«Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал бы тебя и позвал бы снова, чтобы дать тебе больше. Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на плёнку всё, что ты скажешь, чтобы слушать это ещё и ещё, бесконечно. Если бы я знал, что это последние минуты, когда я вижу тебя, я бы сказал: «Я люблю тебя» и не предполагал, глупец, что ты это и так знаешь.

Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам ещё одну возможность, чтобы всё исправить, но если я ошибаюсь и сегодня это всё, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду. Ни юноша, ни старик не может быть уверен, что для него наступит завтра.

Сегодня, может быть, последний раз, когда ты видишь тех, кого любишь. Поэтому не жди чего-то, сделай это сегодня, так как если завтра не придет никогда, ты будешь сожалеть о том дне, когда у тебя не нашлось времени для одной улыбки, одного объятия, одного поцелуя, и когда ты был слишком занят, чтобы выполнить последнее желание».


Скарлетт подошла к Матиасу и обняла его; погладила по плечу, провела рукой вверх, вдоль шеи, до волос на затылке. Наконец притянула к себе, и, закрыв глаза, прижалась губами к его губам. Каждое колебание, каждое ограничение, каждая убедительная причина, которая препятствовала им до этих пор, исчезла. Матиас ответил на поцелуй естественным образом, быстро открыв рот, и приглашая ещё раз вторгнуться, исследовать, забрать то, что она хотела. Страсть губ объединилась со страстью рук, а затем и тел, которые практически сразу начали отчаянно двигаться друг против друга.

На мгновение Матиас отстранился от Скарлетт и застыв, посмотрел на неё. Он так долго боролся со своим желанием к ней, что инстинкт заставлял его снова остановиться.

— Скарлетт... Ты знаешь... я…

Но Скарлетт не позволила себя отговорить. Она теряла его, и ясно это осознавала, а в своей жизни ей уже приходилось иметь дело со слишком многими сожалениями. Матиас не станет одним из них.

Воплощение всего, чего желала месяцами, находилось перед ней, в последний раз в пределах досягаемости. Она понимала, это никогда не станет любовью её жизни, но, по крайней мере, один раз Скарлетт хотелось прожить ночь, подобную тем, о которых читала коротая уединённые вечера в десятках любовных романов.

— Останься этой ночью со мной. Только на одну ночь, — нашла в себе смелость спросить его.

И Матиас ответил крепким объятием, теряя себя в чувстве, которое, как он полагал, потерял навсегда. Потому что, несмотря ни на что, несмотря на все добрые намерения, все действительные рациональные причины, он её хотел, хотел с той же необъяснимой силой, с которой она всегда желала его. Потребность, которую он испытывал, почти пугала. Он не привык к такому. Матиас не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так: узел в животе, животная необходимость обладать, погрузиться в женщину, несмотря на все разумные сомнения.

— Ты такая красивая, — прошептал он. Затем, как в замедленной съёмке, наклонился, чтобы поцеловать её с закрытыми глазами. Напряжение, которое поглощало каждый дюйм его тела, больше не могло контролироваться. В глубине души он знал. Матиас понимал как всё закончится, когда оставлял свою маленькую девочку на руках у Глории, чтобы отправиться к единственной женщине, которая сумела пробиться сквозь ледяной занавес, окутывающий его сердце после смерти Грейс. Он знал, что на этот раз сдастся, эгоистично принимая то, о чём мечтал слишком долго. Скарлетт не была похожа на других, он знал об этом с самого начала, и уважал её больше не только поэтому. Причина скрывалась именно в том, что, несмотря на тысячу аргументов и бесконечные оправдания, он чувствовал к ней глубокую и подлинную тягу. На мгновение Матиас подумал, что если это не любовь, то очень на неё похоже. Он обнял девушку крепче, целуя её шею, между линией волос и ухом, потом снова заговорил, повторяя её слова:

— Только на одну ночь.

Сердце Скарлетт замерло. Это действительно произойдёт — осознала она в тот момент, удивившись почти больше, чем он, и чувствуя, как тяжелое твёрдое тело Матиаса мягко на неё давит, покачиваясь инстинктивно в медленном ритме. Это случиться, и, возможно, станет их прощанием.

Доли секунды она задавалась вопросом, не было ли это сумасшествием и мазохизмом: получить свою мечту за мгновение до того, как потерять, но Скарлетт отклонила эту печальную мысль с той же скоростью, с которой сформулировала. И когда нежная и большая рука Матиаса медленно распахнула её халат, чтобы опустить майку, и он поцеловал возбужденные соски, Скарлетт вообще перестала думать. Теперь она чувствовала только тёплое дыхание на влажной коже, небольшая щетина мучила её нежную плоть, а внушительное тело медленно подталкивало на матрас, заставляя лечь.

Скарлетт нежно схватилась за край футболки Матиаса. Она не могла ждать ни минуты, желала почувствовать тепло его кожи на своей. Он встал перед ней на колени, чтобы облегчить задачу, избавляясь от одежды одним быстрым движением. Затем Матиас поднялся на ноги, чтобы завершить работу, и быстро стянул брюки из мягкой ткани.

