Двери открываются, выходит женщина с собакой, а Юлия заходит. Следующая ситуация неудобная и напряженная. В принципе так Эдгар себе это и представлял. Он пытается улыбнуться, но ему это не удается. Синяки под глазами Юлии и опухшая переносица слишком его шокируют. Затем Эдгар натягивает ремешок рюкзака на плечо и указывает на свободное место рядом с собой. Простой жест, который стоит ему непропорционально большой силы.

Юлия садится. Она говорит: «Привет». Очень кратко и тихо. Немного похоже на чириканье птицы.

– Привет, – говорит Эдгар.

Автобус трогается. Он подпрыгивает по булыжникам, и внезапно они оказываются слишком близко к друг другу: колено к колену, локоть к локтю, будто водитель хотел, чтобы они были рядом. Эдгар чувствует запах шампуня Юлии. Он чувствует волосы на ее руке, мягкие, как пушок.

«Ты ей действительно нравишься, – слышит он в голове голос Линды. Как будто она сидит у него в ухе и как крохотный суфлер пытается подбодрить. – Дерзай, тигр».

– Я была не уверена, будешь ли ты в этом автобусе, – наконец говорит Юлия, не глядя на Эдгара. Но он замечает ее взгляд в оконном стекле, отделяющем их два сиденья от дверей. Небольшое облегчение, которого нет, но почему-то есть. И в следующий момент Юлия смотрит на него. Внезапно и прямо. Взгляд настолько ясный, что это его беспокоит. Затем она говорит:

– Я надеялась, что это ты. Я имею в виду, когда я увидела силуэт в автобусе.

Эдгар колеблется.

– Почему? – спрашивает он. И его голос тихий и хриплый.

– Потому что я хотела тебя увидеть, – отвечает она.

Это простое маленькое предложение было сказано с искренностью в глазах. Секунды тянутся с такой силой, будто углекислый газ бурлит под кожей. Эдгар чувствует, как волосы на его руках медленно распрямляются, как будто готовятся к тому, что сейчас произойдет. «Бесполый», – вот что сейчас у Эдгара в голове. Но взгляд Юлии говорит об обратном. Тяжелые веки и открытые губы. Сердце Эдгара бьется так, будто оно вот-вот остановится. У него пересохло во рту и вспотели ладони. В его голове беспокойство и мысли, страхи, волнение и борьба – все сразу.

И вдруг ничего больше.

Только его взгляд, который на долю секунды падает на губы Юлии. Как признание. Как трещина в дамбе, пустившая первую каплю перед тем, как полностью развалиться.

В следующий момент Эдгар смотрит наверх.

А потом целует ее.


Кончик носа Эдгара неоднократно касается кончика носа Юлии и каждый раз задевает ее лицо. Но ей все равно. Точно так же, как и то, что твердый край пластикового сиденья неудобно врезается ей в бедро. Тем не менее Юлия все больше погружается в поцелуй, в этот момент с Эдгаром, который она так часто представляла. Картина, которая на тот момент существовала в ее голове, была бледной и бесцветной. Как песня, которую кто-то просто напевает без музыкального сопровождения. Юлия потеряла счет времени, увлекаясь его губами, его языком и его горячим дыханием. Она забыла о времени и обо всем, что произошло за последние несколько дней. Юлия чувствует, как ее нога медленно немеет, как покалывает кожу, и она горит, но она не хочет останавливаться. Нет. Не сейчас. Если бы все зависело от нее, она бы продолжала кататься на автобусе и целовать Эдгара вечность.

ПРОТОКОЛ

Мюнхен, понедельник, 25 мая, 11:30

Администрация городской гимназии

имени Кете Кольвиц

Тема: Издевательства над Юлией Нольде

.....................................................................................

Комиссия:

Госпожа Ферхлендер – директор;

Людвиг Миллер и Мара Миллер,

родители Марлене и Леонарда Миллер, законные опекуны.

.....................................................................................

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Значит, у вас вообще нет доказательств, кроме нескольких записей, которые вы нам только что показали? Или я что-то неправильно понял?

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Нет, вы правильно все поняли.

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Могу я узнать, почему вы попросили нас о встрече? Не обижайтесь, но мы с женой управляем компанией, у нас нет времени на такую ерунду.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

То есть то, что ваша дочь страдает, – это ерунда?

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Мне не нравится, когда кто-то переворачивает мои слова, госпожа Ферхлендер. Вы вызвали нас сюда не потому, что наша дочь страдает, а потому, что обвинили ее в том, что она виновна в каких-то там издевательствах.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Я не виню Марлене. Я просто выполняю свой долг и опрашиваю все возможные заинтересованные стороны.

ГОСПОЖА МИЛЛЕР:

Заинтересованные? Наша дочь не заинтересована. Она здесь жертва. И я надеюсь, вы узнаете, кто за этим стоит. И, конечно же, они будут сурово наказаны.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Мы сделаем все, что в наших силах.

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Все, что в ваших силах? Унизительный смех. Должно ли это придать мне уверенности? Я имею в виду, в конце концов, речь идет о нашей дочери.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Кстати, а где Марлене? Мне бы очень хотелось, чтобы она была с нами сегодня, но она не пришла на занятия. Разве она нездорова?

ГОСПОЖА МИЛЛЕР:

Нездорова? Вы серьезно? Вы, должно быть, читали запись о нашей дочери. Как она должна прийти сюда после всей лжи, которая о ней там написана?

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Это ложь?

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Записи врут. Это ложь! То, что было опубликовано о нашей семье, особенно о нашей дочери, просто позорно. То же самое касается замечаний обо мне и моей жене. Смотрит на свою жену и берет ее за руку. Мы очень счастливы в браке уже более двадцати трех лет.