– Там в воде плавает деревянная королева, – шепнула Дездемона, охотно прильнув к холодной груди Морана. – Думаешь, это она меня сюда позвала?

– Точно не она! – Моран обернулся на обломок корабля, который волны уже отнесли довольно далеко. Удивительно, как он все еще не затонул.

– Я только что превращалась в русалку! Ты мне веришь?

Очевидно, в такое никто бы не смог поверить, потому что ответа не последовало.

Как оказалось, чтобы плыть, руки Морану не нужны. Он крепко сжимал Дездемону. Разгребали воду лишь его осьминожьи конечности. За долю минуты он доплыл до берега, но не вошел обычным путем через двери или лоджии, а вскарабкался прямо по стене к окну королевской спальни. Дездемоне показалось, что они оба летят.

Ливия и Берсаба моментально поняли, что нужно разжечь камин и подогреть вино. Моран положил продрогшую Дездемону на постель. Она ощутила легкие поцелуи в шею и в губы. Они были сладки, но от них пробирал мороз.

– Сегодня согревающие эликсиры Арианы закончились, – прошептал Моран, отстраняясь, – но завтра она прилетит и принесет новые. А пока спи!

Жемчужина на колечке что-то недовольно бормотала, но Дездемона уже ее не слушала. Ее сознание погрузилось в сон, как в темную топь.

Трубадур

Дездемоне приснилось, что она лежит на могиле матери в тихом заболоченном саду возле семейного склепа. Гробовая плита, поросшая жимолостью, треснула, и под ней копошится что-то, будто какое-то чудовище рвется наружу из земли и трясины. Кто-то стучится когтистой клешней с другой стороны плиты, а она лежит на спине и не может шевельнуться. На ней подвенечное платье, но почему-то оно пурпурное, а не белое. Разве бывают свадебные наряды красных оттенков? Или платье поалело от крови? Голову нестерпимо колет. Это потому что волосы утыканы множеством красных роз. Эти розы должны служить украшением, ведь они так гармонично сочетаются с ее иссиня-черными кудрями, но у цветов такие острые шипы! Эти розы точно принес Ловкач. Каким-то образом она это знает. Если бы можно было вырвать их из волос и ощутить облечение, что колючек больше нет, но невозможно двинуть ни рукой, ни ногой. Она будто парализована какой-то магической силой. А некто, стоящий над могилой, уже замахнулся на нее серпом. Запах роз стал удушливым. Дездемона успела подумать лишь о том, что золоченый серп похож на сверкающий в небе месяц. А потом серп рассек ей шею. Голова, украшенная розами, слетела прочь и покатилась по материнской могиле.

Дездемона проснулась в ужасе и потрогала шею. Вроде голова на месте. Во сне ощущение, что ее обезглавили, было до боли реальным.

Морана в ее спальне не было. Очевидно, он ушел еще ночью. Дездемона смутно слышала, когда засыпала, что его зовут какие-то голоса из воды. Целый хор. Или ей это только приснилось?

Жизнь повернулась таким фантастическим образом, что скоро она не сможет отличать сны от яви, а сказки от реальности. Моран пообещал, что его навестит настоящая морская фея. Любопытно, как она выглядит и что умеет делать? Дездемона читала о феях только в сказках, но могла предположить, что увидеть фею точно будет куда приятнее, чем столкнуться в коридорах с Подражателем, который прикинется кем-то из ее покойной родни.

Если судить по трюкам Подражателя, то неудивительно, почему от морген в старые времена зажигали костры прямо на берегу. Ряд костров должен был сдерживать наступления морских обитателей на землю. Поэтому костры пылали даже днем. Но эта предосторожность ушла в прошлое. Сейчас сам король был наполовину моргеном.

Как просто разрешилась вражда между людьми и моргенами! Всего-то и нужно было поженить морского царя с земной принцессой. Или совсем не все так просто?

Общее потомство Лилофеи и водяного вышло скорее морским, чем земным. С приходом Морана Оквилания может стать всего лишь колонией морских владений его отца.

Дездемона глянула на море через приоткрытые двери балкона и вздрогнула. У берега снова разожгли костер? Она прищурилась. Нет, это лоскут яркой красной ткани развевался на ветру, напоминая танцующее пламя. А ткань является бесформенной накидкой на узких плечах какого-то трубадура, сочиняющего песенки прямо на берегу. В нем было что-то знакомое. Дездемона прислушалась к его голосу и узнала Ловкача.

Он сидел на валуне у самой кромки прибоя и распевал на все лады:

– Она свежа, как роза,

Как лилия нежна,

Как жемчужина бела,

А полюбила чудовище с морского дна.

Хоть рифм и не хватало, а смысл был понятен. Дездемона резко захлопнула стеклянные двери, ведущие на балкон. Теперь она королева и никому не позволит себя дразнить. Корона, кстати, сильно давила на лоб, хоть и была изящной. Ее хотелось снять, но нельзя. Венец это символ ее власти, пусть даже хлипкой. Вся основная власть в руках Морана, точнее в его щупальцах. Все жизни людей Оквилании сейчас в его власти.

