– Крис? – спрашивает Фердинанд, касаясь ее руки. – Ты в порядке?

У нее сжимается горло, и она качает головой. Она так старалась, чтобы работа не лезла в личную жизнь. Она пыталась соблюдать границы. Одна Кристин для школы и другая – для дома.

– Что случилось? – нежно спрашивает Фердинанд, поглаживая тыльную сторону ее руки большим пальцем.

– Серьезный случай издевательств, – наконец произносит она и начинает быстро говорить дальше: – Я знаю, я знаю, я не должна тащить это все в дом.

– Я так не думаю, – отвечает он.

– Но это правда. Я не должна ввязывать и тебя во все это.

– Почему нет?

– Потому что речь не обо мне. Я должна научиться разграничивать работу и семью.

– Хм, – произносит Фердинанд. – Ты сострадательный человек.

– Нет, – говорит Кристин, – я сострадательный человек, но это – другое.

Фердинанд садится и прислоняется к спинке кровати.

– Расскажи мне об этом, – говорит он.

– Уже поздно, – возражает Кристин. – Без десяти час. Мы должны спать.

– Ты все равно не сможешь заснуть.

Он улыбается, и она вздыхает, а затем Фердинанд включает большой свет. Как будто они решили поговорить об этом. Кристин смотрит на него. Он хорошо выглядит топлес на белых простынях. Его темные волосы взлохмачены и лежат на подушке. Она задается вопросом, когда они в последний раз занимались сексом. Кристин скучает по ночам с ним, но Фердинанд часто приходит домой поздно, и к тому времени она уже физически вымоталась.

– Расскажи мне, что случилось, – говорит Фердинанд, похлопывая по матрасу рядом с собой. – Давай, расскажи мне об этом.

Кристин подползает к его голове и садится, чтобы они могли смотреть друг на друга. Он с вытянутыми ногами – она с подогнутыми. Затем она все ему рассказывает. Об опубликованных постах Юлии Нольде, этой, несомненно, такой милой девушки с невероятно невинным лицом. Она рассказывает ему о накале некоторых отрывков – о выборе слов и содержании. И, наконец, об их странном магнетизме.

– Так ты это читала? – спрашивает Фердинанд.

– Не все, – говорит Кристин. А потом добавляет: – Но мне действительно пришлось заставить себя остановиться.

– Почему? – весело спрашивает он.

– Я даже не знаю, – отвечает она, – потому что они очень честны. Это то, о чем люди обычно только думают. Она записала все в точности так, как пришло ей в голову. Совершенно без цензуры.

– А о чем она писала?

– О своем парне, об одноклассниках, о мастурбации, о сексе.

Фердинанд поднимает брови.

– Мастурбация, секс? Сколько лет этой девушке?

– Семнадцать.

– Хорошо? – говорит он вопросительно и как-то удивленно. – Я не думал, что мысли семнадцатилетнего подростка будут такими захватывающими, – коротко смеется Фердинанд. – Ну, в семнадцать мне было довольно скучно.

– Мне тоже, – говорит Кристин.

И он мягко отвечает:

– Я с трудом могу себе это представить. – На несколько секунд между ними возникает короткое молчание, как если бы они стояли на Т-образном перекрестке. Слева: продолжить разговор, справа: наконец-то снова заняться сексом. Она хочет переспать с ним, но знает, что Фердинанд продолжит разговор. В противном случае может показаться, что его не волнуют ее заботы. В тот момент, когда она думает об этом, он спрашивает:

– Сайт все еще в сети? – и он выглядит одновременно и радостным, и разочарованным.

– Да, – говорит Кристин. – Мы мало что можем сделать, не поговорив с матерью Юлии. Тем не менее перевести веб-сайт в автономный режим довольно сложно. По данным IТ-отдела, в наши дни большинство серверов находится за границей. – Кристин потирает виски. – Кроме того, в любом случае уже слишком поздно. Слова уже вышли за пределы сайта. Их так много раз копировали и распространяли… Этого уже не сдержать. – Кристин качает головой. – Боже, я даже не хочу представлять, что будет дальше.

Фердинанд хмурится.

– Но… Как ты думаешь, что же будет дальше?

– Я не знаю, – говорит Кристин. – Но у меня плохое предчувствие. Знаешь, издевательства обычно как тлеющий огонь. Это то, чего ты не замечаешь на поверхности, иногда совсем не видишь. – Она делает паузу и смотрит на него. – Но эти записи похожи на розжиг. – Кристин вытягивает шею, чтобы она хрустнула. – Я имею в виду, я знала, что издевательства – это проблема, конечно, я знала это, но масштабы сильно отличаются в наши дни от того, что было раньше.

– Ты имеешь в виду Интернет?

Кристин кивает.

– Все анонимно и слишком быстро. Как будто это правовой вакуум. В мое время людям приходилось хотя бы переписывать чужие дневниковые записи, а затем тайно наклеивать их по всей школе на магнитную ленту. Что-то надо было делать вручную. Рисковать быть пойманным.

– Не то чтобы я сержусь, Крис, но это звучит почти как призыв к новому издевательству в отместку.

– Конечно нет. Но стало намного проще. Несколько кликов. И никто не знает, кто это был.

