«Одна плюс четыре, – догадалась Людочка. – Девушка будет одна, а их четверо… Какой ужас! Но, что же дальше? – Людмилой овладело странное волнение».

Она посмотрела на Анатоля. Тот пристально наблюдал за происходящим.

Девушка театрально округлила глаза и схватилась за голову. Матросы стали показывать на нее пальцами и смеяться. Странным было то, что Людочка отчетливо слышала все их разговоры и смех. Оказалось, что звуки шли из верхней слуховой трубы. Они не просто были слышны рядом, они даже усиливались за счет хитроумной акустики.

Вот откуда так хорошо было слышно тапера. Он мог играть в любой комнате, но хозяйка направляла звуки в нужную ей комнату или во все сразу. Кстати, когда мужчины вошли, звуки фортепьяно сделались тише.

– Как тебя зовут, красотка? – спросил один из матросов.

– Меня зовут мадемуазель Мими, – со страхом отозвалась девица.

– Мими? Какое странное имя? У вас всем шлюхам дают такие имена?

– Господа, я не шлюха! – театрально воскликнула девушка. – Мне нужно идти домой.

Она встала со стула и направилась к выходу.

– Нет, Мими, ты никуда не уйдешь, – самый высокий мужчина преградил ей путь. – А шлюха ты или нет, это мы сейчас посмотрим. Раздеть ее! – говоривший был явно за главного.

Людочка взволнованно смотрела на эту сцену. Ей казалось, что она даже слышит, как у девушки от страха стучит сердце, ибо ее собственное тоже громко бухало в груди.

– Анатоль, они ее разденут? – прошептала она.

Граф положил руку на ее колено.

– Они не только ее разденут… Привыкай.

А дальше произошло то, о чем Людмила вспоминала много раз после… С громкими и непристойным смехом, грубыми шутками и даже оскорблениями матросы довольно быстро раздели несчастную. Людмила догадалась, что на барышне не было ни корсета, ни нижнего белья. Вся одежда довольно быстро и легко оказалась сложенной на соседнем стуле. Девица стояла обнаженной, посередине комнаты, прикрыв от стыда напомаженные щеки. Из одежды на ней остались лишь розовые туфли на небольшом каблучке и светлые чулки на резиновых подвязках.

Благодаря яркому свету, казалось, что обнаженная актриса, из самого непристойного театра, стоит в полуметре от глаз Людмилы и Анатоля. Белый, округлый живот пульсировал от страха, под ним красовался выпуклый и безволосый лобок. Пожалуй, он был слишком выпуклым для столь хрупкой девушки. Именно этот лобок назойливо лез в глаза.

У Людмилы заныл низ живота. Она почувствовала, как граф от волнения еще сильнее сжал ее колено. Людмила не мигая смотрела на девушку. Ей безумно хотелось, чтобы та как можно скорее раздвинула ноги. Она почти не уловила того момента, как все четверо матросов постепенно сбросили с себя всю одежду. Перед глазами мелькали подтянутые и стройные фигуры. Широкие и сильные плечи переходили в стройные торсы. Только сейчас Людмила заметила, что все они не только хорошо сложены, но и привлекательны лицом. Казалось, что все они сошли с картин античных художников. Ну и самым главным достоинством было то, что у всех четверых покачивались или смотрели чуть набок довольно длинные и толстые орудия страсти. Да, у всех четверых они были в полной боевой готовности.

Краевский покачал головой:

– Смотри, милая, что за славные жеребцы… – прошептал он. – Неловко признаться, но мне кажется, что мой, все же, чуточку меньше. Как ты думаешь?

Людмила только скользнула по его лицу непонимающим взглядом.

– Потрогай его… Он тоже стоит…

Он взял ее руку и прислонил к своему паху.

Меж тем на сцене, в соседней комнате, уже вовсю шло «представление». Людочка лишь порывисто дышала, с волнением рассматривая подробности.

Девушка снова сидела на стуле. Только теперь ее ноги были разведены широко в стороны. Один из матросов, обойдя стул, держал крепко ее бедра, выворачивая наружу пухлый лобок и все, что находилось под ним. Другой мужчина, повинуясь весьма дикому сценарию этого маленького спектакля, стоял почти рядом с тем, кто держал девицу за ноги. Этот второй ласкал пальцами трепетный розовый бутон распахнутой плоти. Было видно, что все, что он делал, было нарочито показательно и открыто. Участники пьесы были прекрасно осведомлены о том, что за ними наблюдают. И желали исполнить свои роли так, чтобы зрители остались довольны. Лишь поэтому оба сладострастника ласкали девушку напоказ, широко раздвигая все розоватые и сочные внутренности несчастной девицы. Двое других мужчин стояли чуть в стороне, поглаживая свои огромные члены.

– Ну что? Ты нам сказала, что непорочна? – нарочито громогласно осведомился самый высокий мужчина.

На что девушка только простонала в ответ. И стон этот звучал очень сладострастно. Людочка видела, насколько «актрисе» был приятен этот спектакль – мягкие и нежные складки были немилосердно мокры и будто увеличились в размере.

Низ живота самой Людмилы заныл еще сильнее. Она беспомощно посмотрела на графа. Он все понял. Его рука нырнула ей под юбки и потянула вниз батистовые панталоны. Она привстала, чтобы они чуть-чуть сползли вниз.

– Ты еще мокрее, чем она, ma petite princesse, – прошептал он.

