Затем, когда я поднялась и сделала шаг назад, я увидела его. Круг белоснежных лилий на фоне темно-зеленых листьев. Это был один из самых блистательных венков, дорогой, но не претенциозный, он выглядел элегантным, сдержанным и отличался безупречным вкусом. Я и сейчас его вижу - лежащим особняком от других, на продуманно выбранном месте. Когда я закрываю глаза, я не могу отвести от него взгляда.

Я наклонилась. Потрогала прохладные, нежные, белоснежные, изумительной красоты лепестки, чуть ребристые плотные листья, от цветов до моих ноздрей долетел приятный запах - пьянящий, тревожащий, излучающий опасность. Среди цветов оказалась карточка - плотная, кремовая, с черными краями, на которой также черными буквами было вытиснено: "С глубочайшим сочувствием". Но я смотрела в ужасе отнюдь не на цветы, не на вытисненные слова; я почувствовала, как холодок волной прошел по моему позвоночнику, мир зашатался, небо раскололось, оборвалась песнь дрозда и потемнело солнце.

А потрясла меня единственная, написанная от руки буква - черная, жирная, высокая, с сильным наклоном.

Буква "Р".

Глава 6

Хуже всего было то - и я сразу же подумала об этом, раньше, чем возникло множество вопросов, обрушившихся на меня подобно штормовому ветру, - хуже всего было то, что я понимала: мне придется нести все это внутри себя и нет ни единого человека в мире, которому я могла бы это рассказать.

После потрясения пришли страх и ужас, у меня закружилась голова, я почувствовала, что могу упасть в обморок, и вынуждена была сесть прямо на тропинке возле могилы Беатрис, рядом с венками и букетами цветов. Я опустила голову на колени, и это, должно быть, спасло меня, удары сердца снова стали ровными, в голове прояснилось, я встрепенулась и огляделась по сторонам, чтобы удостовериться в том, что поблизости нет никого, кто мог бы меня в этот момент видеть; к великому счастью, вокруг никого не было, церковный двор оставался таким же тихим и пустынным, как и в тот момент, когда я вошла в него через калитку. И лишь дрозд повторил свое предупреждение из кустов.

Венок белых цветов гипнотизировал меня, я не хотела на него смотреть, однако не могла с собой совладать; он привлекал меня своей красотой, совершенством, нежностью, безупречным вкусом. Я смотрела на него, будучи не в силах отвести глаз, однако, опускаясь столь поспешно на землю, вероятно, я перевернула карточку лицом вниз и не могла больше видеть надпись.

Затем я стала пятиться от венка, словно он напитан ядом, подобно некоему растению из волшебной сказки, и стоит только прикоснуться к нему, как я упаду замертво. Я повернулась спиной к венку, к могиле и ко всем прочим ярким и бесполезным цветам и быстрым шагом пошла по дорожке, ведущей в церковь.

Дверь в церковь была открыта. Внутри никого не было, там было холодно и довольно темно - солнце еще не пошло до прозрачно-чистых окон вверху. Я села на самую заднюю скамью, чувствуя, как мне худо; меня охватила Дрожь, лежащие на коленях руки тряслись, ноги стали словно ватные от слабости, и я не могла ничего с этим поделать.

Должно быть, я чувствовала себя так, как человек, увидевший привидение: меня трясло, я верила и не верила увиденному, пребывала в смятении, уверенность и привычка опираться на здравый смысл оказались подорваны.

Венок был призрачным, белым, странным, нереальным, хотя я его видела и даже касалась, и если бы вернулась к могиле, то, уверена или почти уверена, нашла бы его на том же месте, но самое ужасное таилось в букве единственной, черной, с резким наклоном, изящной букве "Р". Что означает Ребекка. И эта буква написана тем давно знакомым почерком, который я никогда не смогу выкорчевать из памяти. Той самой рукой. Ее рукой. Ее инициал.

Но как она могла быть написана ее рукой? Этого не может быть! И затем поток воды с грохотом обрушился вниз, и все сгинувшие обломки, пролежавшие без движения много лет, всплыли на поверхность, заполнили мой мозг, сталкиваясь друг с другом и требуя моего внимания.

Ребекка была мертва. И похоронена. Очень давно. И Добавить к этому нечего. Я это знала.

Тогда кто прислал венок? Кто выбрал его с такой тщательностью, с таким вкусом, именно такой венок, какой она заказала бы сама? Кто написал эту букву на карточке? Человек, который способен зло и жестоко пошутить, разыграть подлый, хорошо продуманный трюк. Некто умный и осведомленный, человек, который нас ненавидит. Но почему? С какой стати? Спустя столько лет? Что мы ему сделали? Я инстинктивно чувствовала, что хотя венок находился на могиле Беатрис, предназначался он для наших глаз - моих и Максима. Никто не имел в виду причинить зло Беатрис, Джайлсу или Роджеру.

И все это я должна держать в себе, никто не должен об этом знать, я не могу распространяться о своих страхах и переживаниях, не могу рассказать об этом мужу, я должна все время притворяться, а вернувшись с прогулки, взять себя в руки, быть веселой и бодрой, спокойной и уверенной, любящей и сильной. Максим не должен ничего заметить ни по выражению глаз, ни по моему голосу, ни по лицу.

