Олег выходит из гостиной, а я как завороженная слежу за его удаляющейся фигурой. У меня стойкое ощущение, что сейчас мой мозг атрофировался и совершенно не воспринимает полученную информацию. А еще понимаю, что меня до невозможности бесит невозмутимый и абсолютно спокойный Самарский.

Встаю с дивана и не успеваю сделать и шага как в гостиной появляется Олег с шерстяными носками и пакетом в руках.

— Думаю тебе надо переодеться во что-нибудь домашнее и более удобное.

— Да что ты говоришь? Ты мне еще и одежду прикупил? Тоже заранее подготовился или решил мне дать свою?

— Нет. Одежду лучше покупать вместе, чтобы не попасть впросак. Присядь, — подталкивает меня обратно на диван и присаживается рядом. Снимает с меня капроновые носки и надевает совершенно новые шерстяные.

— Такие носки зимой не носят, Викуля. В пакете твои вещи, пока ты наносила красоту в ванной, я выбрал то, что мне больше всего понравилось. Надень какой-нибудь свитер и куртку, которую я оставил в прихожей. Тебе помочь?

— Может ты и белье мне еще прихватил? — выхватываю пакет, игнорируя его вопрос о помощи.

— Конечно взял, двое суток как-никак.

— Ты издеваешься?!

— Нет. Белье мне кстати не очень понравилось, точно надо выбирать вместе.

— Знаешь что?!

— Знаю. Когда человек голоден-он злой. Поэтому надевай то, что я сказал и жду тебя на свежем морозном воздухе. Будем есть мясо, запивать его вином и повышать тебе гемоглобин, а то вон какая бледная, — проводит рукой по моей щеке, задерживаясь взглядом на губах, прикрывает глаза и тут же быстро разворачивается и идет на выход.

Глава 15

Не знаю зачем снимаю с себя кофту и надеваю бежевый свитер, который прихватил Олег. Что это еще за послушание такое?! Сильно дергаю рукав вниз и с чувством абсолютнейшего разочарования понимаю, что они короткие! На этом досадное разочарование не заканчивается, истеричное одергивание одного из рукавов заканчивается порванным браслетом. Черт, мой любимый! Наблюдаю, как бусины жемчуга разлетаются по всей гостиной. Сажусь на колени и начинаю собирать перламутровые горошины. Поднимаю одну за другой, а у самой слезы на глазах. На самом деле мне плевать на этот жемчуг и браслет в целом, просто это еще одна возможность напомнить мне о совершенной глупости, которая навсегда останется красоваться на моих запястьях. А теперь еще на неприкрытом запястье!

Оглядываюсь по сторонам и не понимаю, что здесь делаю. Я же сама поклялась к нему больше не подходить, а теперь сижу в его гостиной на полу, борясь сама с собой и с диким желанием сбежать. Иначе сорвусь. Как бывшая наркоманка, а ведь точно, бывших не бывает, я тому яркий пример. Покажи наркотик, в данном случае Самарского, и за желанную дозу я похерю год относительного спокойствия.

— Девять минут. За это время можно не только переодеться, но и многое другое. Что случилось? — Олег наклоняется ко мне и берет за руку. Тут же ее одергиваю и приподнимаюсь с пола.

— Браслет порвался, вот и поднимала. Но тут много горошин, я еще не все их нашла, — начинаю ходить по гостиной, ища взглядом рассыпавшийся жемчуг.

— Это ты из-за какого-то жемчуга такая? Тоже мне проблема. Забудь, купим тебе другой. Пойдем со мной, а то сейчас мясо сгорит и останемся голодными.

Молча прохожу около Олега, по пути беру свою куртку. Выхожу во двор и тянусь к умопомрачительному запаху, доносящемуся от мангала.

— Выглядит аппетитно.

— А то. Посмотри пока за мясом, я на минутку.

Переворачиваю шампура, а у самой текут слюни. Вот так, инстинкт поесть затмевает желание поплакать над своей никчемной жизнью. А потом на смену жуткому голоду приходит фаза любования неспешными движениями Олега, который вновь разливает по бокалам вино. На улице абсолютнейший мороз, ни капли не напоминающий, что весна вступила в свои законные права, а этот как ни в чем не бывало подает мне бокал.

— Ты меня спаиваешь?

— Я только один разочек, чтобы затащить тебя в койку.

— Считай, что я посмеялась. Кстати, если Максим узнает, что ты меня спаиваешь, он тебе испортит твое холеное личико.

— Я тебе больше скажу, он, когда узнает, что я тебя спаиваю, сплю с тобой и всячески развращаю, не только мне в морду даст, но и попытается кое-что отрезать.