Его пальцы развели в сторону ее собственные губы, скользнули влево и вправо и снова замерли. Она вся поддалась навстречу, раздвигая ноги. Мешали панталоны. Двумя движениями они сбросила их и села удобнее.

– Анатоль, прошу вас, не убирайте руку, – задыхаясь от страсти, шептала она.

Он снова коснулся ее горячей плоти и снова замер. Она сжала зубы и мотнула головой.

– Ну-уу-уу же! – почти выкрикнула она.

Казалось, что он не слышит ее, его глаза смотрели в стекло. В соседней комнате уже сменилась «мизансцена». Один из «морячков» уже активно совокуплялся с девицей. Девица стонала от неописуемого экстаза. Ее губы тянулись к обнаженному орудию другого. Чуть позднее Людочка увидела, что девушку развернули задом, и в нее вошел второй мужчина. Первый, судя по опавшему члену, завершил начатое совсем недавно. Стоны, шлепки, вздохи, все было совсем рядом, сводя Людмилу с ума. Она не думала, что ее возбуждение будет столь сильным при виде всего спектакля. Как ей хотелось оказаться на месте главной героини. О, боги, как ей этого хотелось!

– Анатоль, я больше не могу! Молю, войди в меня так, как входят в нее эти мужчины. Туда, в п**ду! Я очень этого хочу!

– Тихо, тихо, моя девочка, – Краевский испугался ее резонного требования. – Сейчас я все сделаю. Мы не будем пока портить тебя. Тем паче, здесь. Все впереди.

– Когда?! – стонала она, поддавая бедрами навстречу.

– Осенью, этой осенью… Потерпи… Пока только попочка… Ты и ей славно кончаешь… Иди ко мне.

Она снова посмотрела на «спектакль». Теперь девицу имели одновременно уже трое. Людочка впервые так близко увидела подобный ансамбль. Исполнительница главной роли стонала в полный голос, поощряя немилосердных любовников. Один из которых делал вслух глупейшие замечания, согласно идиотскому сценарию:

– Вот видишь, а ты говорила, что не шлюха. Ты – шлюха. И тебе приятно, когда мы тебя е**м. Так? Отвечай…

– Да-аа-аа, – отвечала, заклейменная позором жрица любви. – Е**те меня сильнее!

В ответ на ее просьбу, главный обвинитель разразился короткой матерной репликой и кончил, оросив живот девушки изрядным количеством семени.

Чуть испугавшись напора Людмилы, Краевский не стал мучить ее отложенным оргазмом. Он отлично знал эту хитроумную технику и часто применял ее на практике. Он боялся, что возбужденная девушка закатит ему чудовищную истерику. Она и была близка к ней. Слезы закипали в карих глазах, сбивалось дыхание, горячечные губы искали его губы.

«О, я разбудил настоящий вулкан, – думал он, не скрывая радости. – Моя лесная птаха превращается в настоящую Мессалину! Это тебе не непорочная весталка! Нельзя ее долго мучить. Надо заняться поиском квартиры. И быстрее за рубеж, на море. Я буду жить чаще с ней, нежели с семьей… Ее нельзя оставлять без присмотра. Решено».

– Тихо, тихо… Иди ко мне. Где мой нежный персик? Сейчас мы его приласкаем…

В этот раз он не убирал свою руку, лаская ее круговыми движениями нескольких пальцев. Он пошел дальше: очень аккуратно, ввел в нетронутую норку один мизинец, стимулируя там какую-то, одному ему известную острую точку. От этой новой ласки Людочка сначала сжалась, сосредоточив внимание, словно прислушиваясь к новым ощущениям, а потом бурно кончила, прокричав нечто гортанное на непонятном, сумбурном языке.

– О, господи, Мила! В твоей родне не было горцев? – с улыбкой спросил он.

– А? Что?

– Ничего… Ты так славно кончаешь.

Они оба посмотрели за стекло. Мизансцена в соседней комнате снова изменилась. Несчастная жрица любви теперь сидела на коленях у одного из «матросов», спиной к зрителям. Другой мужчина ритмичными движениями качался возле ее ануса. Иногда он полностью выходил из упругого кольца плоти, и Краевский с Людмилой видели слишком многие детали анатомии действующих лиц этой сцены. Людочку пугал вид багрового, растянутого тоннеля. Это выглядело пугающе, но в то же время – волнительно.

Одновременно с возрастанием градуса сего спектакля, усилились фортепьянные аккорды невидимого тапера. Все это казалось странным, если не сказать более. После спада всесокрушающего возбуждения, Людмила почувствовала не просто некую комичность музыкального сопровождения всей этой похабной вакханалии, но и сильное отвращение.

– Анатолий Александрович, я устала. Поехали домой? – пробормотала она, отворачиваясь от стеклянной панорамы стенного проема. Ее рука потянулась за упавшими на пол панталонами.

– Обожди, не торопись. Не надевай их. Пожалей меня. У меня нет сил, ждать до дому. Возьми его…

Он потянул ее за руку и заставил опуститься на колени.

– Ты хотела бы остаться с этими джентльменами, в матросских костюмах? – спросил он, возводя глаза от страсти. – Боже, я могу это представить… Как ты с тремя сразу…

Она негодующе мотнула головой. Ответить вслух не представлялось возможным. Ее склоненная голова двигалась возле его паха. Сильная ладонь графа давила на затылок, сжимая копну пушистых волос.