Только Момо смотрит на нее через две парты. Линде почти кажется, что пока никто не смотрит, внимание Момо к ней чувствуется особенно остро. Это похоже на ожог. Но она не может смотреть на Момо, поэтому смотрит повсюду, только не на нее. Как будто она боится, что ее глаза выдадут то, что она сделала. Это была не просто оплошность, это были оплошности. Множественное число. Это тоже беспокоит Линду. В первый раз было специально, да, но это было необходимо. Не во второй раз. Она могла бы сказать «нет», но она предпочла промолчать и только кивнуть, чтобы, оглядываясь назад, не упрекнуть себя в том, что она сама была инициатором. Пассивность ощущалась иначе. Линда принимала участие. Она хотела этого. Они хотели. И после они заключили договор, вспотевшие и тяжело дышащие, обнаженные, на кровати Эдгара. Линде кажется нереальным, что это произошло всего несколько часов назад. Кажется, что прошло больше времени. Она вспоминает, как смотрела рядом с собой на Эдгара, его профиль в полумраке комнаты, его приоткрытые губы. И то, как он внезапно посмотрел на нее и пробормотал:

– Мы не будем это обсуждать.

Сказав это, он неопределенно указал на них. Его взгляд был глубоким и прямым, затем он сказал:

– Договорились?

И Линда кивнула.

– Да, – сказала она. – Договорились.

Вот почему она не может смотреть на Момо. Потому что она знает, что между ней и Эдгаром не произошло ничего, что было мелочью, которую можно просто игнорировать. Но это было не то, о чем подумают другие. Да, они переспали. Но так и должно быть, она и Эдгар это понимают. Этот секс стоял как стена между ними и будущей дружбой. Между тем, чем они были, и тем, чем они могли бы быть. Это может не иметь смысла для посторонних, это не имеет смысла и для Момо, но для нее это имеет значение. Есть вещи, которые невозможно объяснить. Они между двумя людьми, и там им и следует оставаться. Личное. Под покровом тишины и доверия.

В этот момент Эдгар поворачивается к ней. И его взгляд угрожающе пуст, как будто он смотрел частично сквозь нее, частично куда-то еще.

– Что происходит? – лишь одними губами спрашивает она. Но он не реагирует. Его лицо остается окаменевшим и бесцветным, как будто оно застыло в каком-то шоке. Потом отворачивается. И в следующую секунду сотовый телефон Линды вибрирует. Она разблокировала экран и увидела четырнадцать новых сообщений, шесть из которых от Момо, а остальные – от других. Линда не получает так много даже за неделю. Сначала она открывает сообщение Эдгара. Это просто ссылка, больше ничего. Там стоят какие-то случайные знаки.

– Да, Эдгар? – говорит госпожа Ринекер, и Линда поднимает взгляд. Волнистые волосы Эдгара сегодня растрепаны сильнее обычного, у него не было времени принять душ.

– Могу я выйти в туалет? – тихо спрашивает он. – Мне нехорошо.

Она смотрит на него и говорит:

– Конечно. Тебя проводить?

– Нет, – отвечает Эдгар, – не нужно. – Затем он встает и проходит странным шагом между партами. Он выходит из класса, не оборачиваясь.

– Ты знаешь, что с ним? – шепчет Николь рядом с ней.

Линда кратко смотрит на нее и качает головой. Затем ее взгляд снова падает на сообщение Эдгара и ссылку. Он ведет на страницу WordРress. Только длинный пост, без картинок, светло-серый фон. Над сообщением мелким шрифтом написано: 1382–2, опубликовано Юлией Нольде.

«Юлия Нольде», – думает Линда. Затем она начинает читать.


Эдгар странный, с этими его темно-каштановыми кудрями, из-за которых он всегда выглядит немного сонным, и теми писательскими очками, которые он носит, чтобы казаться умнее. У него интересное лицо и довольно сомнительный вкус в одежде. Свитер грубой вязки и рубашки в клетку. А летом куртки. Как будто у него с отцом одна одежда. Эдгар всегда ходил в странных вещах. Еще в пятом классе. Я тогда с ним не разговаривала. Как будто мы были в разных мирах: я где-то наверху, а он один из неприкасаемых. Мы смеялись над ним за его спиной и говорили, что он пахнет нафталином и капустой. Я так и не подошла достаточно близко, чтобы узнать, правда ли это. Меня не волновал Эдгар. И он был лучшим другом Линды. Всегда появлялся там, где была она. Собака в человеческом обличье, верная тень, на которую я не обращала внимания до восьмого класса. Эдгар Ротшильд. А имя-то запоминающееся. Но я все равно его не запомнила.