Менее двух дней назад он дрочил в душе и при этом думал о ней. Так же, как он думал о ней последние несколько недель. Несоответствие между тем, как он ее воспринимает, и тем, как воспринимает его она, внезапно становится настолько чрезмерным и очевидным, что Эдгар чувствует, что теряет свое тело. Как будто все, что делает его мужественным, испаряется.

Эдгар дрожит. Он хотел бы схватить Юлию и наорать на нее. Кричать ей, что вчера он спал с Линдой. Всего несколько часов назад. Два раза подряд. И что она кончала оба раза, потому что ей было очень хорошо. А не так, как ей с Леонардом. Но он чувствует, как слезы наворачиваются у него на глаза, и знает, что если он это скажет, то заплачет. И его голос будет дрожать. И он будет еще больше похож на маленького мальчика. Поэтому он ничего не говорит.

Юлия смотрит на него с опущенными плечами и таким взглядом, как будто все это написал кто-то другой. Но это была она. Каждое слово исходило от нее. Эдгар всегда знал, что он не в их лиге, что он временный друг, который развлекает Юлию в автобусе, и что без этих поездок она никогда бы его не заметила. Он знал это, но хотел ошибаться. Быть неправым. Что между ними что-то большее. Теперь он знает, каково это, когда надежда умирает последней. Его ложные надежды на твердой основе реальности.

Эдгар по-прежнему ничего не говорит, просто смотрит на нее. Как она стоит перед ним, как половина человека и, кажется, не знает, что делать дальше. Она ничего не может сделать. Правильно в такой ситуации уже не поступишь. Просто будет слишком много слов. А для Эдгара уже достаточно слов на сегодня.

Глаза Юлии наполняются слезами, и Эдгар задается вопросом, плачет она из-за себя самой или из-за него. Потому что ему было больно или потому, что он теперь знает правду. Эдгар стоит перед ней, в то время как внутри него бойня. Он против себя самого, его разум против его чувств. «Ты знал, что она думала о тебе. Ты всегда знал. А теперь ты удивляешься». Это правда. Он знал это. Тем не менее извинения были бы уместны. По крайней мере, хотя бы одно жалкое «прости». Но в тот момент, когда он думает об этом, Эдгар понимает, что это только унизит его еще больше. Как будто то, что она написала, было всего лишь небольшой ошибкой – словно она случайно наступила ему на ногу и говорит «Мне очень жаль».

Тем не менее он хотел бы знать, так ли это. Сожалеет ли она. Но он не может заставить себя спросить ее. Два предложения заканчиваются на кончике его языка, почти произнесенные вслух: «Ты сожалеешь о том, что написала? Или тебе плевать?» Но он не говорит ни то, ни другое. Он проглатывает слова, как огромный кусок мяса, который он не прожевал должным образом.

Затем Юлия моргает, и слезы катятся по ее щекам маленькими прозрачными шарами. Эдгар разрывается между желанием утешить ее и изо всех сил прижать ее к стене.

В конце концов, он ничего из этого не делает. Он просто смотрит на нее. А потом он поворачивается и уходит.


– То есть все дело в текстах? – заинтересовалась Ферхлендер. – Значит, мы не имеем дело с изображениями и видеоматериалами или чем-то подобным?

– Нет, только статьи, – отвечает Гейзенберг.

– А откуда вы знаете, что это сайт именно этой ученицы? Как ее зовут? Юлия Нольде?

– Потому что ее имя отображается под каждым постом, – отвечает Гейзенберг, протягивая директору свой мобильный телефон.

Надпись: опубликовано Юлией Нольде.

Госпожа Гейзенберг убирает телефон.

– Хорошо, – говорит директор и громко выдыхает. – Как мне найти этот сайт?

– Я отправила вам ссылку по электронной почте. У постов нет заголовков, только пятизначные числа. По словам коллег из IT-отдела, они автоматически присваиваются системой в WordРress.

– Хорошо, спасибо, – отвечает Ферхлендер. – Тогда я посмотрю на эти записи. – Тон ее голоса говорит о том, что разговор закончен. И госпожа Гейзенберг сразу понимает намек – еще одна причина, почему директор ее ценит.

Через несколько минут Кристин начинает читать сообщения. Первые предложения нейтральны, если рассматривать их с точки зрения директрисы, но затем ее охватывает почти лихорадочное возбуждение, и она погружается в мысли этих шестнадцати-семнадцатилетних, как в ледяную воду.

Кристин помнит этот мир мрачно. Тогда она чувствовала себя очень похоже. Ты словно не подходишь миру. Как ошибка в общей картинке. И пока она продолжает читать, в ней возникает давно забытое чувство потерянности. Как воспоминание, которое так долго подавлялось, что кажется странно чуждым.

Кристин впервые в жизни видит себя полностью взрослой. Бесконечно далеко от того, что она читает. И все же это ее по-особенному увлекает. Как триллер. Или один из тех плохих эротических романов, которые вроде бы вам не нравятся, но вы тайно читаете их на летних каникулах.

Кристин читает статью об Эдгаре и Линде. Чем дальше она продвигается, тем более уверена, что упомянутая Линда должна быть Линдой Офербек. Она уже довольно хорошо знает Линду. Лучше, чем хотелось бы. Несколько раз была с ней в директорской. Последний раз почти три недели назад, потому что она жестоко обращалась с учителем. Кристин Ферхлендер не может представить, что среди ее учеников может быть еще одна Линда, которая также дружит с Эдгаром и которая в равной степени открыто говорит о своей бисексуальности, как описано в этом посте. Это может быть только Линда Офербек. Очень либеральные родители-хиппи, которым абсолютно наплевать на строгие рекомендации по воспитанию. Кристин хотела бы иметь таких родителей в прошлом. Их отношение было немного другим.