Это был первый раз, когда Скарлетт увидела его полностью обнаженным, и на ум пришли слова Аманды, услышав которые, много месяцев назад, она смеялась над подругой. После Матиаса она навсегда потеряна для любого другого мужчины. Теперь она знала, что это правда.

Матиас снова приблизился к кровати, его взгляд наполняли чувственность и уверенность.

— Можешь сделать для меня одну вещь? — спросил он.

Скарлетт ответила лёгким кивком, возбужденная тем, что Матиас выглядел полным решимости дать ей то, что она всегда хотела, и делал это без колебаний.

— Я хочу, чтобы ты была свободной и раскованной, хочу, чтобы ты перестала думать. Скарлетт, никаких колебаний, никакого стыда. Сегодня ночью мы будем теми, кем хотим быть — без связей, без прошлого, без будущего.

Он наклонился к ней, захватил края её трусиков и стянул. То же самое сделал и с халатом, и с майкой.

Матиас замер, разглядывая её большими глазами, полными желания:

— Ты, правда, не представляешь, насколько ты чувственная?

Мати мягко подтолкнул Скарлетт на кровать и расположился над ней, между слегка раздвинутыми ногами. Он начал неспешно целовать её шею, ключицу, одновременно медленно толкаясь бёдрами и упираясь твёрдым членом в чувствительную плоть девушки.

— Сегодня ночью в этой комнате есть только ты и я. Ничто другое не имеет значения, — прошептал он, проводя губами по животу Скарлетт. — Я никогда не забуду запах твоей кожи, — он продолжал говорить почти в трансе, приближаясь всё ближе к бугорку Венеры, пораженный и невероятно возбуждённый тем фактом, что на коже не было ни единого волоска. — Я никогда не забуду твой вкус, — простонал он, скользя языком между влажными складочками, облизывая и неспешно проникая внутрь.

Он даст ей наслаждение, используя пальцы и рот. Он заставит её потеряться в таком интенсивном оргазме, что боль, которую проникая причинит после, притупится. Из опыта Матиас знал, это будет наилучший способ её взять: в момент, когда девушка потеряется в наслаждении и будет увлажнена своими соками. Понимал, что причинит ей боль, но Матиас также знал, что способен превратить это неприятное ощущение в абсолютный экстаз.

— Расслабься, — сказал он, облизывая, посасывая и проникая в неё двумя пальцами, начиная двигаться внутри гармонично с ритмом своего языка.

Скарлетт застонала на грани оргазма. Она ухватилась за простыни, смущённая интенсивностью ощущений, которые дарил его способный рот и глубокий эротичный голос. Её живот напрягся, спина выгнулась, дыхание превратилось в отчаянные хрипы, а ноги сжали голову Матиаса в крепкой и неконтролируемой хватке.

— Отпусти себя, Скарлетт. Ты прекрасна, — прошептал он ей, продолжая ласкать руками и поднимаясь к лицу девушки. — Ты такая чувственная… отпусти… покажи мне какая ты красивая, когда наслаждаешься для меня…

Сдавленный крик, которым ответила Скарлетт, было то, что он ожидал. Матиас посмотрел ей в лицо. И от этого образа — откинутая назад голова, покрасневшая от возбуждения кожа лица, а между набухшими грудями тонкая нить пота, — Мати испытал головокружение, ощутил себя потерянным. Ни одна женщина на пике удовольствия никогда не возбуждала его так сильно, как Скарлетт. Из его горла вырвался сдавленный хрип, пока устраивался у неё между ног, прижимая головку члена к ещё пульсирующему и невероятно влажному лону, готовый, наконец, проникнуть в храм, который чтил в течение многих месяцев. Он наклонился и страстно её поцеловал, не задумываясь, протолкнул свой язык, на котором продолжал ощущаться оргазм, между горячими губами женщины, которую собирался сделать своей.

— Святой Христос! — прохрипел Матиас, на секунду приподнявшись на руках, чтобы лучше контролировать проникновение, и позволяя Скарлетт увидеть его во всем великолепии: с красными, как кровь губами, с волосами, растрёпанными пальцами, которые взъерошивали их бесконечные минуты, и с глазами, похожими на глаза дикого животного, в момент захвата добычи.

— Я сделаю тебе больно, но только на несколько минут. Поверь мне... Отпусти себя... — сказал он.

— Да, — ответила Скарлетт, впустую глотая от ощущения давления твёрдого члена, заполняющего её миллиметр за миллиметром.

Понемногу, с изнурительной медлительностью, Матиас вошёл внутрь. Затем немного вышел, но только для того, чтобы со следующим толчком погрузиться больше, всё глубже и глубже, с ритмичной точностью метронома. Матиас, слишком привыкший иметь дело с телами женщин, которые просили трахать их жестоко, начал терять рассудок, пытаясь сдержать желание полностью погрузиться в горячее и узкое лоно, но он знал, что должен ждать подходящий момент, потому что не хотел причинить ей боль. Никогда.