– Так может … не жениться? – спросила я максимально спокойным голосом. Умница, девочка.

– Нет, свадьбу мы не отменим – утрем всем нос, как и планировали, – Макс беззаботно пожирал какой-то салатик и не уставал нечаянно жалить меня стрелами, Соколиный Глаз хренов… – Тем более, что платье есть, кольца тоже, место для празднования ты заказала… Заказала же?

– Да.

– Ну и погуляем, – хмыкнул он чуть нервно. – Эй, ты чего? Что с лицом? Нога заболела?

– Очень, – проскрипела и позволила слезам политься таки из глаз. У меня заболела нога. Точно. Теперь могу плакать целыми днями – отличное алиби.

А подумаю обо всем этом…

Когда останусь одна.

В том числе о том, как соберу себя после произошедшего…

– Моя бедненькая, – влез в шкуру сестры милосердия совсем не милосердный блондинчик, перебрался ко мне и принялся целовать. – Вот так и знал – сначала надо обезболить!

– Обязательно надо! – улыбнулась широко и лживо, но миллионер-что-мне-не-по-карману не заметил ничего. – Не зря я несколько часов гуглила «как заниматься сексом со сломанной ногой».

– Развратница, – умилился развратник. – А сидела такая серьезная за компьютером, будто Газпром перекупала. Так что нам делать? – уточнил азартно.

– Сейчас расскажу…

Нокаут

За последующие недели времени подумать у меня не нашлось.

А может просто мне не хотелось… Но дел и правда было невпроворот. Несмотря на то, что белый гипс вполне подходил к белому платью, свадьбу мы таки перенесли на две недели позже, чтобы стало на чем на этой самой свадьбе ходить. Зато Дашка перенесла свою раньше, наплевав на отказ от дорогущего ресторана, невозможность парочки – нелюбимых, кстати – родственничков прилететь и жуть какое неудобное теперь время регистрации.

– Потому что знаешь что самое важное в свадьбе?

– Жених? – хмурилась я.

– Внешний вид! – топала ногой Даша. – Я не собираюсь стоять в ЗАГСе с выпирающим животом!

– Он у тебя и потом не выпирал бы…

– А вдруг! Мне теперь приходится есть за двоих!

– Просто признайся, что ты все-таки хочешь получить шоколадку, – вздыхал Миша, мы все смеялись и начинали таки обсуждения, что и кто должен сделать, заказать и перезвонить.

Так что я металась… ну ладно, ковыляла от одного пункта назначения до другого, иногда вместе с подругой, уговаривала, заказывала, объедалась дегустационными меню, проверяла, звонила, падала утомленная на первой же горизонтальной поверхности и регулярно обезбаливалась благодаря вездесущему миллионеру.

А еще периодически вносила в черный список звонки с незнакомых номеров. За которыми стоял то Валера, то мои родители. Так и не пожелавшие поверить, что… Один, в общем-то, что он меня совершенно не интересует. Другие.. в то же самое.

– Знаешь, что меня удивляет, – развела руками Дарья во время одной из наших встреч. – Что ты с такой легкостью… ну или не с легкостью, но почти без потерь вышла из-под влияния своей семьи. Ведь каждый раз, на протяжении всей жизни, когда эти дикие люди делали с тобой очередную дичь, мне казалось, что все, хватит, ты больше никогда не должна с ними общаться… И каждый раз ты будто не обращала внимания…

– Обращала.

– Но тебе не мешало это и дальше делать вид, что все нормально! Что произошло сейчас?

Сейчас…

– Лев.

– Чего?! – Дарья поперхнулась супер-модным и полезным чаем. Заведение, в котором мы сидели, было тоже супер-модным – но нам это не мешало.

– Знаешь эту присказку про черно-белую полосатую жизнь? Что жизнь, она как зебра – полоса белая, полоса черная.

– При чем здесь это?

– Сейчас объясню. Иногда мне кажется, что никто не договаривает до конца. А на самом деле черная полоса, белая полоса, черная, белая, черная, а потом… жопа.

– Зебры? – испугалась подруга.

– И зебры в том числе. Сама история про полосатость – это такой оптимистический посыл, что как бы не было плохо сейчас, потом станет лучше. И пусть дальше снова будет плохо – от нас это не зависит. Но в какой-то момент бывает и так, что все «белые» ресурсы уже исчерпаны…

– И наступает… она?

– Именно.

– А лев откуда?

– Вот представь, что ты зебра, гуляешь в своей прерии, рассматриваешь полоски и собственный зад, перебираешь, чего больше, размышляешь, считаешь, варишься в самоназначенной жопе и… не замечаешь притаившегося за кустами льва. На самом деле чего-то важного или фатального, единственного, на что и стоило обращать внимания. Я долго жила как зебра… В отношении своей семьи в том числе… Но теперь поняла, что хватит сосредотачиваться на полосатости происходящего.

– А что стало твоим львом? – спросила Даша после молчания.

– Наверное, потеря себя… А это страшно. Черт, да мне следует благодарить Валеру, что именно его поступок запустил всю цепь событий! И еще, я поняла, что ни один член моей семьи, даже несостоявшийся, никогда не видел за зеброй меня саму.

– А Макс… видит?

– А про Макса… не будем сейчас. В произошедшем в последние дни есть плюсы и кроме него.

