-  Просто наболело, сорвалась – каюсь.  Потом все тебе  расскажу.  А  вот у тебя точно что-то случилось.

-  Я уже два месяца не живу с ней.  Подсказали люди, пришел и  увидел… - махнул он рукой и отвернулся в сторону.

-  Коля-я…   в кровати? – не верила я сама в такое совпадение. Он повернулся на мой умирающий голос, внимательно вгляделся в  лицо.

-  Та нет…,  дело  не дошло.  Но поцелуй был ну очень страстный, –  нервно хмыкнул он,  ломая веточку, - развестись батя не дает.  Говорит – дети не виноваты, а они видят меня -  дети?  И раньше не видели, вот и…

-  Думаешь – поэтому? – осторожно поинтересовалась я.

-  Ален,  я ж не по пьянкам и по бабам?  Я на службе, вообще-то. Я ее отпустил, - грыз он веточку, - так не уходит же, плачет – ошиблась она, не было ничего.  Не было ничего – это если б я какую шалаву походя,  разложил и забыл сразу.  А я никогда, Ален, хотя не только…, а и  убить иногда хотелось.  Но не трахал и не убивал.  А  она, Ален…  Баба не просто так, а с душой  все делает – нужно ей.  Ну, а мне теперь не нужно – все шалавы мои.

-  Коля…

-  Не могу, Ален, и не смогу  уже, хотя люблю до безумия – пытался, пробовал…  себя не переступить. Шалавы чище… Больше спину не подставлю, ну нах… - быстро оглянулся он за спину, прошептал: - Та задра-ал…

-  Я тоже до сих пор боюсь, -  кивнула я, помолчала и призналась: -   а я Олега застала в постели  с соседкой.

-  С-сука… нах.. да во… б..ь! – подхватился он с места и стал быстро раздеваться.  Разделся до семейных трусов, кивнул мне: - Не бойся, я вдоль.

    И прыгнул с берега, поплыл быстрыми саженками, а я сидела, обхватив колени и смотрела.  Здесь было хорошее дно, я уже и сама бы искупалась, но мало ли… экология. И улыбнулась, вспоминая причину боязни, но теперь это получалось  печально.  Жаль было Кольку,  немного – себя, а больше всех жаль было Ваню.  Уехав из Длинного, я потихоньку опускалась с небес на землю и начинала понимать, что шанс вытянуть его оттуда настолько мизерный, настолько… не реальный вообще?   Нащупаю ли я ту единственную возможность, если она вообще существует?  А  должна бы, потому что во всем, что происходит, есть свой смысл, даже если происходящее бессмысленно на первый взгляд. Все равно когда-нибудь аукнется -  не сейчас, так в следующем поколении, но смысл есть всегда.

    Коля немного охладится, остынет от того, что сжигает его изнутри – то, что я нечаянно раздула, задав неудачный вопрос.  Его  Настя…  бабаня еще до свадьбы сказала, что «дохлая» она.  Мы тогда поняли это, как субтильная.  А оказалась, что и правда - дохлая.  Да, мент  сутками на работе, да – мало помощи от него, так он обеспечивал ей эту помощь, мобилизовав родню, знакомых, друзей…  Дохлая, как есть.   Но еще есть Боровичок и маленький Сашка – это замкнутый круг.  И  окончательно решать Коле.

-  Какое у тебя дело, Ален? – спросил брат,  снова садясь рядом со мной на траву, отмахнулся: - Трусы  мигом  высохнут.

-  Отвези меня в станицу Боковскую.

-  Ни фиг ты…  это ж куда ехать! - кивнул он, соглашаясь: - Если  нужно – отвезу.  А за каким, расскажешь?  Или уже  по дороге?

-  По дороге лучше бы не надо.  И сейчас тоже…  жарко сильно, пошли обратно.  Думала, только тебе рассказать, а теперь хочу и бабане.  Если ты говоришь – скоро ей туда…

-  Не я, Ален – маманя говорит.  Бабаня давно уже нюх потеряла – совсем почти.

-  Нюх… обоняние, что ли?

-  Да, - тряхнул брат мокрой головой, - говорят – тоже к этому самому.  Так что, может, лучше без нее?  Она и так из-за меня переживает.

-  Ничего… если уж гадючек не боится,  может мне подскажет что?  Перед уходом ум проясняется – я тоже слышала. В том смысле, что понимается многое уже, будто со стороны – той уже.  У меня такой разговор, что может и задержит ее.  Странный разговор, если честно.

-  Не боишься говорить так? – оглянулся на меня брат.

-  А чего тут бояться, Коль?   Просто жаль. Она дала нам время привыкнуть. Сама спокойно ждет…

-  Ладно.  Тогда возьмем ее  вечером на Дон – пускай погуляет. Искупаемся с тобой, а потом посидим втроем.

   Посидим, погутарим – улыбалась я, и  искупаемся… тампон мне в помощь – отказывать себе в купании больше не хотелось.  Потом ополоснусь в душевой.  Хорошо было сейчас… я медленно шла за братом, загребая босыми ногами жирную дорожную пылюку.  Нога тонула в ней,  она, как вода, сочилась  между пальцами – черноземы.

Глава 30

  Проводив родню,  я помогла маме  убрать со столов,  мужчины собрали их и унесли прятать.  Насти с детьми не наблюдалось, и мне жаль было, что в этот раз   не получилось потискать Сашку и отдать  новую  красивую косынку Боровичку.

