Пощипала бледные щеки и вышла из ванной, плотно прикрыв за собой дверь, открыла дяде и встретилась с его блестящими и расширенными в тревоге темными глазами.

— Почему так долго не открывала?

— Если это ОН тебя послал, можешь сказать ему, что у меня все хорошо.

— Нет. Не посылал. Я пришел поговорить с тобой.

— О чем?

Я все еще не пускала его к себе. Не дай Бог, в ванную зайдет.

— Например, о твоей свадьбе.

— А что о ней говорить? — пожала плечами. — И так все ясно. Он пристально смотрел мне в глаза, а я ему, стараясь выглядеть совершенно бесстрастно и спокойной, хотя пальцы слегка подрагивали.

— Ну раз не хочешь впускать меня, может, выйдешь ко мне?

Посидим, как когда-то? Чаю попьем и поговорим, а?

Нет, он не уйдет, я слишком хорошо его знала. Саид похож с отцом, но все же они разные. Только я не знала, кто из них страшнее. Иногда я боялась и дядю тоже. Он хоть и казался мягче и спокойнее, но иногда внушал мне странное ощущение, что я вижу лишь то, что мне хотят показать. И у меня были все основания думать именно так. Когда-то, перед тем, как все мы узнали о гибели дяди Камрана, Саид гостил у нас как обычно, и я уснула в гостиной у включенного телевизора, а ему позвонили, он вышел на веранду, чтобы не разбудить меня. Не знаю, почему, но я проснулась и пошла следом за ним. Я уже подростком была. Все понимала и запоминала.

"— Я знаю. Нет. Я не стану мешать. Я предупреждал, что эта затея с перевозками дури закончатся резней. Значит, на то воля Аллаха. Я похоронил брата уже давно. Когда он отраву к нам в дом принес и Ахмеду дал попробовать. Камран семью за бабки неверных продал. Не брат он мне. Будем считать, что это правосудие. Пусть Царев приводит приговор в исполнение". Я видела, как Саид обернулся и заметил меня через стекло веранды с куклой Сашей в руках. Я с ней не расставалась никогда, даже на своих гастролях. Он ласково улыбнулся и прикрыл дверь. Я тогда все поняла после того, как про смерть дяди Камрана узнали и на похороны вся семья съехалась… Я только одного понять не могла, почему Саид так поступил. В день похорон Камрана, когда гости разъехались, Саид пришел ко мне в комнату и сел у моей постели. Он часто это делал, в отличие от моего отца, который вообще редко вспоминал, что у него есть ребенок, пока я была маленькая.

— Пришел рассказать мне сказку, Саид, как когда-то?

Он отрицательно качнул головой и прикрыл меня одеялом — Сегодня был скорбный день, сказки остались в прошлом… Я расскажу тебе притчу, хочешь?

— Про кого?

Раньше я любила его слушать и засыпать под красивый спокойный голос, который меня всегда успокаивал.

— Про волков. Ты ведь их любишь, Лекса?

— Люблю. Расскажи.

Саид улыбнулся. У него была очень открытая улыбка, невероятно похожая на улыбку отца, но у Саида улыбались не только губы, но и глаза. Хотя тоже не всегда.

— Когда-то в степях жила целая стая волков. Они были дружными, смелыми, любили друг друга. Их вожак Асад долгие годы выбирал для своих собратьев лучшие места для охоты. Но пришла зима, очень голодная и холодная. Лютая. Намного страшнее всех других зим, и волки начали голодать. Однажды самый старший сын вожака стаи — Джамаль — сказал, что знает, где добыть вкусную еду и стая больше не будет тратить время и силы на охоту за мелкой дичью, которую было так трудно найти и которой никто не наедался. Он предложил пробраться в деревню к людям и красть еду прямо из загонов и из курятников. Но между людьми и волками было заключено перемирие, да и люди испокон веков были сильнее волков. Объявлять им войну на их территории было сущим безумием. На совете стаи Джамаля высмеяли. А тот разозлился и заявил отцу, что сможет сам охотиться и кормить своих собратьев не хуже, чем вожак стаи.

Асад был мудрым правителем, он позволил старшему сыну показать свою силу и отпустил охотиться самого. Джамаль вернулся из деревни с подпаленной шерстью и перебитой лапой. Вернулся ни с чем, и над ним посмеялись. Ведь его обманул человек. Вожак стаи пристыдил старшего сына и послал на охоту своих младших детей во главе с Рахманом — вторым сыном. Они вернулись с несколькими утками в зубах. Отец похвалил сына и сказал, что он достоин занять его место, когда вожак умрет или погибнет. Все забыли о происшествии с Джамалем, а спустя время один из братьев заболел, а за ним и второй. Никто не мог понять, что с волчатами-подростками. Они теряли след, возвращались с охоты без добычи, а потом двое из них вообще слегли и больше не вставали, не пили и не ели.

— Они умерли?

— Дослушай притчу, Лекса, разве тебе интересно узнать все прямо сейчас?

— Мне жалко волчат.