– Нужно же было королю, выползти из моря, чтобы вогнать в страх всех жильцов своего государства? – Ловкач уже был тут как тут. Он легко взобрался на балкон, перемахнул через перила и бесшумно отворил ставни. Лютня болталась на ремне у его плеча. На одной лопнувшей струне повисла живая роза.

– Это для тебя! – спохватился гость, выпутав цветок, и протянул его Дездемоне. Она не решилась взять.

– Что для королевы всего одна розочка это слишком скромный подарок? – с сарказмом протянул он. – Я слышал, ты обожаешь розы.

– Ты шпионил за мной с Мораном?

Такой разговор он мог подслушать только под их спальней. Когда играла с Мораном в морские шахматы, она призналась ему, что розы ее любимые цветы.

Ловкач не разъяснил, где и что слышал. Может, у него слух такой острый, что он и из моря улавливает все шепоты людей во дворце.

– Странно, да? Король прибыл опекать свою страну лишь для того, чтобы ее затопить. Все души тех, кто его ждал тут, в опасности. Вот-вот они перекочуют в море.

– А что если он не так жесток? – Дездемона все же приняла розу и тут же укололась о шипы до крови. Нужно быть аккуратнее, но когда рядом с тобой тот, чьего лица не видишь, поневоле начинаешь нервничать.

– Благородство не во вкусах морген, – Ловкач зло скрежетал зубами. – Я помню, как меня топили.

– Ты, наверное, из общества тех, кто выжил и не утонул. Вас называют избранными.

– Избранными? – он глухо хохотнул.

– Тебе смешно? – обиделась Дездемона. Вероятнее всего, он считал себя проклятым, а не избранным, если учесть его мрачный вид. Он не красавчик и точно не человек. Красная накидка, скорее всего, скрывает обезображенное морской заразой тело. Как бы Ловкач не оказался прокаженным.

– Лучше уходи, – Моран мог вернуться в любую минуту. Дездемона решила побыстрее выставить из спальни надоедливого поклонника. Как так вышло, что ею увлекаются одни чудовища?

Под капюшоном Ловкача можно было разглядеть лишь фрагменты лица, но и этого хватало, чтобы понять, что он безобразен.

– Тебе не нравится, как я выгляжу. Да? – угадал он.

Что на это можно сказать? Дездемона потупилась.

– Взгляни! – Ловкач протянул ей маленький овальный медальон с мужским портретом. – Он тебе нравится?

На портрете был изображен зеленоглазый шатен со скульптурными чертами лица.

– Довольно красивый, – констатировала Дездемона. – Ты убил его и хранишь его портрет, как трофей?

– Это все, что ты можешь предположить?

– Ну, самая вероятная версия эта та, что ты потопил его невесту, а медальон с портретом жениха она носила на груди. И теперь он в руках душегуба. Вернее, в щупальцах. Все никак не могу рассмотреть, что там у тебя под рукавами.

– Глупенькая! – Ловкач отнял у нее медальон. – Это не моя жертва. Это я, каким я был до того, как меня коснулось море.

– То есть ты человек? В прошлом?

– Себастьян де Ариго. Наследник графских плантаций. Придворный щеголь. Любимчик дам. Дуэлянт. Задира. Все изменилось в один миг, будто мне к лицу поднесли магическое водяное зеркало. Был турнир на воде, поединок с моргеном, буравившим дно моей гондолы, чтобы я утонул. Он начал меня топить, и понял, что не может. А все, кто были в лапах морген, но не утонули, становятся, как я.

– Неутонувшие! Вас, должно быть, целая секта, – Дездемона припомнила силуэты в красном, совершавшие обряд под дождем в день коронации. Не те ли самые Неутонувшие это были? – Но почему вы не тонете в воде, как все люди?

– Даже моргены этого не знают.

– То есть ты не знаешь ничего о своем теперешнем состоянии?

– И почти ничего не помню о том дне, когда изменился. Помню лишь, что морген вцепился в меня во время турнира на воде, но утопить почему-то не смог. Смог лишь жестоко изранить и сделать (какой там эпитет выбрало безграмотное простонародье) – избранным! Так это проклятие, оказывается, называется! Избранностью! В глазах простых людей мы что-то вроде ордена монахов, способных противостоять моргенам, но на самом деле мы всего лишь сообщество калек.

– Мутантов, а не калек, – робко поправила Дездемона. С каждой минутой она все больше начинала бояться Ловкача. Его глаза так опасно и грозно сверкали. Упаси боги вызвать чем-то его гнев!

– Если бы не это я бы мог ухаживать за тобой, дарить розы, петь серенады, которых бы ты не пугалась. У меня было живописное поместье с апельсиновыми плантациями. Я мог бы сделать тебе брачное предложение и спасти от произвола мачехи. Королевой ты бы не стала, но была бы счастлива.

– А вдруг так говорят все моргены, которые обманом хотят утянуть девиц на дно?

– Не лукавь, королева! Ты же видишь, что я не морген.

А кто он тогда? Уродец, сбежавший из цирка? Или выродок древней аристократической семьи, где от бесконечных браков кузенов и кузин произошло вырождение?

– Мне сложно поверить, что когда-то ты был более человечным.

– Мы, Неутонувшие, меняемся.

– Как это происходит?

– Тело деформируется, разум тоже. Возникает озлобленность, как на людей, так и на морген.