Если бы не уехал домой Фрэнк Кроли... Ему я могла бы рассказать. Но он укатил в Шотландию, где у него своя жизнь, он больше не является частью нашей жизни Мое настроение и чувства менялись и колебались от страха до ужаса, пока я сидела в церкви. Я то злилась на того, кто замыслил вывести нас из себя и так легко в этом преуспел, то снова впадала в недоумение и спрашивала себя: зачем, зачем, зачем? Какой в этом смысл?

Мы ведь ничего не требовали, мы лишь хотели быть вместе, хотели тихого, спокойного супружеского счастья, хотели, чтобы прошлое умерло, и, в общем, получили то, чего просили у судьбы, и были искренне благодарны за это.

Сейчас я снова оказалась в каком-то тумане, воспоминания ожили и обступили меня, словно духи, я слышала голоса, ощущала всплески эмоций, видела картины прошлого, людей и Ребекку - этот призрак из призраков. Мэндерли. Как ни странно, они не потрясли меня, они казались мне жалкими, бледными, лишенными силы тенями, они умерли, ушли, едва оставив след. Меня пугало настоящее, то, что случилось сейчас, белый венок и карточка с черным ободком. Буква "Р".

Когда я наконец медленно, неуверенно вышла из церкви на солнечный свет, где-то в глубине души у меня затеплилась слабая надежда на то, что венок исчез, что его вообще не было, что эту злую шутку сыграло мое воображение и мои тайные страхи на несколько мгновений материализовались. Я слышала о подобных вещах, хотя и не вполне в них верила.

Однако венок был на месте, я увидела его сразу, мои глаза мгновенно выхватили его, после чего я не могла оторвать от него взгляда. Белые лилии на фоне темного идеального круга, на траве.

"Я не буду думать о Мэндерли, - именно так я сказала себе. Я слышала свой голос, отчетливый, твердый и фальшивый, когда говорила эти слова Максиму. - Я не буду думать о Мэндерли".

Но только о нем я и думала, и хотя знала его в течение столь короткого времени и в период столь ужасных событий, он стал моей навязчивой идеей, я то и дело возвращалась к нему в мыслях; пока шла домой, он возникал перед моими глазами при каждом новом повороте, я перестала видеть то, что окружало меня - деревья, поля, косогоры и рощи, кроткое английское небо, - и видела только Мэндерли.

Мне было неприятно, это угнетало и пугало меня, я выла словно раздавлена этим, мне это казалось странным и необъяснимым, я как бы чувствовала в этом насмешку, ибо никогда не принадлежала ему, даже не могла с полной уверенностью сказать, какие лестницы и коридоры находятся за многими постоянно запертыми дверями.

Мэндерли. Вовсе не люди предстали в моем воображении, чтобы подразнить меня; Фрис, Роберт, Клэрис, молоденькая горничная, Джек Фейвел, миссис Дэнверс, Ребекка - где все они? Этого я не знала. Умерла Ребекка - это все, что мне было известно доподлинно. Что v касается других, то о них я никогда не думала, мне они были безразличны. Я никогда их не увижу вновь, и они ничего для меня не значат.

Меня притягивал к себе дом. Я тосковала по нему, боялась его, он привлекал к себе. Мэндерли. Я ненавидела себя. Я не должна, ни в коем случае не должна думать о нем, должна отрешиться от этих мыслей, иначе мы погибнем. Я должна думать о Максиме и только о Максиме. Мы спасли друг друга, и я не должна искушать судьбу.

Я была страшно недовольна собой, когда медленно спускалась по последнему склону, идя через пастбище и видя открывающийся впереди славный, удобный, непритязательный дом Беатрис и Джайлса, из трубы которого поднималась тонкая струйка дыма. Должно быть, топят в маленькой обеденной комнате, Максим, наверное, все еще читает газету и нетерпеливо поглядывает на часы в ожидании моего возвращения.

Я пожалела, что со мной нет зеркала, чтобы посмотреть на себя, собраться и надеть на лицо маску, как это умел делать Максим. Я должна играть и притворяться. Я не видела того, что я видела; того, что случилось, вовсе не было. Я выброшу Мэндерли из головы, и если не смогу сделать то же самое с венком из белых цветов, я отвернусь от него, не буду на него смотреть и оставлю карточку лежать там, где она лежит, лицом к земле.

Я услышала, как в доме зазвонил телефон и залаяли собаки. Возвращались лошади, наклонив головы и пощипывая траву после утренней разминки. Я спускалась вниз, навстречу всему этому, заставляя себя успокоиться выглядеть веселой, бодрой. Огромным усилием воли я изгнала из своей памяти венок, карточку, инициал и все прочее, что могло иметь значение, хотя и понимала, что все это лишь погрузится глубже и останется там навсегда вместе с другими вещами, которые невозможно переделать или забыть.

Мне нужен был Максим. Я хотела спокойно сидеть с ним в углу какого-нибудь дома, чтобы при этом утреннее солнце заглядывало в окно, а в камине потрескивал огонь, хотела, чтобы все вокруг было размеренно и привычно.

Я стала придумывать отчет о своей прогулке, о том, какие птицы, звери и деревья мне встретились, какими приветствиями и словами о погоде я обменялась с пожилым мужчиной, работавшим на земле, - я увидела его засаленную кепку, подвязанные веревкой штанины повыше ботинок, и мы очень дружелюбно с ним поговорили. И еще там была женщина с парой охотничьих собак, они мне очень понравились, и я их приласкала. Я хотела было придумать им клички, но мне в голову пришла только кличка Джеспер, и я поспешила отказаться от своей идеи.