– Ты все еще любишь его? – спрашивает Юлия, задавая единственный вопрос, на который на самом деле не услышала однозначного ответа. Затем она добавляет: – Не говори мне, если не хочешь. – Как будто она прочитала мысли Линды.

– Я всегда так или иначе буду любить Эдгара, – говорит она через некоторое время. – Но не так. Не так, как я люблю Момо. – Пауза. – То, что я чувствую к Эдгару, этого недостаточно. По крайней мере, недостаточно для того, чтобы остаться с ним.

– Хорошо, – говорит Юлия. – И ты не собираешься делать это снова. Я имею в виду, заниматься с ним сексом.

– Нет, – говорит Линда, вылезая из ванны, и тянется за полотенцем. – Между мной и Эдгаром все закончилось. – Она вытирается. Зеркало запотело, и Линда протирает плоскую поверхность ладонью.

– Если это правда, – говорит Юлия, – если ты не собираешься делать это снова и не хочешь снова встречаться с Эдгаром, ты не должна рассказывать об этом Момо. Ни сейчас, ни когда-либо.

Линда изучает свое выцветшее отражение, влажные зеленые волосы и бледную кожу. Не рассказывать ей об этом? Почему-то Линда была уверена, что Юлия скажет прямо противоположное. Что правда всегда в конце концов становится явной. Что она и ее записи – прекрасный тому пример. В конце концов, они не предназначались для посторонних, а теперь их содержание знают все. Линда думала, что Юлия скажет что-то вроде: Если ты сама ей скажешь, может быть, у тебя есть шанс, что она простит тебя.

– Я должна солгать ей? – наконец спрашивает Линда. – Это твой совет?

– Ты ей не лжешь. Просто не договариваешь.

– Это словесная придирка.

– Это не так, – отвечает Юлия. – Ложью будет, если Момо прямо спросит тебя, изменяла ли ты с Эдгаром, и ты скажешь «нет».

– Что, если она узнает об этом от кого-то другого? – спрашивает Линда.

– Но от кого? – спрашивает Юлия. – Кроме вас двоих и меня никто не знает, что случилось.

Тишина.

– Значит, – говорит Линда, – если бы ты переспала с Эдгаром, когда еще была с Леонардом, ты бы ему об этом не сказала?

– Ты сейчас серьезно? – спрашивает Юлия. – Ты же читала мои посты. Я ни о чем не говорила с Леонардом, ни о чем. Я даже не очень любила его. Так что нет, я бы точно не сказала ему об этом.

– Логично, – говорит Линда. – Кроме того, ты бы вообще не стала бы спать с таким бесполым, как он.

Юлия на это не отвечает. Она молчит, и ее молчание говорит о ситуации больше, чем слова.

– Подожди минутку, – говорит Линда. – Ты вообще-то не думаешь, что он бесполый…

Юлия по-прежнему ничего не говорит.

– Тогда зачем ты это написала?

– В то время я почти не знала Эдгара.

– И? Ты все равно это написала.

– Да, но это не единственное, что я написала о нем. Были и другие записи. За исключением, конечно, того, что они не были опубликованы.

– Что это были за записи? – с любопытством спрашивает Линда.

– Ты же не думаешь, что я вот прям возьму и все тебе расскажу?

– Почему нет? Я же тебе рассказала о себе и Эдгаре.

– Да, потому что тебе об этом не с кем было говорить.

На некоторое время становится тихо, затем Линда произносит:

– Тебе нравится Эдгар.

– Если ты не против, я бы предпочла не говорить на эту тему.

– А что, если я против? – спрашивает Линда.

– Ты очень раздражаешь, ты это знаешь?

– Эдгар всегда так говорит, – смеется Линда. А потом добавляет: – А теперь признай это. Он тебе нравится!

Юлия вздыхает.

– Может быть. И что?

– И я не вижу проблемы, – говорит Линда. Ты ему нравишься, тебе нравится он…

– Определенно нет после того, что я о нем написала.

– О, я тебя умоляю, – говорит Линда. – Ты недооцениваешь его в этом отношении. Эдгар круче, чем ты думаешь. – Она улыбается. – И во всех отношениях.

– Хорошо, я поняла, – раздраженно отвечает Юлия. – Эдгар хорош в постели.

– Эдгар действительно хорош в постели, – говорит Линда. – И я почти уверена, что он хотел бы доказать тебе это.

– Мы можем сменить тему, пожалуйста?

– Почему? – спрашивает Линда.

– Потому что мы только что говорили о том, что ты изменяешь своей девушке.

Линда видит, что хмурится в зеркале.

– Я называю это переходным периодом, – бормочет она.

– Не бывает переходного периода, – отвечает Юлия и после паузы говорит: – Хорошо. Я скажу тебе всю правду. Ты готова?

– Нет, – говорит Линда.

– Я все равно скажу тебе, потому что ты позвонила мне именно поэтому. Потому что мы не друзья.

Линде приходится смеяться:

– Хорошо, я слушаю.

– Пока Момо ничего об этом не знает, с ней все будет в порядке, а тебе будет плохо. Так и должно быть. Потому что ты изменила. Ты заслуживаешь это чувство вины. И ты это знаешь.