   А Коля сразу успокоился,  даже стал шутить со мной и нечаянно проговорился.  Я пока не собиралась никому рассказывать о предполагаемой беременности.  И из тех, в том числе, соображений, что сейчас все было еще слишком зыбко – не сглазить бы, дать ему зацепиться. Но Колька  проболтался так, что как-то иначе интерпретировать его слова было невозможно, да еще и при бате.  Только не при нем!  Но он услышал и все понял правильно.  Мама радостно охнула, а батя сказал, как выплюнул:

-  Вырастили мы с тобой, мать…

-  Сплошное разочарование, да? – едко кинул ему в спину брат.

   Я покрутила пальцем у виска и поспешила из дома следом за родителем. Догнала в саду, пошла рядом между деревьями.

-  Мы разводимся с Олегом.  Он изменил мне, я застала его в постели с соседкой, в своей кровати, в нашей с ним квартире.  Я свободна от него, понимаешь?  Он все обесценил - я  имела полное право! И я этим правом воспользовалась.

   Он тяжело опустился на  скамейку, уставился перед собой, сцепив руки.  Я села рядом,  прислонилась щекой к его плечу.  Он  тяжело вздохнул.

-  Я виноват, да?  Сбил тебя тогда с панталыку.

-  Не выдумывай.  Я  любила его и сама так считала, ты просто озвучил.  А если бы это я… и он бросил меня, как некоторые  бросают, к примеру, калек?  Тогда все было правильно.  Но и ты виноват  – вы не научили нас  прощать предательство.  Не мешал бы ты ему сейчас, а то  еще и назло тебе все  делает.

-  Там двое детей, и я всегда говорил, что добра не будет, – прогудел он и отвернулся понуро.

-  С  моей профессией ты смирился, потому что я из штанов выпрыгивала, делая из дома картинку. Чтобы доказать тебе и я доказала.  Ты увидел, что от моей работы…

-  … польза  и толк есть.  А он от семьи к упырям ушел – к пьяницам и бандюкам.

-  Ну, ты, как маленький, батя… он своих детей от них защищает.  Почему не он, а кто-то другой должен?  А что их так обозвали, так твой сын хуже от этого не стал. Тебе обидно за династию, я понимаю – академическая семья, история, которой можно гордиться, степени, награды, звания…  Но мне нравится строить, а он чувствует себя нужным там.  Внуки, может, займутся твоим делом.

-  Э-э… нет – Боровичок уже домики рисует, - усмехнулся батя, - кто отцом будет? – прозвучал вопрос в лоб.

-  Вообще еще не факт… Коля  поспешил обрадовать.  Давай  позже поговорим, - занервничала я.

-  Не помнишь, с кем спала?

-  Я не спала, батя, это называется иначе. Я потом обязательно вас познакомлю.

     «Во благо» я уже брехала  легко, как собака под забором. Понятно, что любая ложь все равно потом вылезет боком, но сейчас иначе – никак.

-  Не дави, пожалуйста, на Колю.  Пускай решает сам.

-  Делайте, что хотите. Вот свой появится, тогда и поймешь. Тяжко, Алена, когда кругом такое…, а еще и в твоей семье, - встал он и ушел в дом.  Наверное, сразу в свою комнату, чтобы никого из нас сейчас не видеть.

   Коля, который стоял у входной двери и ожидал окончания нашего разговора, посторонился, пропуская его, и неспешно подошел ко мне,  присел рядом.

-  Вот ты… - турнула я брата в плечо, - язык, что помело.  И звать тебя – полицай.

-   Пунктик у нас тут...  Та он вообще уже… чтобы долгожданному  внуку от дочки не порадоваться?

-  Коля, я никому не говорила, только один батя и знал – Олег не может иметь детей.

   Сегодняшний день был днем сюрпризов, откровений и неожиданных признаний. А  мне еще предстояло рассказывать про Ваню.  За бабаню я была спокойна – та просто интеллигентно промолчит, если что, а Колька обязательно психанет.  Почему – пока не знаю, просто знаю его – вначале взорвется, и только  потом… возможно…

-  Ого! – нервно подорвался он со скамьи и прошелся  по  дорожке, - понятно тогда,  чего он взбесился.  А чей тогда пацан?

-  Об этом я и хотела рассказать вам с  бабаней.

-  А старикам, значит…?

-  Ой, -  поежилась я, - лучше пока не надо.

   На речку мы  не пошли – наша старушка, выпив рюмочку вина за праздничным столом, проспала до  самого вечера.  Беседовать в саду, когда в наступающей вечерней тишине разговор разносится особенно звучно, не хотелось.  Не хотелось, чтобы услышали любопытные соседи, и чтобы родители подумали, что таимся от них, умолкая.   Когда бабаня проснулась, я подхватила поднос с  едой для нее, и мы с братом  пошли к ней.  Поднимались по светлым  дубовым  ступеням, удобным и эргономичным, вдыхали теплый  дух деревянного дома.

-  Коль, пора ее вниз селить.  Понятно, раньше – чтобы двигалась, а сейчас когда вышла бы в сад сама, посидела…

-  Ей только недавно так стало, и посевная была.  Давай мы с тобой и займемся, старики никогда не соберутся.

-  Ну что, Прасковья Гавриловна?  Готова ужинать?  Разговор есть, бабань, - поумерила я браваду под ее взглядом.  Она напряженно щурилась под очками и дело было не в диоптриях.  Пока еще она видела – размыто и нечетко, но видела.

-  Да я  так и поняла, - присела она на уже застеленной кровати.