— Я понимаю. Ведь ты у меня очень ласковая и добрая девочка. Конечно, тебе их жалко. За младшими волчатами присматривал Джамаль. Он приносил для них цыплят из деревни, когда вся стая уходила на охоту. Им становилось все хуже и хуже, а отец хвалил Джамаля и говорил, что теперь у него умный только старший сын, второй неумеха, а младшие и вовсе скоро умрут. И однажды Рахман проследил, откуда тот достает еду для малышей. Оказалось, что он пробирался в деревню, кормил дичь ядовитыми ягодами, и когда люди выкидывали мертвые туши, он нес их в стаю и скармливал волчатам. Рахман не выдал Джамаля отцу, просто однажды, когда тот снова понес в деревню ядовитые ягоды, на него напали люди, они загоняли Джамаля собаками и поймали его в капкан. Рахман мог привести помощь, но не стал этого делать, и люди убили старшего брата. Волчата перестали болеть, Асад оплакал и с почестями похоронил любимого сына.

— Джамаль — это Камран, а Рахман — это ты?

Саид рассмеялся.

— Конечно же нет. Это всего лишь притча, милая. И в ней говорится, что даже в самой дружной семье может найтись предатель, готовый ее разрушить. Камрана убил наш враг, и он поплатится за смерть моего брата и твоего дяди собственной жизнью. А теперь спи, милая.

Но спустя время мне начало казаться, что Саид тогда говорил именно о том, о чем я подумала, и никак иначе. И именно он не спас тогда Камрана от некоего Царева, потому что Кам предал нашу семью. И в этот момент мне и было страшно — как они поступят, если семью предам я?

Когда мы сели за маленький стол на веранде и нам принесли чай, я спросила у Саида:

— Какую притчу ты расскажешь мне на этот раз, дядя? Ты ведь за этим меня позвал? Наверное, притчу о том, как волчицу хотели выдать замуж за обезьяну?

Саид расхохотался. Он смеялся долго и взахлеб, а потом так же резко перестал смеяться и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Скорее о том, как волчица вообразила, что сможет стать птицей. Спать, как птица. Есть, жить и даже летать, как птица. Она забралась на дерево в воронье гнездо, а пока она спала, вороны выклевали ей глаза и сбросили ее вниз, и волчица, сломав себе хребет, умерла.

По мере того, как он говорил, я выпрямляла спину, и когда замолчал, резко отодвинула от себя чашку с чаем, расплескав ее содержимое на стол.

— А что, если ты ошибаешься, и никто из них никогда меня не тронет? Ты допускал такую мысль?

— Тебе бы очень хотелось так думать. Но на самом деле ты все же осталась без глаз. Ослепла. Именно поэтому ты сейчас в такой ситуации.

Я сильнее сжала ручку чашки.

— Если бы вы не мешали…

— Если бы мы не мешали, тебе бы не только выклевали глаза, а еще и сожрали твое мясо и сердце.

— Вы решили отдать меня этому ублюдку, чтобы потешить свое эго и не уступить врагам? И не говори мне, что вы решили меня спасти. Может, лучше быть с выклеванными глазами и вырванным сердцем, чем погребенной заживо в вашей могиле со всеми мертвецами, которые на вашей совести. — А ты считаешь, что на совести Андрея Воронова нет мертвецов? Они убили нашу мать, Лекса. Твоих дядей. Это враги.

— А вы убили женщину и приказали насиловать ребенка. Вы убили их отца. Вы стреляли в невинную девушку и младенца. Я все знаю. Не считай меня идиоткой.

В этот момент зазвонил сотовый Саида, и он, бросив взгляд на экран, встал из-за стола и отошел к окну, а я посмотрела на включенный телевизор и увеличила звук, чтобы успокоится. После слов Саида о бабушке и о дядях меня начало морозить. Вспыхнуло понимание, насколько мы с ним враги. Кровные и лютые. И никогда этот гордиев узел не разрубить. Медленно выдохнула и посмотрела на экран телевизора снова — там показывали рекламу. Я равнодушно смотрела на молодую девушку в легком цветном платье, танцующую с парнем под летним дождем, потом стоящую на коленях в туалете в приступе тошноты и бегущую в аптеку, где аптекарь протягивает ей какую-то коробочку, а через время на экране девушка с округлившимся животом улыбается, и ее парень обнимает ее со счастливой улыбкой. И рекламная надпись о надежности экспресс-теста на беременность какой-то новой немецкой компании. Я сама не поняла, что со мной произошло в этот момент, и я выпрямилась в кресле, глядя застывшим взглядом на экран. Я почувствовала, как усиливается мое сердцебиение и начинает зашкаливать пульс. Перед глазами девушка из рекламы, листающая календарь и стоящая на коленях у унитаза, а потом я сама в такой же позе почти каждое утро. Я вскочила с кресла как раз, когда вернулся Саид.

— Что такое?

— Мне надо в аптеку или в магазин.

— Тебе плохо?

— Да. У меня болит живот. Это наше, женское. Отвези меня, пожалуйста. Сейчас.

Саид вопросов больше не задавал. Есть темы-табу, и это одна из них для мужчин из нашей семьи. Отвез в аптеку, где я набрала вот этих экспресс-тестов из рекламы. Пока дядя что-то говорил мне в машине, я его не слышала. Я снова и снова прокручивала в голове, как и давно меня начало вот так тошнить и лихорадочно вспоминала, когда в последний раз пользовалась средствами женской гигиены. Мне показалось, что это было очень и очень давно. Еще до больницы и до поездки в турне. Но ведь этого не могло быть, и мы… И мы не всегда. Совсем не всегда. Андрей не спрашивал у меня, а я… я почему-то даже не думала об этом.