Завожу машину и отправляюсь домой. Уже на середине пути меня начала донимать вибрация телефона. И нет, не Марина, как ожидалось. Раз сбросил, два, на третий захотелось выключить телефон, но сдержался. Вот же настырная женщина. Чего спрашивается надо в такой час? Припарковал машину у дома и все же взял трубку.

— Да.

— Олег… Миша разбился на машине. Он сейчас в реанимации в тяжелом состоянии. Ты приедешь? — вот тебе и на. Когда в одной части жизни что-то идет на поправку, в другой летит в задницу.

— Приеду, — кладу трубку и пешком поднимаюсь на свой этаж, пытаясь привести мысли в порядок. Только это мало помогает, особенно, когда войдя в квартиру, обнаруживаю там Марину.

— Доставил свою подружку домой?

— Доставил, — подхожу к шкафу и вынимаю первые попавшиеся вещи. Достаю дорожную сумку, но открыть ее не успеваю, Марина дергает меня за руку.

— Самарский, ты совсем сегодня обкурился?! Мало того, что отправил меня на такси как какую-то девку, а теперь просто сваливаешь на ночь глядя, не говоря ни слова?! Ты совсем меня за дуру держишь?

— Во-первых, тебя никто не просил ехать ко мне в квартиру, у тебя есть свой дом. За дуру не держу, ты слишком умная для этой категории. Будь добра, оденься в то, в чем приехала, у меня нет времени, — кидаю вещи в сумку и набрасываю на Марину пиджак.

— Со мной так не обращаются, Олег, это слишком.

— Мне кажется, я предельно тактичен и ничем тебя не обидел.

— Ты сам на себя не похож. Что-то случилось?

— Случилось.

— Что?

— Тебя это не касается. О нас поговорим позже. Хотя я думаю ты и так все поняла.

— Олег…

— Марин, пожалуйста, давай обо всем позже. Я спешу.

***

Полетел на ближайшем рейсе и уже к утру был в столице. Взял на прокат машину и сразу поехал в больницу. Странное дело, раньше, если что-то случалось с Мишей, на душе было хреново и неспокойно. Сейчас же ничего не кольнуло. Наверное, перегорел. Когда кто-то постоянно влезает в передряги, к этому относишься уже ровно. Хотя реанимация не вяжется с чем-то легким. Правда тут достопочтенная бабка могла соврать, чтобы напустить трагизма. Черт, каким же я стал циничным, если так думаю, даже находясь в окружении больничных стен.

Поднимаюсь на указанное в регистратуре отделение, но тут встала проблема-в реанимацию просто так не попасть. Но после нескольких минут разговоров и пары купюр, меня все же пропустили. Каким же было мое удивление, когда вечно трясущейся бабки над любимым внуком рядом не оказалось. А вот сам внук, и по совместительству мой брат, действительно лежит на одной из коек. И к моему стыду, простым сотрясением здесь и правда не обошлось. Возле него не просто куча каких-то приборов и трубок, на нем в принципе нет живого места.

Врач, стоящий рядом, что-то активно объясняет на медицинском языке, изредка вставляя понятные мне фразы. Правда, запомнилось мне исключительно одна-«шансов мало, уповать можно только на молодой организм». Бред какой-то.

— И что, просто ждать? — кажется, я не слышу собственный голос, а только выпрыгивающее из груди сердце. — Может его перевести куда-нибудь или что-то нужно?

— Нет, все необходимое у нас есть, — что-то еще щебечет и отходит в сторону. Смотрю на Мишу и не могу осознать, что все это реально. Сотни раз этот проходимец попадал в передряги и максимум-царапина на непутевой голове.

— Мишка, Мишка, вот же дурень.

— Он не виноват. Ехал на зеленый, я узнавала, — оборачиваюсь на голос бабки и впервые за все время она оправдывает это название. Если бы не голос-не узнал. Казалось бы, всего год не видел, всегда статная, даже красивая женщина для своих восьмидесяти трех, а сейчас передо мной самая что ни на есть старуха. Хотя одно в ней осталось неизменным-всегда защищает Мишу.

— Дожив до такого возраста, вам бы стоило знать, что ваш любимый внук гоняет не только на красный, но и на зеленый.

— Олег, ну зачем ты так?

— Как? — ничего не отвечает, вместо этого берет меня за руку и уводит из помещения.

— Ведь ты уже давно взрослый мужчина, ну забудь ты старые обиды, прости меня. Ты поймешь меня, когда у тебя будут свои дети. Не могла я тебя взять вместе с Мишей, просто не могла. Чужой ты мне был, понимаешь? Чужой. Да, я не из тех, кто принимает чужих детей, к тому же, ты был уже взрослым. Не смогла бы я, понимаешь? Миша-он продолжение моего сына, а ты…

— А я сын моей матери. Вы что-то путаете, Евгения Александровна. Я на вас никогда не обижался за это. Не знаю, как бы поступил на вашем месте, но как ни странно, не осуждаю вас за это. А вот то, что вы испортили брата-да. Знаете, все это результат вашей вседозволенности и потакание любой Мишиной прихоти. Даже сейчас вы не можете признать, что он был в хлам пьяный. Вам врач об этом не сказал?

— Там были какие-то следы, он не был пьяным.

— Бесполезно. Если вы, перешагнув за девятый десяток, не понимаете элементарных вещей, то двадцатилетний сопляк и подавно. Давайте на этом закончим, — обхожу женщину, но она вновь хватает меня за руку.

