ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Значит, Юлия Нольде все выдумала? Вы можете объяснить, зачем она это сделала?

ГОСПОЖА МИЛЛЕР:

Это не сложно, если вы просите. В последние годы Юлии действительно нелегко. Я не знаю, насколько хорошо вы знакомы с семейным положением Нольде: развод родителей, женитьба отца сразу же после подачи документов на развод, а затем падение по социальной лестнице.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Падение по социальной лестнице?

ГОСПОЖА МИЛЛЕР:

Ну, Юлия живет с матерью, маленькими братом и сестрой в крошечной квартирке размером с коробку из-под обуви. У них мало денег, они никогда не ездят в отпуск, отец ими не интересуется, у матери три работы – кстати, плохо оплачиваемые.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Значит, Юлия просто завидует Марлене?

ГОСПОЖА МИЛЛЕР:

Конечно, я могу только догадываться. Но различия между Юлией и нашей дочерью, а также между их жизнями значительны. Наша Лене происходит из богатой, стабильной семьи, она финансово обеспечена и имеет очень близкие отношения с нами и, конечно же, со своим братом-близнецом. У Лене отличные оценки, и она чрезвычайно популярна в школе. Не нужно упоминать, что она красивее Юлии, но это тоже факт. Поэтому я не очень удивлюсь, если за этими явно гневными записками стоит девица, которая просто завидует.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Так вы настаиваете на том факте, что все это неправда? Что все выдумано?

ГОСПОЖА МИЛЛЕР:

Так оно есть. Ложь. И мне нелегко это говорить, потому что я ценю Юлию. Она действительно милая девушка. Но с публикацией этих постов она зашла слишком далеко. Я имею в виду, если они вообще ее. Мы этого не знаем.

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Это именно то, что я хотел спросить. Он садится на свой стул. Откуда вы знаете, что именно Юлия является автором этих записей? Я знаю Юлию очень давно, и ни манера записей, ни подобные заявления не похожи на нее. Поэтому у меня неизбежно возникает вопрос, действительно ли она написала эти тексты? Может, это был кто-то другой пишет от ее имени?

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Мы все проверили. Записи принадлежат ей.

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Она сказала вам это лично? Она сказала «да, все эти записи – моих рук дело. Это была я». Это то, что она сказала? Или вы просто так думаете? Тишина. Если это так, уважаемая госпожа Ферхлендер, если вы делаете только предположения, которыми небрежно разбрасываетесь, я действительно должен спросить себя, соответствуете ли вы требованиям вашей должности в этой школе. Готовы ли вы к таким обязанностям. И если можно так выразиться – надеюсь, я вас не обижу, – вы не производите такого впечатления.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Как бы я ни сожалела о том, что вы не считаете меня достаточно компетентной в этом вопросе, господин Миллер, я являюсь главой этой школы, и, соответственно, процедура этого инцидента остается в моих руках, а не в ваших.

ГОСПОДИН МИЛЛЕР:

Вы абсолютно правы. Вы глава школы. А я занятой человек. Он смотрит на часы и встает. Так что я должен попрощаться с вами.

Его жена тоже встает.

ГОСПОЖА МИЛЛЕР:

Да, я тоже. К несчастью. Мы желаем вам всяческих успехов в поисках ответственных лиц. Ужасное происшествие. Надеюсь, вы найдете виновного. Подобные действия пугают детей.

ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:

Спасибо, что нашли время. И передайте наилучшие пожелания вашей дочери.


Леонард закрывает глаза. Он целовал много девушек, но в каком-то смысле этот поцелуй был его первым. Первым, который что-то значил. Боже, Леонард тогда так нервничал, так невероятно нервничал. Когда он вспоминает об этом, то чувство возвращается к нему, как если бы он запер его и разбудил этой проклятой песней. Леонард никогда не забудет того чувства. Никогда, пока он жив. За несколько секунд до этого молчание, ее взгляд, ее темные глаза, его громкое дыхание, смешанное с ее дыханием, а затем ее губы, такие теплые и мягкие.

Теперь Леонард лежит и думает об Эдгаре и о ней. Как они шли рука об руку к автобусной остановке после школы. Его Юлия с этим засранцем. Леонард никогда бы не подружился с Эдгаром, но на самом деле он всегда находил его милым. Тем не менее рука Юлии была неправильной в его руке. Потому что она принадлежит Леонарду. Его рукам и его жизни.

Он стоял на тротуаре и смотрел им вслед. Зрелище, похожее на бутон. Очень нежный и новый, как что-то, что только начинается и что Леонард хотел бы раздавить. Потому что это новое делает его старым. Реликвией прошлого. Рука Юлии в руке Эдгара была доказательством того, что Леонард ничего для нее не значил. Осознание, которое его разрушает.

Он не плакал с тех пор, как несколько дней назад потерял сознание в комнате Лене. Как будто это был до краев полный бак, из которого вытащили пробку, а теперь он опустел. До самого дна. Леонард редко испытывал это подавляющее чувство в своей жизни. Только когда дело шло о смерти. Когда думал, что в какой-то момент кого-то больше не будет рядом. Неважно, кого именно. Потому что однажды все просто исчезнут. Как будто их раньше и не было. Ощущение, которое Леонард испытывает в этот момент, кажется таким же тяжелым, только Леонард все еще жив. Он дышит, спит и бегает трусцой. Но он уже не тот. Он то, что от него осталось. Как пенка от кофе в пустой чашке.