взглядами с нашими новыми друзьями.

Расставались мы на троллейбусной остановке абсолютно счастливые, обменивались телефонами, давали обещание писать друг другу и помнить это приключение всегда.


– Да, Наташка, повезло же нам…

– И не говори! Здорово все получилось! Жалко, конечно, что им так уезжать рано было надо.

– Ой, все равно и на концерт сходили, и в ресторан, столько всего успели!

– И то правда!

В оставшиеся дни мы гуляли по холодному Питеру, наслаждались шедеврами Эрмитажа и нервировали официантов дорогих ресторанов своим супом, одним на двоих. Настроение было отличное, наши прощальные гастроли, по обоюдному мнению, удались.

Наших финнов мы больше никогда не встретили.


Летом мы обе вышли замуж. С разницей в неделю. Естественно, мы друг у друга были свидетельницами.


Я развелась через 5 лет, Наташа через 10.

Во взрослую жизнь

Обмен

Мои родители всегда мечтали жить со мной. То есть отселять, когда придет время, будем дочь старшую, а уж с младшей проведем старость. Меня они со своими планами не знакомили, со мной не советовались. Просто любовь к младшей дочери перевешивала какие-то мелкие неудобства жизни с совершенно чужим человеком, моим, например, будущим мужем, а впоследствии и с моими будущими детьми.

Я всегда шла по жизни легко, особо ни о чем не задумывалась, планы грандиозные не строила, а главное, ни по какому поводу особо не расстраивалась. Если случалось что-нибудь, не в рамках моего веселого настроения, просто старалась про это как можно скорее забыть. Это, между прочим, у меня всегда получалось. Ну еще день как-то могла промучиться, а уже с утра вставала с легкой и светлой головой, свободной от всяких там душевных мук. Поэтому когда пришло время думать – с кем жить и по какому адресу, я эту проблему для себя решила сразу, жить надо только самостоятельно. Тем более опыт совместной жизни был, правда, семья была не моя, моей старшей сестры. Но этого было достаточно, для того чтобы понять – два поколения под одной крышей ужиться не могут. Невозможно, незачем, ни к чему. Причем я этого в силу своего пофигистского ко всему отношения совсем даже не замечала. Ну, живут с нами Наташа со своим мужем, ну, а мне-то что. Ну только, что меня из своей комнаты в гостиную переселили. Больше никаких неудобств не было, даже больше того, появились удобства – телевизор под боком. Смотри хоть ночью, хоть утром. А жить, мне казалось, стало только веселее. Больше народу, больше событий. Сестра опять же от меня с воспитанием отстала. Родители-то с этим вопросом ко мне никогда особо не приставали. Они просто мне радовались, или думали, что дело это бесполезное – меня воспитывать. Во-первых, я с детства была очень вредная, свою точку зрения никогда не поменяю, и потом же мой веселый характер. Воспитывай меня, наказывай. Я все равно в голову ничего не возьму, не расстроюсь. Сестра же не могла смотреть на это, как ей казалось, форменное безобразие и постоянно отслеживала мои, как ей виделось, неправильные похождения в разные стороны. Все ей казалось во мне неверным. И то я делаю не так, и это кое-как. Главное, она была права. Я действительно все делала кое-как. Не вникая. Ну зачем было во все эти глупости вникать-то? Что, дел больше никаких нет? Еще мы про алгебру с химией думать будем?! В школу хожу? Хожу! В немецкую? В немецкую! Учусь без троек? Без троек! На пианино играю? Играю! Вот какие ко мне вопросы могут быть? А вопросы находились всегда тем не менее. Поэтому ничего не брать в голову – выход был самый правильный и единственный.

Когда в нашу дружную семью вошел Витя, Наташин муж, мне это странным не показалось, и никаких неудобств я от этого не испытала. Каково же было мое удивление, когда я услышала на кухне разговор Наташи с мамой. Смыслом разговора было то, что так жить больше невозможно, что все друг друга раздражают, что у Наташи рушится семейная жизнь. Я была просто даже заинтригована! Это кто ж кому и чем мешает?! Со стороны все было пристойно до неприличия. Все друг другу улыбались, за ужином поддерживали непринужденный разговор, спрашивали, как у кого дела, какие новости? У нас вообще семья с традициями. Во всяком случае ужинаем всегда все вместе в гостиной, и никогда по отдельности на кухне. Начало ужина установлено раз и навсегда – приход папы с работы. Это закон, без папы есть не садимся. Как говорит мой папа: «Хотя бы раз в день вся семья должна собираться вместе, чтобы обсудить, как прошел день, что случилось, а что не случилось». Верно, конечно. Действительно, может, человеку помочь в чем-то надо, а сам он не догадывает­ся об этом, а вот на семейном совете это все высвечивается.