– Но в прошлом люди тоже часто этого не знали, – возразил Фердинанд.

– Возможно, – признает Кристин, – но раньше все могли просто сорвать клочки бумаги с доски и выбросить их. Сегодня ими можно поделиться.

Фердинанд медленно кивает, затем говорит:

– Да, но никто не заставлял эту девушку публиковать свои записи в сети. Она сделала это добровольно.

– Но она не выкладывала их в сеть, – возражает Кристин.

– Конечно, выкладывала, – отвечает Фердинанд. – Их просто не было видно. – Кристин открывает рот и снова закрывает его. – Я знаю, что ты имеешь в виду, но когда выкладываешь свои секреты в Интернет, нужно думать о последствиях.

– Я думаю, она не знала об этом.

– О чем? О том, что она выкладывает свои самые сокровенные мысли в Интернет?

Кристин пожимает плечами.

– Ей всего семнадцать.

– И? Семнадцать означает, что у нее нет головы на плечах?

– Я не это имела в виду.

– А что тогда?

– Они могут водить машину, они могут голосовать, но мы не можем им доверять? – Фердинанд замолчал.

– Юлия Нольде не думала, что такое может случиться.

– Что ж, значит, она недостаточно думала, – отвечает Фердинанд. Он звучит ужасно по-взрослому. И, конечно, в этом он прав. Кристин знает, что он прав. Тем не менее она видит это иначе.

– Мы все совершали ошибки в том возрасте, – говорит она, – но наши ошибки не были такими серьезными.

Они молчат несколько секунд, просто смотрят друг на друга, и каждый думает о своем.

Затем Кристин спрашивает:

– Знаешь, что еще хуже?

И Фердинанд отвечает:

– Нет, что?

– Что я даже могу это понять.

– Что ты можешь понять?

– Кто-то опубликовал эти записи, – говорит Кристин. – Я понимаю того, кто отомстил таким образом.

– Конечно, ты понимаешь, – отвечает он. – Я тоже понимаю. Разница в том, что мы никогда не сделаем ничего подобного.

Кристин не так уверена в этом, но держит это при себе, потому что надеется, что это просто мысли.

– Что она на самом деле говорит? – спрашивает Фердинанд через некоторое время. – Эта Юлия Нольде?

– Я пока не могу с ней поговорить. Она ушла из школы без разрешения до первой перемены.

– Понятно, – говорит Фердинанд.

– Да, – парирует Кристин, – но как директор школы я не могу закрыть на это глаза.

– Есть ли у нее друзья? Я имею в виду, настоящие друзья?

– Юлия одна из самых популярных учениц. Одна из звезд, – говорит Кристин.

– И кто-то вроде нее пишет такие записи? – задумчиво шепчет Фердинанд. – Я немного удивлен.

– Да, и я тоже, – говорит Кристин. – Так что я не знаю, настоящие ли у нее друзья. Я сама никогда не учила Юлию Нольде. Ни ее, ни ее предполагаемых друзей. Но по словам всех моих коллег, она очень популярна. И так было всегда.

А потом Кристин думает о том, что сказала сегодня Линда: «Я думаю, это была Марлене. И вы не стали бы мстить, если следующая партия записей, которая будет слита в Интернет, была бы о вас. Так что у нее было бы достаточно времени, чтобы показать всем, какой она верный друг. А потом, когда на нее нападут – она станет идеальной жертвой. Я бы так сделала».

Я бы так сделала. Это предложение Кристин просто не может выкинуть из головы. Со времени разговора с Офербеками оно эхом раздается в голове. Вот как она это сделает. Кристин даже поверила бы, что Линда настолько умна. В отличие от большинства других ее учеников. И не только это, Линда также была бы единственной, кого она могла понять. Она сама еще не работала в школе, когда над Линдой издевались, но того, что она прочитала в школьном досье, было достаточно. Это был ее план? Так Линда проговорилась? Нет. Притянуто за уши. А если нет? Что, если это была она? Тогда она на шаг опережает всех. Еще более продуманно. Еще более изощренно. Кристин вряд ли осмеливается думать об этом, но это было бы круто. Идеальный способ отомстить им всем, разоблачить их всех. Не только Юлию и Марлене, но и всех, кто когда-либо принимал участие в травле. И Линда даже не писала это сама, ей просто нужно было опубликовать.

Кристин задерживает дыхание.

Единственная деталь, которая действительно не сходится, – это Эдгар. Или он – ее алиби? Тот, кем она жертвует, потому что без жертвы никто не поверит, что это не она. В конце концов, всегда есть сопутствующий ущерб, не так ли? Кристин, должно быть, ошибалась. Она устала и подавлена. Но, может быть, он тоже причастен к этому?

Сделал бы он это для нее? Позволил бы он унизить себя? Кристин не может себе такого представить. Никто не стал бы добровольно делать что-то подобное. Она что-то упускает. Когда Фердинанд в этот момент нежно касается ее бедра, Кристин внутренне вздрагивает.

– Ты все еще думаешь об этом? – осторожно спрашивает он.

Было очевидно, что да. Но она качает головой.

– Нет, не думаю.

– Я знаю, что ты не любишь об этом говорить, – продолжает Фердинанд. – Но как ты вообще? Я имею в виду, что на тебя это тоже сильно влияет.