– Ты как оптимист на кладбище – «везде плюсики!» – подразнила меня победительница соревнования за шоколадку. – Ну и какие? Не считая, конечно, нового гардероба, охрененного секса и потрясающих профессиональных перспектив…

О. А я ведь не об этом… Точно, зебра, блин. Улыбнулась:

– Ну… зато я точно знаю, какой семья не должна быть. И я все-таки уела Настеньку… и велик шанс, что больше её не увижу.

Вот только с последним я погорячилась.

Я была в тот день в заказанном для собственной свадьбы ресторане, чтобы утвердить план расстановки столов, проверить по списку, хватает ли их на всех, и прикинуть еще раз все, что касается украшения зала и настолько погрузилась в собственные хлопоты, что не заметила, как ко мне подошли.

Настя.

И выражение её лица не оставляло сомнений в том, что она здесь не случайно. А еще… она с такой ненавистью оглядела роскошный зал и лежащие возле меня образцы скатертей и свечей, что я передернулась.

Я на полном серьезе подумала, что, в общем-то, с моим гипсом, если ударить с ноги, то получится еще более эффективно, чем просто выдрать волосы. А потом мысленно пожала плечами и посмотрела спокойно на нее, задрав бровь.

Ага, я тоже так могу.

В душе у меня было… ничего. Ни злости, ни обиды, ни желания уже что-то и кому-то доказать. Когда я затевала всю эту историю, то и не думала, что превращусь в патологоанатома, но вот только не для других, а для себя. И безвозвратно отсеку все мертвые части моей жизни.

Потому её появление не вызвало у меня эмоций… кроме легкого раздражения на то, что меня отвлекают.

Ну что она, в самом деле, может? Заявить, что беременна от Макса? Тогда пусть становится в очередь. Заявить, что, раз я её «любимая сестренка» – ага, был у нас период в жизни, когда она так мне говорила, а я ей верила – то просто обязана познакомить её с миллионером, а может сразу отдать блондинчика? Ну так у нас свобода слова, говорить можно все что угодно. Вплоть до того, что наши родители погрузились в глубочайшую депрессию, а у нее обнаружили порок сердца, и теперь я должна вырезать свое и запихать ей в грудную клетку…

Главное не то, что она скажет, а что я буду делать с её заявлениями…

Ни-че-го…

Лихорадочный блеск в глазах Настеньки при виде моего равнодушно-боевого настроя немного поблек, а лицо слегка вытянулось. А я с удивлением отметила, что она выглядит… не очень. Вроде ухожена, накрашена, в дорогих шмотках… Но серые круги под глазами, опухшие веки и дрожь в пальцах ведь не скроешь…

– Ты что, алкоголичка? – вырвалось у меня вместо приветствия.

Не обеспокоено вырвалось. Только недоуменно… А она открыла рот и… вдруг с горькой злостью выдала:

– Вот как ты это делаешь? Ка-ак?

– Делаю что? – я опешила.

– Делаешь, – тряхнула она головой непонятно. – Всю жизнь делаеш-шь…

И вдруг достала сигарету, и щелкнула зажигалкой… К нам подошел администратор:

– Простите, здесь не курят…

– Ну конечно, – сказала, как выругалась Настя. – Значит надо на крыльцо. Идем.

И двинулась в сторону выхода.

Я кивком головы сообщила администратору, что все в порядке, а сама уставилась на Настеньку. Интересно, когда до нее дойдет, что я даже не вставала? Ого, уже возле двери.

Резко обернулась и непонимающе уставилась на меня. А я постаралась не заржать.

Полыхая всем гневом сразу сестра вернулась.

– Я же сказала…

– И я сказала. Что не курю. – пожала плечами. И снова уставилась на нее. – Так что я всю жизнь делаю?

И тут у закипевшего чайника сорвало крышечку:

– Живешь! И каждый раз… все только лучше! Ты посмотри на себя!

– А что со мной?

– Сломала ногу – и все с тобой носятся, как с писаной торбой. Уволили с работы – а ты занялась подготовкой роскошной свадьбы! Тебя бросил парень – ты находишь еще лучше! Не поступила в университет – и уже в девятнадцать зарабатывала больше, чем родители, а в двадцать пять сделала карьеру! Тебе никто не покупал дорогих шмоток – но ты умудрялась в моих старых выглядеть так стильно, что к тебе подходили девчонки в школе и спрашивали, откуда ты их берешь! Ты никогда не ходила по салонам и не пользуешься косметикой, а выглядишь так, будто оттуда не вылезаешь!

Я уже вообще ничего не понимала, а Настька уже просто брызгалась ядовитой слюной.

– Как ты это делаешь? Оборачиваешь все в свою пользу? Наслаждаешься тем, что у тебя есть? Влюбляешь в себя людей, несмотря на то, что ты шумная, иногда нелепая? Улыбаешься даже когда плохо? Мне было три года, когда я подслушала разговор мамы с соседкой, теть Варей, помнишь такую? Она тогда сказала: «Жаль что Настенька ни рыба, ни мясо, милая, тихая – блеклая у нее будет жизнь. А вот у Кристинки огонь в крови, и она его теплом не только греется, но и людям не жалеет». И мама тогда с ней сильно поссорилась, больше не разговаривала. И забыла наверное… А я не забыла. Ведь все так… мне мало что было интересно, я не понимала, какого хрена ты радуешься мелочам, я завидую твоему счастью и умению брать от жизни все! Я забрала у тебя родителей – но ты продолжала радоваться даже их редкой ласке. Я сделала так, чтобы от тебя отвернулись девчонки во дворе – а ты нашла противную Дашку, которая стала такой верной подругой, которой у меня никогда не было. И так во всем! – она, наконец, выдохлась.