Юлия протягивает руку и берет пачку носовых платков. Она тяжело сглатывает – что-то вроде благодарности. Она вытаскивает платок и осторожно сморкается.

Линда смотрит на нее и думает. О множестве вещей сразу. Она знает, зачем Юлия пришла сюда, по крайней мере, она может догадываться. Иначе зачем семнадцатилетней девушке сидеть на коврике возле кабинета гинеколога в пятницу днем и плакать? Вряд ли потому, что ей нужен новый рецепт на противозачаточные – тем более, что теперь у нее нет парня.

Линда глубоко вздыхает. Затем она говорит:

– Хорошо, пойдем.

Но Юлия остается на месте. Она прислоняется к двери, как мешок для мусора.

– Давай, давай, – слишком недружелюбно говорит Линда и слегка пинает Юлию ногой.

Снизу она выглядит ядовито. И ее взгляд говорит о том, чего она не скажет сама. Отвали. Оставь меня в покое. Уходи.

– Давай, – говорит Линда, протягивая ей руку. – Мы должны идти.

– Куда? – почти в отчаянии спрашивает Юлия. Ее лицо похоже на морду французского бульдога.

– К моему отцу, – говорит Линда через мгновение. – Он гинеколог.


– Ладно, хватит, – говорит отец, откладывая столовые приборы в сторону. Эдгар морщится. Как будто его отец только что ворвался в комнату, а не все это время сидел с ним за столом. – Что случилось? Что тебя беспокоит?

– Меня ничего не беспокоит, – рассеянно отвечает Эдгар.

– Это из-за той девушки? Юлии? – Его отец игнорирует ложь. Но Эдгар молчит. – Что еще она написала? – спрашивает он. – Про бесполость?

Эдгар смотрит прямо на него. И он хотел бы сказать: «Спасибо, что напомнил», – но он ничего не говорит, а просто тыкает в другой кусок цуккини на тарелке.

– Давай не принимай это близко к сердцу, – ободряюще продолжает его отец. – Она просто глупая девчонка.

Эдгар замирает.

– Она не глупая, – отвечает он с необычайной резкостью.

– Действительно? – удивленно спрашивает отец.

– Да, – говорит Эдгар, – действительно.

Несколько секунд они смотрят друг на друга, отец и сын, – такая незнакомая ситуация.

– Разве ты не говорил, что почти не знаешь ее? – осторожно спрашивает отец.

– Да. – Пауза. – Я соврал.

– Ты испытываешь к ней чувства. – Это не вопрос, а утверждение.

Тем не менее Эдгар отвечает:

– Может быть.

– Хорошо, – говорит отец через некоторое время. – Тогда есть только одна вещь, которой я не понимаю.

Эдгар кладет вилку.

– Какая?

– Если ты действительно что-то чувствуешь к этой Юлии, – говорит его отец с таким взглядом, как будто он подбирает слова, и наконец продолжает: – Тогда почему ты спал с Линдой той ночью?

Эдгар смущенно смотрит на стол.

– Ты нас слышал? – тихо спрашивает он.

– Хм, ну ты же прекрасно знаешь, какая здесь звукоизоляция, – отвечает его отец.

Да, Эдгар это знает. Но он забыл. Когда он был в постели с Линдой, он все равно мало о чем думал. Собственно ни о чем. Ни о последствиях, ни о Момо, ни тем более о старых и тонких стенах.

– Эдгар, – тихо говорит его отец, и Эдгар поднимает взгляд. – Я очень люблю Линду – это не секрет. И я не против, если вы, ребята, занимаетесь сексом в этой квартире. – Короткая пауза. – Я имею в виду, пока ты несешь за это ответственность. – Эдгар снова тянется к вилке, словно ему нужно за что-то держаться во время этого разговора. – Но спать с девушкой, когда у тебя есть чувства к другой, – неправильно.

– Это не так, – отрывисто говорит Эдгар.

– А как тогда?

– Сложно, – отвечает Эдгар.

Его отец складывает руки на столе в ожидании – терпеливый жест, который показывает, что он не позволит обмануть себя простым ответом.

Итак, Эдгар прочищает горло и говорит:

– Между мной и Линдой это было в последний раз.

Его отец недоверчиво поднимает брови.

– Это не было похоже на последний раз.

– Нет? А как, по-твоему, звучит последний раз?!

Его отец одобрительно улыбается.

– Туше, – говорит он. – Так это был, – он кратко останавливается, – финал?

– Да, это был наш конец, – говорит Эдгар.

– Поэтический финал, – говорит его отец. И он совершенно серьезен. В его голосе нет ничего снисходительного, ничего издевательского.

Эдгару всегда было неудобно говорить о таких вещах с отцом, и в то же время это всегда было странным облегчением. Как откровенный вотум доверия. Преодоление своего стыда и типичных отношений отца и сына. Эдгар ценит близость с отцом. Он замечает это особенно в такие моменты.

– А эта Юлия и ты… – говорит его отец, но затем прерывается на середине предложения и позволяет остальной части вопроса парить в пространстве. Оно висит в воздухе, как сигаретный дым.

– Нет, – говорит Эдгар. – Ты читал ее записи.

– Я прочитал произвольную подборку текстов, и я не знаю, когда они были написаны и есть ли другие.

Эдгар все еще тыкает вилкой в цуккини.

– Что ж, мне достаточно того, что я прочитал, – бормочет он так тихо, что звук вилки по фарфору почти заглушает его.

Его отец кладет свою руку на руку Эдгара. Она тёплая и старая. – Все будет хорошо, вот увидишь.

– Конечно, – саркастически отвечает Эдгар. – Грубо говоря, я должен быть счастлив, в конце концов, мне больше незачем надеяться.