«Верена тоже выглядела такой невинной, – думает Кристин. – Глаза как у ангела». Она отталкивает эту мысль, потому что у нее нет на это времени. Она больше не та девушка. Не жертва. Теперь она взрослая. Та, кто должен наводить порядок.

Кристин еще не прочитала все новые записи. Только две сразу после того, как выпила чашку кофе. К остальным она еще не приступила. Но она продолжала думать о них по дороге в школу. И даже подумала о том, чтобы прочитать парочку, пока стоит и ждет зеленого на светофоре. Но она чувствовала себя наркоманкой, поэтому сказала себе, что прочтет их позже – если вообще прочтет. Кристин никогда бы не подумала, что будут драки. Не среди девушек. Обычно они просто психологически жестоки. Мальчики дерутся, девочки незаметно уничтожают друг друга. Кристин пытается вспомнить имена, которые были упомянуты в двух постах. Что-то было с буквы «Я», она в этом уверена. Яна? Янина? Кристин больше не может думать. Только буква «Я» застряла в голове. И что-то на букву «Ф».

Наконец дверь ее кабинета открывается, и госпожа Бройнингер приносит воду. Кристин указывает на Юлию, и она протягивает стакан воды девочке. Когда Юлия пьет, с ее губ стекает розовая жидкость: вода вперемешку с кровью. Чуть больше с каждым глотком.

Как только госпожа Бройнингер выходит, в дверях показывается господин Ракерс. «Наконец-то, – думает Кристин. – Слишком долго». До того дня она не знала, что господин Ракерс врач, еще и разбирается в спортивных травмах. Для Кристин он всегда был просто учителем физкультуры. Харизматичный, с загорелой кожей и правильными морщинами в нужных местах. Он привлекателен до такой степени, что Кристин часто задавалась вопросом, будет ли он заигрывать со старшеклассницами. Та же самая мысль возвращается и сейчас. Очевидно, так как он сейчас смотрит на Юлию Нольде.

– Так, давайте посмотрим, – говорит он после того, как Кристин кратко описывает инцидент. Он протирает лицо Юлии влажной салфеткой. Когда он касается ее носа, она дергается в сторону, как будто его пальцы ударили ее. – Да, я бы сказал, что нос сломан, – говорит он незамедлительно. И когда он замечает испуганное выражение лица Юлии, он добавляет: – Не волнуйся. Обойдется без операции.

Сломанный нос. Ах, замечательно. Госпожа Ферхлендер еще раз просит секретаря позвонить матери Юлии Нольде, но и этот звонок остается без ответа.

– Моя мама не может отвечать на телефонные звонки, пока работает, – категорично замечает Юлия. – Ее сотовый телефон в шкафчике. Она его не слышит.

– Ясно, – отвечает госпожа Ферхлендер немного раздосадованно, узнав об этом только сейчас. – Где она работает? Может быть, мы сможем связаться с ней через офис?

– По средам, четвергам и пятницам она обрабатывает заказы аптек от фармацевтического поставщика.

– А как называется фирма?

– Я не знаю, – шепчет Юлия в салфетку.

– Ты говоришь мне, что не знаешь, как называется компания, в которой работает твоя мама?

– У моей матери три работы, – пояснила Юлия. – Я счастлива, если могу вспомнить, по каким дням она работает, где и в какое время возвращается домой.

«Три работы», – думает Кристин. Она перегружена и одной.

– Мне пора идти, – внезапно говорит Юлия. – У меня прием у врача в 14:00.

– Извини, я не могу тебя отпустить, по крайней мере, не одну, – отвечает директор, и ее фраза звучит так ужасно душно и по-взрослому, что она с трудом переносит это сама. Так же, как тех, кто критикует молодежь, акцентируя внимание на своем возрасте.

– Мне действительно нужно идти, – говорит Юлия и встает.

– Думаю, тебе придется отложить прием.

– Нет, – говорит она, глядя на Кристин своими большими детскими глазами.

– Что ж, может, мы дозвонимся до твоей матери. Затем она сможет забрать тебя и пойти с тобой на прием.

– Моя мама работает до шести. Записи на это время уже нет. – Голос Юлии дрожит. Кристин не может судить, от гнева или от отчаяния. – Сегодня пятница, – говорит Юлия. – Они закрываются в 3 часа дня.

– Мне очень жаль, – отвечает госпожа Ферхлендер. – Я не могу позволить тебе уйти одной. Таковы правила.

Затем Юлия начинает плакать. «Боже, только не это», – думает Кристин. Она смотрит на часы. 13:54. Юлия стоит неподвижно между стулом, на котором она только что сидела, и дверью, ведущей в коридор. Как будто она думает над тем, чтобы просто открыть ее и сбежать.

– Что это за прием? – спрашивает директриса.

Юлия не отвечает, ее тело дрожит от слез, она громко и душераздирающе рыдает. И поскольку Кристин не знает, что еще сделать, она снова звонит матери Юлии – но, как и ожидалось, безуспешно.

– А как насчет твоего отца? – спрашивает она. – Мы можем позвонить ему?

Юлия качает головой. Плача, она заявляет, что он работает во Франкфурте по будням.

– Я могла бы пойти с тобой, – говорит Линда.

Госпожа Ферхлендер совершенно забыла, что Линда все еще здесь. Она так долго стояла у двери, что просто слилась с ней. Как картина на стене. Или ваза.

– Прошу прощения?

– Вы сказали, что не можете позволить ей уйти одной, – спокойно говорит Линда. – Если я буду сопровождать ее, она не будет одна.

Сейчас для госпожи Ферхлендер Линда либо самый добрый человек на планете, либо у нее в голове какой-то коварный план.

– Если мы возьмем такси, ничего не случится, – продолжает Линда. – А потом я отвезу ее домой.


В конце концов они уходят. Эдгар попрощался первым. С одной стороны, потому что Момо в какой-то момент начала задавать ему странные вопросы – была ли Линда у него, смогли ли они разобраться и не думает ли он, что она с тех пор ведет себя как-то странно. Еще одна причина – это голод Эдгара, который постепенно перерос в урчание в животе. Это, в свою очередь, дало ему прекрасный повод сбежать.