– Два капучино пожалуйста, – объяснился он по телефону, даже не глядя на меня. – И два стандартных завтрака.

– Ма-акс… – это звучало угрожающе. Но ему хоть бы что!

– Хм, такое прекрасное утро…Жаль, на балконе прохладно. Расположимся в гостиной?

– Макс! – я тоже вскочила и топнула ногой. Потом вспомнила, что голая, и завернулась в простыню и… снова топнула ногой.

– Ты такая угрожающая в своей мантии, моя королева… – рассмеялся блондинчик и отправился таки в соседнюю комнату!

У-уу.

Я зарычала и бросилась за ним. Запуталась, конечно, в мантии этой своей и едва не убилась об косяк, но меня вовремя поймали надежные мужские руки.

– Ты такая дикая… – восхитился мужской голос.

– Четвертую, – пресекла дальнейшую пытку я. – Что произошло?

– Знаешь, почему я не пришел в ту ночь домой, когда ты была в офисе? Я пытался подобрать слова, чтобы спросить тебя…Что ты думаешь о нас. Потому что я так и не смог на что-то решиться сам, не будучи уверенным, что происходит между нами. На одной чаше весов была компания, которая и правда являлась моей мечтой, и победа в соревновании длиной в жизнь. На другой – смешная и невероятно сексуальная девушка, которая… ко всему относилась с легкостью. И вроде как ко мне тоже… Моя ошибка была в том, что я хотел быть уверен, что за тебя стоит бороться. И за это я и поплатился. Двумя месяцами моей… нашей жизни.

Стук в дверь прервал его монолог.

И пока нам сервировали завтрак, и я делала первый большой-пребольшой глоток восхитительного итальянского кофе, у меня было время подумать над его словами.

И хватило времени, чтобы появилась решимость сказать:

– Я ведь тоже оказалась не готова бороться… без гарантий.

– А сейчас?

– А сейчас… ну, у меня, похоже, кое-какие гарантии появились, потому вопрос не корректен…

Посмотрел на меня, вздохнул и улыбнулся.

– Когда я осознал окончательно, что произошло и что… я чувствую, дальше было просто. Я знал, где ты учишься, и как только решил все вопросы, приехал сюда. Почему-то был уверен, что застану тебя в школе или гостинице при ней. Но меня просветили, что ты с подругой не живешь там. А где – говорить отказались.

– Ты ведь мог мне написать в мессенджер…

– Не мог, – огрызнулся блондинчик.

– Как же ты меня нашел? – удивилась… уже почти счастливо.

– Ребята в кофейне напротив, видя, как я бешусь и не понимаю, что делать дальше, подсели ко мне – итальянцы же – а потом поведали историю о некой общительной Камилле и ее грустной русской подруге… И даже дали телефон этой веселой англичанки…

Хмыкнула. Теперь понятно, чего Кам так загадочно на меня косилась.

Я спохватилась:

– Подожди… а почему тебе не отдали компанию? Это не справедливо!

– Я сам отказался, – пожал плечами. – Нет, я буду там работать – у меня получается и мне нравится. Очень, Но на следующий день после того как ты ушла, я пошел к деду и сказал что не собираюсь больше рвать глотки за его кресло. Тебя я уже потерял из-за этого, так хотя бы сам у себя останусь…

Я не выдержала и запихала себе в рот булочку.

Чтобы не начать рыдать… Таким одновременно грустным и вдохновленным выглядел… мой блондинчик.

Меня переполняли самые разные эмоции, сердце колотилось, как сумасшедшее, а в животе бабочки катались на американских горках…

И ведь он гораздо смелее меня оказался…Честнее, сильней и рисковей. Наверное так и правильно? Ведь он – мужчина, а я – женщина. Я готова жертвовать – а он завоевывать. Я умею терпеть, а он – решать проблемы.

Я люблю, а он…

– Люблю тебя… – сказали мы оба одновременно. Правда, из-за не до конца прожеванной булочки, смоченной не выплаканными слезами, мое признание выглядело невнятным. Но ему и так зашло.

Булочку, конечно, пришлось дожевать в ускоренном темпе.

Иначе целоваться было неудобно.

А потом стало ничего так… И целоваться, и шептать снова и снова слова любви и впитывать его признания. По одному на каждый день, что мы провели порознь – он так и сказал.

А потом млеть и стонать под его нежными, томительными, сладкими ласками, не имея возможности подарить ответные, потому как наручники, наконец, были использованы по их прямому назначению.

И пить после ледяное шампанское, сидя в одном огромном пледе и одном маленьком уличном кресле на балконе вместе.

– И что дальше? – спросила лениво, пригревшись на широкой груди.

– Все зависит от того, где сейчас находится твое свадебное платье. И кстати, я забрал те кольца с гравировкой…

Я даже голову оторвала ради такого важного момента.

– Смотрел уже?

– Нет, – он улыбнулся.

– Это хорошо, – я тоже улыбнулась, снова улеглась ему на грудь и прикрыла глаза.

Тем временем

Космический Макс.

Я не знаю, когда в нее влюбился.

Может быть в тот самый момент, когда она требовательно звала бармена и возмущенно сверкала своими глазищами, что я посмел потребовать его первым.

