Кристин делает пренебрежительный жест.

– Ой, – говорит она, – все в порядке.

– Крис, – произносит Фердинанд. – Мы в постели. Одни. Здесь не нужно быть храброй и непробиваемой.

Может быть, из-за этой фразы, которая давала разрешение на эмоции, или из-за его взгляда в тот момент она не смогла сдержать слез, и их так много, что льют по лицу, словно дождь. Кристин сидит, поджав под себя ноги, и плачет. Из-за проблем. Из-за всего. Из-за Юлии Нольде. Из-за того, что она сделала и что делают с ней. Всего слишком много. Слишком много секса и слишком рано, слишком много лжи, слишком много незнакомцев, которые теперь знают о ней все. И если это правда, слишком мало настоящих друзей. Кристин хорошо помнит, каково это – иметь не так много близких тебе людей. И каково это, когда несколько человек собираются в толпу и коллективно забывают, кто они на самом деле. Никто из них не ужасен настолько в одиночку. Но вместе они катастрофа. Как будто происходит химическая реакция.

Кристин чувствует, как Фердинанд притягивает ее к себе, как крепко он ее держит. Его руки крепко обнимают ее тело, она слышит биение его сердца и чувствует обнаженное его тело через футболку. И пока она плачет у него на плече, Кристин задается вопросом, использовала бы она такую возможность, чтобы отомстить Верене. Ответ настолько прост, что Кристин на мгновение удивляется. Она думала о себе иначе. Неправильно. Или просто она стала взрослее.

Фердинанд гладит ее по голове. Он шепчет «все в порядке», шепчет ей в волосы и мягко покачивается взад и вперед. Он все время повторяет «все в порядке, дорогая, все нормально». В какой-то момент Кристин уже настолько истощена, что засыпает.


Она лежит на спине и смотрит на тени на прямоугольном потолке. Черные веточки, которые призрачно двигаются вперед и назад. Юлия воображает себя лежащей в вырытой яме. В уже опущенном гробу. Она лежит и смотрит вверх. Ее жизнь уже закончилась. Эта мысль вызывает у нее тошноту. Такое ощущение, что она не может нормально дышать.

Юлия хотела бы завтра просто притвориться больной. Она не хочет идти в школу. На самом деле она вообще не хочет туда ходить. Но после того, как ее мать серьезно обеспокоилась тем, что на ее дисплее было пять пропущенных звонков из директорской, Юлия знает, что ей придется. Она все еще пыталась объяснить маме, что ничего не случилось, но, конечно же, это не сработало.

– Должно быть, что-то было, иначе они не позвонили бы мне пять раз! Пять раз, Юли!

Они стояли у кухонного стола в ночных рубашках и разговаривали громким шепотом, потому что они не хотели будить Нели и Мари.

Юлия поступила глупо и спросила:

– Разве они не отправили тебе письмо?

На что ее мать ответила:

– Ты прекрасно знаешь, что у меня нет электронной почты. И следи за тоном! Итак, что случилось?

Но Юлия матери ничего не сказала. Только то, что она плохо себя чувствует и что ушла пораньше, никому об этом не сказав.

– Они не звонили бы мне пять раз из-за такой банальности, – раздраженно сказала ее мать, а затем добавила: – Особенно в такое время.

Юлия смотрит в потолок, и там она видит лицо матери. Крупное и серьезное. С таким взглядом, которого Юлия боялась даже в детстве, потому что он всегда означал неприятности.

– Что ты от меня скрываешь? – Ее мать отчаянно хочет выяснить это. Юлия понятия не имеет, с чего начать. Ей хочется все рассказать. О приеме, записях и страхе, который грыз ее несколько дней. Но она не могла. Она не знала как. Как будто для такого разговора не найти подходящих слов. Кроме того, ее мать в ярости. Сейчас однозначно не лучший момент. Значит, Юлия соврет. А врать было легко. Ей даже удалось изобразить скучающий тон.

– Я не знаю, чего они хотели, понимаешь? Может, тебе наконец стоит завести электронную почту. Или ответить на звонок для разнообразия, когда кто-то звонит. Так, просто предлагаю.

После этого она и ее мать напряженно смотрели друг на друга. И тишина стала такой громкой, что Юлия едва выдержала. Как физическая боль. Как будто все, что наговорила ее мать, вонзилось в нее.

Затем вопрос:

– Ты облажалась, Юли?

«Да», – подумала Юлия и вызывающе ответила:

– Нет. Я только ушла пораньше, вот и все. Понятия не имею, почему они устроили из этого целый спектакль.

– Почему ты просто не позвонила мне, чтобы я тебя отпросила?

– Я не знаю, – ответила Юлия. – Я не подумала об этом.

Юлия все еще может видеть взгляд своей матери, смесь усталости и подавленности, и она не в состоянии спорить с дочерью.

Поэтому она сказала:

– Хорошо. Если они снова позвонят, то я скажу, что ты просто забыла передать записку от меня. Позже я положу ее на кухонный стол.

Юлия все еще видит лицо своей матери. Затем она отворачивается. Она плохо себя чувствует. От большого количества лжи и ожидания. И одиночества. Того самого одиночества, которое она чувствует, даже когда кто-то рядом.

Юлия слышит царапанье ножек стула о дерево, и вскоре после этого занавески отодвигаются, и сразу же слышится скрип оконной рамы. Раньше ее мать по ночам не курила. Юлия ждет сигаретного дыма. Наконец она чувствует его. И тогда Юлия представляет, что он проникает в альвеолы ее матери точно так же, как через эту стенку. В альвеолах, которые ждут кислорода и вместо этого получают только яд.

Ее мать раньше не курила. Она выходила на пробежки. Теперь она даже гулять не ходит. Потому что жизнь изменилась. Бесконечная последовательность обязанностей и задач, которые повторяются каждый день и их никогда не становятся меньше. Неудивительно, что многие видят в смерти искупление. Юлия садится и открывает окно. Но так зловоние идет с двух сторон, поэтому она снова закрывает его. Она сидит на своей кровати, именно там, где она сидела, когда несколько часов назад позвонила Марлене. Они обменялись всего парой фраз.