Доктор Офербек поворачивается к ней. Он улыбается. И Юлия замечает, что он смотрит только ей в глаза. Уверенный, дружелюбный взгляд, по-отечески близкий. Ее собственный отец никогда не узнает, что произошло. Она никогда ему не расскажет. Но отец Линды знает все.

Он надевает резиновые перчатки и указывает на кресло для осмотра; все покрыто белой пеленкой. Как гигантским рулоном кухонных полотенец.

– Садись, – мягко говорит доктор Офербек.

Юлия делает то, что он сказал. У нее ледяные пальцы.

– Чуть дальше.

Она скользит тазом к краю.

– Да, вот так, – произносит врач и садится на небольшой роликовый стул. – А теперь просто положи ноги на эти штуки.

Он указывает на них. Две серые пластиковые вешалки, заставляющие Юлию широко раздвинуть ноги. Она сглатывает и откидывается, дрожа. У нее трясутся ноги, колени, руки. Она пытается расслабиться, но безуспешно. Что, если она действительно беременна? Что, если доктор Офербек сразу скажет ей об этом?

Возможно, он скажет: извини, что вынужден тебе сказать, но… Юлия покрывается потом. В ее голове мелькают тысячи картинок и предложений. Она не беременна. Она не может забеременеть. Они же предохранялись. Каждый раз. Юлия ненадолго закрывает глаза. Она просто хочет домой. Узнать, что все в порядке, а затем встать со стула, где она чувствует себя жертвой милосердия, в ловушке момента, который кажется бесконечным. Как будто она падает в пропасть.

Горячие слезы катятся по ее лицу. И вдруг она чувствует себя ужасно маленькой. Уязвимой, как ребенок. Как будто ее здесь не должно быть. Ни в этой ситуации, ни в этом кресле. Как будто она слишком юна для всего этого. Слишком юна и слишком обнажена.

Юлия внезапно вздыхает, не всхлипывая, но дрожа. Затем она вытирает щеки тыльной стороной ладони как можно незаметнее. Доктор Офербек не должен видеть, что она плачет. Странно, что в этот момент ей не все равно, что о ней думают другие.

– Итак, – говорит доктор Офербек, – давай посмотрим.

Это рутинный осмотр, движения, которые он уже делал сотни раз, а может, и больше. Он тянется к устройству, которое выглядит как очень тонкий металлический вибратор, соединенный кабелем с поворачивающимся экраном. Затем надевает на эту штуку презерватив.

– Тебе делали УЗИ влагалища при первом посещении гинеколога?

Когда Юлия не отвечает, доктор Офербек встает, и она качает головой.

– Хорошо, – спокойно говорит он. – Я буду очень осторожен, обещаю, это тебе не навредит.

Юлия смотрит на длинный прибор и не может представить, что это правда. Она этого не хочет. Ничего подобного.

– А есть просто узи живота? – спрашивает она прерывистым голосом.

– Да, есть, – отвечает доктор, пока он тянется к трубке и смазывает инструмент. – Но на данном этапе это нам не поможет. Этот тип УЗИ не делают до поздних сроков беременности. – Он катит табурет между ног Юлии, медицинская маска закрывает половину его лица. Видны только его глаза. Затем он говорит:

– Постарайся расслабиться и дышать спокойно.

В напряженной тишине у Юлии громко урчит в животе, все ее мускулы сжимаются одновременно. Затем она ощущает прохладный гель между ног и невольно задерживает дыхание.

– Две минуты, – говорит доктор Офербек. – И все закончится.


Она назвала меня толстой. Не прямо, конечно, потому что Марлене никогда ничего не делает напрямую, всегда между строк, всегда намекает, чтобы в конце концов сказать, что она этого не говорила. Ненавижу таких людей. Людей, которые не умеют отвечать за свои слова. С другой стороны, я же тоже так делаю. Разве я не этим сейчас занимаюсь? Записываю свои мысли, потому что я не могу их произнести? Даже перед моей якобы лучшей подругой? Потому что я не научилась выражать свое мнение вне интернета и поэтому предпочитаю молчать? Нет, никто не любит, когда их критикуют. Мы все хотим быть идеальными. А Марлене хочет быть еще совершеннее. Я должна сказать ей все это в лицо. В ее лживое лицо. Прямо в глаза.