Может быть тогда, когда она встала в лифте передо мной на колени и разговаривала – очень серьезно – с моей ширинкой, а я думал, что лопну от смеха… или лопнет кое-что другое от вожделения.

Может в тот день, когда Кристина смело забралась на эндуро… точнее, когда она пряталась от нас с Лехой по всей тренировочной площадке. Или когда она защищала меня… от моих же родственников. От моего же прошлого…

Или я влюблялся по капле, каждый раз, когда она выкрикивала мое имя на пике наслаждения и отдавалась бескомпромиссно, безоглядно и искренне?

Не знаю.

Но точно знаю, когда я понял, что люблю её.

Нет, не в ту ночь, когда я напился, осознав, что моя рыжая вредина ушла – просто развернулась и ушла. Тогда я еще думал, что у меня все… по-прежнему. Чуть побаливает за грудиной, но пройдет немного времени и боль рассеется. А я снова стану таким, как прежде.

Хотя уже осознавал – не стану. Уж слишком многое показало её присутствие в моей жизни. Слишком много вскрыло… во мне самом. Настолько много, что я послал Снежану… в Лондон, Машку – к деду, а сам, после знаменательного ультиматума, отказался от борьбы за кресло, которое было мне нужно – но не такой ценой.

Испытав в итоге лишь облегчение.

Не потому, что сдался, а потому что осознал наконец, что хорошо, правильно, а что плохо… для меня самого.

Так что даже задумчивый взгляд деда, недоумение моего отца, удивление матери и истерический восторг тети никак не заставили меня сомневаться в моем решении.

Нет, я осознал свою любовь позже. Когда спустя несколько недель после ухода Кристины я поднял голову от бумаг – кажется, последние дни я жил на работе, не хотелось ни в съемную квартиру, ни в свой клуб – и увидел переминающихся с ног на ногу заклятых подружек, которых так невзлюбила рыжая.

Еще удивился, с чего мои сотрудницы выглядят одновременно несчастными – от принятого решения – и вдохновленными им же… Но позже понял. Потому что, перебивая друг друга, они поведали мне удивительную историю. Про одну хорошенькую гордячку, которая, оказывается, заходила однажды ко мне в офис – но я про её визит ничего не знал. И столкнулась с девицами в коридоре и выглядела при этом так… как я выгляжу сейчас.

И если мне это «хоть немного поможет», то они готовы рассказать все подробности…

Но мне не нужно было подробностей, я не был идиотом… Хотя возможно, именно им и был. Вот только сопоставить факты и намеки и воссоздать картину произошедшего смог. И охренел, если честно.

Когда понял, почему у нас состоялся тот разговор дома… И что именно она мне сказала тогда. Почему ушла и ради каких моих возможностей…

И, кажется, ожил.

Обнял грудастых стерв – работниц, которые оказались не такими уж стервами. А на замечание, что они предпочитают не обнимашки, а премию, отправил их… в бухгалтерию. Сам же развил бурную деятельность, которая привела меня, как и все нормальные дороги, в Рим….

– О чем задумался? – Кристина повернулась ко мне и широко улыбнулась.

А я, не сдержавшись, чмокнул ее в носик.

– Обычно так себя ведут, когда не хотят отвечать, – нахмурилась.

– Показать, как себя ведут, когда не хотят слушать? – я потянулся к её губам, но вредина не дала мне возможности поцеловать её нормально – только чмокнула в губы, как я её в нос, и погрозила пальцем.

– Не хочу, чтобы на нас смотрели…

– Они все заняты своими делами! – возмутился. А потом смягчился и подмигнул, – Ну ладно, можем уединиться, давно хотел попробовать в…

– Нет! – шикнула рыжая и поджала губы.

– На тебя плохо повлияли эти полгода проживания в мировой столице католицизма…

Захихикала.

Прелесть.

Но в туалет самолета со мной не пошла.

Ну и ладно, я готов был подождать… В конце концов, после этих месяцев бесчисленных перелетов туда-сюда, чуть ли не онлайн ремонта нашей новой квартиры – у меня в столице было слишком много работы, а у Крис в Риме – учебы, чтобы следить за этим вживую; после Рождества в Риме и Нового года в Лондоне, а также сумасшедшего сюрприза, когда рыжая появилась у меня в офисе на четырнадцатое февраля с подарками – для «стерв», кстати, не для меня – и криком, что у нее через двенадцать часов самолет назад и мне следует поторопиться; после недели вдвоем в Греции, где мы отмечали ее диплом и мою радость от возвращения блудной девицы, все встало на свои места.

Или полетело на них?

Мы возвращались в наш общий дом. В Москву.

Где я теперь работал генеральным директором одной очень крупной строительной компании. И где Крис собиралась открыть маленькую кондитерскую и школу при ней.

– Ну же… так о чем ты так усиленно думаешь? – я успел перехватить ее кулачок, раскрыл тонкие пальчики и поцеловал в ладошку.

– О том, что кондитерская в качестве свадебного подарка для моей жены как-то мелковата, пусть даже твое пирожное «Миллионер на десерт», за которое ты получила высший экзаменационный балл, станет хитом, – хмыкнул и снова поцеловал. Раз позволено целовать хотя бы ладошки – буду этим пользоваться.