— Подожди. Никто не знает, что будет завтра, а я очень не хочу умирать непрощенной.

— У нас с вами равные шансы умереть хоть завтра. Смотрите, еще переживете меня, — одергиваю руку и выхожу из отделения.

Спускаюсь на первый этаж и выхожу на улицу. Рука сразу тянется к сигаретам. Ненавижу эту дурацкую привычку, ровно так же, как и ненавижу эту старую каргу. Можно сколько угодно говорить, как мне на нее плевать, но в душе я ее ненавижу. Ненавижу за то, что разлучила с Мишей, за то, что не давала видеться после того, как вышел из детдома, за то, что испортила его. Ненавижу и все тут. Кажется, только эта стерва может вывести меня из себя. И тлеющая сигарета лишний раз это подтверждает. Выбрасываю опаляющий мои пальцы окурок, хватаюсь за мочку уха, но через считанные секунды вновь закуриваю очередную сигарету. Когда-нибудь эта дрянь меня погубит, хотя всегда есть шанс умереть раньше. Усмехаюсь сам себе и затягиваюсь, отравляющим легкие, дымом.

***

Сколько бы я себя не убеждал, что в произошедшем с Мишей виноват он сам, легче не становилось. Есть то, что есть. А на пятый день, несмотря на прогнозы врачей, Миша очнулся и даже заговорил. Бабкиному счастья не было предела. Ни на минуту не оставляла брата, чем в очередной раз вызвала мою ненависть. Когда уж совсем стало невмоготу, отправилась домой приводить себя в порядок.

— Знаешь, мне кажется, я видел свет в конце тоннеля, — хриплым голосом произносит брат. — И это ни хрена нехорошо.

— Зато теперь вышел на свет.

— Не ожидал тебя здесь увидеть. Ты… прости меня, что я тогда наговорил. Ты прав. Все, я честно возьмусь за голову.

— Ты сначала на ноги встань.

— Да куда я денусь.

— Есть несколько вариантов куда деться. Миш, — впервые за полгода беру его за руку, — с возрастом люди не меняются, но тебе всего двадцать три, притормозить еще можно и исправить все тоже.

— Я все исправлю. Если выкарабкаюсь и выйду отсюда на своих двух, торжественно обещаю бросить курить, пить и трахать все, что движется. Только у меня к тебе просьба, — шепчет Миша. — Можешь остаться ненадолго здесь. Бабушка меня с ума сведет, уже за несколько часов меня достала. Не хочу, чтобы она мне потом утку подавала.

— То есть ты хочешь, чтобы это делал я, — не могу скрыть усмешку в голосе.

— Кто угодно, кроме нее.

— Ладно. Повоюем еще с твоей бабкой.

Но вот на удивление повоевать не получилось. Евгения Александровна, а вечером того же дня предстала именно она, а не старуха в печали, была крайне со мной любезна и даже соглашалась на любой мой комментарий.

Когда вечером впервые позвонил Вике, был готов к тому, что обидится, но к тому, что выключит телефон-нет. А я думал выросла. Закуривая очередную сигарету, в который раз подумал, что будет тяжело. Очень тяжело. А через три дня в этом только убедился, когда на множество неотвеченных звонков получил сообщение.

«Забудь обо всем, что я тогда говорила, это все алкоголь. Живи своей жизнью. Все равно не отвечу. У меня есть Коля, у тебя Марина. Так и должно быть. Не надо мне больше звонить и писать».

Коля у нее есть, ну-ну. Так, ладно, херня это все, приеду-разрулю. Правда и тут встала проблема, как-то в моей голове не укладывалось сколько длится реабилитация таких как Миша. Такой роскоши я позволить себе не мог. Там поди уже Марина гульнула с Максом, еще не успею состроить обиженный вид и сыграть на совести Островского, а учитывая, что это мой единственный козырь, надо скорее сверкать пятками. Две недели-и так непозволительная роскошь вдали от дома.

— Олег, а ты не можешь остаться подольше? Миша этого очень хочет, — спокойствие, только спокойствие, мысленно повторяю себе я. Старость надо уважать.

— Не могу, у меня своя жизнь, к тому же, он скоро будет на ногах. Но я обязательно к нему приеду.

— Олег, подожди. Давай я дам тебе денег, только останься, пожалуйста. Дам на первое время, чтобы здесь тебе было комфортно, а потом…. Я как-то не задумывалась раньше, как ты жил… в общем давай я помогу тебе открыть какое-нибудь дело. Приобщишь туда Мишку, когда он встанет на ноги. Может к нам в дом переедешь. Он же большой, места там всем хватит, — глубокий вдох-выдох. Старость надо уважать и на хрен не послать.

— У меня все есть, Евгения Александровна. Я заработал, — произношу по слогам, как можно громче. — Ладно, мне уже пора, а то опоздаю на рейс. Скоро приеду, кстати, у вас есть уникальная возможность для исправления своих собственных ошибок. Представьте, что перед вами младенец Миша. До свидания.

Глава 10

По приезду домой меня не ждало ничего хорошего. Островский как будто кого-то схоронил. Марина, которая упорно старалась сделать вид, что все хорошо, но так и непонятно гульнувшая с Максом или нет. Ну и Вика, сверкнувшая пятками к тетке в деревню. Последнее вообще шикарно. Как через эту стервозину пробраться к Вике, остается пока загадкой. Через забор и в окошко, усмехаюсь сам себе. Романтика…