После этого наступила холодная тишина. Период времени, который, кажется, состоит из нескольких минут, но, вероятно, просто так кажется. Период, когда Линда просто стоит неподвижно, обнаженная, с мобильным телефоном у уха.

– Ты в порядке? – в какой-то момент спрашивает Юлия.

– Нет, – говорит Линда. – Но спасибо.


Я думаю, что жить легче, когда ты такой. Когда тебя никто не вспоминает, потому что ты такой невероятно обычный. Средний балл – 4, и несколько хобби, которые говорят сами за себя. Все остальное может обидеть людей. Как ты относишься к тому, что твоя дочь занимается боксом? Разве это не спорт для мальчиков? Лучше играть на чертовом пианино. Футбол и балет тоже подходят, но только до тех пор, пока мальчики играют в футбол, а девочки танцуют балет, ни в коем случае не наоборот. Парусная лицензия тоже хороша в соответствующих кругах. Тут нужен досуг, который не кричит всем, насколько они обычные. Лучше быть гением после школы. Если вы вообще им станете. А если станете, то будьте приземленнее. Потому что все чуждое пугает других. И страх делает с людьми невообразимые вещи.

Я очень давно хотела стать девушкой из толпы. В широком смысле. Но это не я. И мне никогда ею не стать. Слишком большая, слишком другая. Я незавершенная картина. И моя жизнь полна недостающих частей. Может, я даже не смогу узнать, кто я на самом деле, может, мне и не нужно узнавать себя слишком хорошо. Может, я только начинаю себя узнавать. Кем я хочу быть, это не то, кем я должна стать. Но я больше не та, кем была.

Когда я смотрю на то, что я сделала, мне немного стыдно, но недостаточно, чтобы сожалеть об этом. Публикация этих записей не была ошибкой. Некоторые вещи должны открыться, иначе вы подавитесь ими. Я не думала, что кто-то сломает Юлии нос, я имею в виду, боже, что не так с людьми? Тем не менее это было правильно. Как один из тех разрушительных лесных пожаров, после которых почва становится намного плодороднее. На первый взгляд катастрофа, на второй – новое начало.

Когда я ранее снова прочитала запись Юлии о себе, я как будто смотрела на себя со стороны. Я все еще чувствовала ее предложения, но уже не как лезвия, а как ветер на вершине дерева. Меня задевало, но боли больше не было. Как будто я привыкла к словам Юлии за последние несколько дней. Образ создан. И внезапно я почувствовала себя странно целостной, такой, какой я была с самого с детства. Тогда нам с братом на Рождество подарили щенка ездовой собаки. Сибирская ездовая собака Сеппалы[14], если быть точнее. Это было до того, как мы переехали сюда, в этот дом, полный комнат для гостей.

Марла была похожа на волка. С густым мехом, она выглядела так, словно знает ответы на все мои вопросы. И куда бы я ни пошла, она следовала за мной. Как будто она была моей тенью. А потом какой-то засранец задавил ее, в мгновение ока стер ее из моей жизни.

Это произошло в пасмурный вторник зимой, вскоре после того, как я пошла в школу. День был сурово холодным и серым, как черно-белая фотография. При других обстоятельствах я бы давно его забыла. Среди многих других этот был бы незначительным. Но теперь он выделяется. Как шрам на лице. Я помню каждую деталь того вторника. Ледяной запах воздуха и ощущение шерстяных перчаток на тыльной стороне ладони. Солнце, которое так и не пробилось сквозь облака; молочный круг света, задыхающийся в небе. Когда я пошла в школу тем утром, Марла была еще жива. Когда я вернулась в полдень, она была мертва. С ней исчезло то чувство заботы, которое у меня всегда просыпалось, когда она была рядом. Как будто мы были стаей, она и я.

С тех пор я часто мечтала бродить звездными ночами по лесу под высокими деревьями. Тихие шаги, и она рядом со мной. И вдруг я снова чувствую это. Как будто что-то заперлось во мне. Как будто я вернулась к себе.

Оглядываясь назад, я радуюсь, что прочитала статью Юлии о себе. Горькую правду, которую я просто не хотела видеть.

Думаю, мы все – лишь миг. Мимолетный миг времени. Сумма наших решений, и, следовательно, то, что имеет смысл, появляется только в конце – если вообще появляется.

Воскресенье, 24 мая

Линда села на велосипед и поехала в спортзал. Всю неделю она не тренировалась. В среду из-за ссоры с Эдгаром. В четверг – потому что она переспала с ним. В пятницу из-за ситуации с Юлией, а вчера – из-за Момо, с которой все так неудачно сложилось. Она могла пойти в субботу, но тогда она слишком долго разговаривала с Юлией. В животе у нее до сих пор все сжимается, как будто Линда не только сделала что-то не так, но и съела что-то не то. Она не могла перестать думать о том, что сказала Юлия: «Ты заслуживаешь чувство вины. И ты это знаешь». Вдобавок совместные фотографии с Эдгаром смешались у нее в голове. Образы, о которых Линда не хотела думать и которые одновременно возбуждали ее. Она сказала себе, что возбуждение – это чисто физиологическая реакция, такая же безобидная, как урчание в животе или чихание. Но в то же время она знала, что это неправда. Что это наполовину ложь. Может, даже больше половины.