Вместо этого она продолжает смотреть на план эвакуации с его маленькими линиями, дверями и стрелками. Как будто это был выход из ее положения, а не просто выход из здания.

– Конечно, – говорит Анита. – Да, я немедленно еду к вам.

Она заканчивает разговор, гордая тем, что осталась прозаичной и вежливой, хотя и собиралась кричать. Затем она роняет мобильный телефон и делает несколько шагов. Затем идет к машине. Где она припарковалась? На стоянке или на улице? Потом ей приходит в голову: Снаружи, в крошечной щели между двумя BMW. Просто скажи об этой ситуации начальнику. Но Карлос не будет против, он хороший парень, отец троих детей, он поймет.

У Юлии сломан нос. Твоей Юлии. Обычно такое бывает только в фильмах. Анита представляет себе лицо дочери, это прекрасное мягкое лицо с маленьким носиком, который достался ей от отца. Он точно такой же, как у Патрика, только поменьше.

Затем Анита звонит Юлии. Три раза, четыре раза, пять раз. Снова и снова. Но Юлия не отвечает. Только ее голосовая почта. Это Юлия. Оставьте что-нибудь, и я вам перезвоню. Анита вешает трубку и пытается снова. Снова голосовая почта. На этот раз она оставляет сообщение. Ее голос звучит настолько тихо и прерывисто, что Анита пожалела, что это сделала.

Вдруг она уже сидит в своей машине. Она с трудом может вспомнить, как добралась до нее, и уж тем более не помнит, как она переоделась. Она смотрит на себя. На джинсы и белые ботинки на шнуровке. Странно, как устроен наш разум. Как он может отдавать приказы без нашего ведома. Одевайся, запри шкафчик, ищи ключи от машины в слишком большой сумочке, пока ты поднимаешься по ступенькам, снова позвони Юлии, поговори с Карлосом. По крайней мере, она это помнит. И как выглядел Карлос, когда она сказала, что у дочери сломан нос. Его лицо исказилось от боли.

Анита покидает помещение и едет по городу, как лунатик. На автопилоте. Слишком много мыслей в голове и злости в желудке. На себя. На Юлию. На ложь. В ней ядовито зарождаются тысячи чувств. Разве она не все перепробовала для своих детей? Разве она не работает как ишак? Она думала, что знает свою дочь. Она думала, что знает, кто она. Но она ничего не знает. Ничего не знает. Голос госпожи Ферхлендер разносится эхом в ее голове. «Юлия была очень взволнована приемом. Я предполагала, что вы знали». Анита потрясена. И ей интересно, какие тексты писала ее дочь. Тексты, за которые ее бьют. И что это за прием к врачу, о котором Анита не знает. Запись к врачу, которую Юлия явно скрывала от нее. После мысли, какой это может быть врач, Аните становится плохо.

В ту же секунду Анита замечает машину перед собой. Ей требуется мгновение ока, чтобы понять, что происходит, а разуму – оценить ситуацию. Затем она обеими ногами вжимает тормоз, включается антиблокировочная система, визжат шины, багажник чужой машины становится все ближе и ближе.

Затем она останавливается.

Сердце Аниты бешено колотится, мышцы сразу напрягаются ото лба до пальцев ног. Дрожь охватывает ее. Она была так близко. Так невероятно близко. Они с водителем впереди стоящей машины смотрят друг на друга через зеркало заднего вида. Долгий, неподвластный времени момент. Облегчение. Шок.

Затем загорается зеленый свет, и Анита с трудом включает первую передачу. Но она не может ехать. Ее колени слишком мягкие, а голова слишком пустая. Ощущение мокрой ваты. Когда водитель гудит позади нее, она не реагирует, она даже не вздрагивает, шок от произошедшего все еще слишком глубок. Второй сигнал, на этот раз более длинный и сильный, машина выезжает за ней и проезжает мимо. Анита игнорирует размахивание руками, которое она видит краем глаза. А также то, что водитель зовет ее через открытое окно. Вместо этого она смотрит на свои руки, крепко сжимающие руль. И на мертвенно бледные лодыжки.

Она стоит одна на перекрестке. Светофор снова загорается зеленым. А в зеркало заднего вида Анита видит приближающийся поток машин. Как стадо овец перед загоном. Затем она наконец-то трогается с места. Она говорит себе, что ей нужно сконцентрироваться. В противном случае она попадет в аварию и умрет, и у ее троих детей больше не будет матери. Она представляет себе свои похороны в закрытом гробу, потому что после такой серьезной автомобильной аварии открывать его было бы неразумно. При этой мысли у нее сжимается горло. Не по причине своей смерти, а потому что ей придется оставить своих детей. Три ее замечательных ребенка, которые, как она знает, лучшие и не заботятся о том, что говорят другие. С ней ничего не должно случиться. Потому что если бы с ней что-то случилось сейчас, по дороге на встречу в школу, Юлия никогда бы себе этого не простила. Юлия подумает, что если бы не она, то ее мать была бы на работе и не отвлекалась на свой страх в потоке машин.

И что бы ни сделала ее дочь, на каком бы приеме она ни была, она не должна нести такую вину.


Юлия игнорирует вопрос. Линду это не касается. Строго говоря, это никого не касается – и уж точно не Линду. С другой стороны, она все равно знает. Это уже не секрет, а громкая тишина, которая рядом с ними.

– Я тоже однажды попала в такую ситуацию, – говорит Линда. И Юлия смотрит на нее. – Эдгар при помощи своего пениса не только писает.

Юлия избегает ухмылки Линды. Ей не хочется улыбаться. Точно не после того, что уже успело произойти. Но Линда продолжает говорить.