— Пальцы? — отпивая ледяной напиток, с интересом спрашиваю я.

— Боюсь, что не только их. В расход пойдут мои нижние аксессуары. Заметь, ты спросила, что мне потенциально отрежут, но ни единого слова не вставила против всего остального, а это знаешь, что значит?

— Что тебе отрежут твои аксессуары перед тем, как ты сделаешь все перечисленное.

— Нет, не это, — с усмешкой произносит Олег, отпивая глоток вина. — А то, что подсознательно ты все это принимаешь и хочешь. Но обида на меня, до сих пор не понятная мне, гордость и страх перед Максимом не дают тебе пуститься в пляс. Но как ты помнишь я терпеливый, так что подожду. Будем разговоры разговаривать, поедим, потанцуем, ну а дальше разберемся. Давай, Вик, спрашивай все, что хочешь, отвечу на любой вопрос.

— А ты всегда был таким самоуверенным?

— С детства. Казалось, знал все лучше всех, чем жутко выводил своего отца. Мы с ним никогда не могли найти общий язык.

— Интересно, ты никогда ни о ком не рассказывал, сколько бы я не спрашивала.

— Ну у нас же разговоры разговорные сейчас.

— Прекрати, — сажусь рядом с ним на скамейку, на которой удивительным образом оказалась мягкая подстилка. — А почему не ладил с папой? — так и тянет спросить, что с ними случилось, но вот незадача-не получается.

— Мне не нравилось его отношение к маме, ну и не только к ней, вообще много что в нем не нравилось.

— Олег… а как они… ну как ты попал в детдом?

— Их убили, — без каких-либо эмоций произносит Олег, снимая мясо с одного из шампуров. — Мне тогда только исполнилось пятнадцать, я был жуткий задира и гуляка и это не то, что ты сейчас подумала, — присаживаясь рядом со мной, спокойно произносит Самарский. — Постоянно сбегал из дома, за что получал люлей от отца. Но вот тогда мой очередной вечерне-ночной загул помог мне остаться живым и почти здоровым. Вместо привычного ночного захода домой через забор, пришлось входить через главный вход под мигание скорой, ментов и прочей лабуды. Всех убили, родителей, охрану, даже маленькую комнатную собаку. Так что видишь, Вик, иногда полезно убегать из дома.

Смотрю в упор на снег под ногами, не решаясь взглянуть ему в глаза, и не могу понять врет или нет. И только лишь взглянув в его глаза-понимаю, что не врет. Он абсолютно серьезен. Хочется много чего спросить, но я лишь глотаю холодный воздух губами, сильно сжимая ладони. Олег кладет свои теплые руки поверх моих ладоней, немного сжимает их, отдавая тепло, но быстро убирает их.

— Чего-то мы оба забыли, — достает из кармана толстовки свои перчатки и подает мне. — Надевай. Пару минут и все будет готово.

Встает со скамейки и подходит к мангалу.

— А тебе не холодно в одной кофте?

— Нет. Я же около огня. Ты точно это хотела спросить?

— А можно еще что-то спросить? И тебя это совсем не напрягает? Так не бывает, — сама себе отвечаю я, вставая со скамейки.

— Ну спрашивай уже.

— А за что их убили? Тот, кто это сделал, их нашли?

— Ты понимаешь, что такое конец девяностых? Конечно, не самое начало, когда с легкостью убивали кого и где попало, но и не самое спокойное время. Дележку власти и денег никто не отменял. Мой отец был весьма известной фигурой и закончил свой путь тоже весьма громко. Жаль, что маму с собой захватил. Она хорошей была и не потому что мама.

— И ты сразу попал в детдом, совсем-совсем никого не было?

— Почему? Были и есть. Бабка по отцовской линии и младший брат. Она в нем души не чаяла с самого рождения. Носилась с ним как с каким-то божеством. Ну как видишь, это тоже принесло плоды, не забрала бы его тогда на выходные и Мишка тоже был бы там, — указывает на небо.

— У тебя есть брат? Вот так новость. А дальше что было? Ничего не пойму, разве бабушке не отдают опеку над внуками?

— Отдают. Просто моя бабка взяла только Мишу, она как-то с детства меня не очень жаловала. Вот Мишка в отца, а я больше в маму. А ее она тоже не жаловала. Таким образом я и оказалась ненадолго в нашем общем гнездышке.

— Не может такого быть. Бред какой-то. Разве так бывает? Тебя… тебя одного бросили? С ума сойти. И эта стерва сейчас жива?

— Жива и для своего возраста вполне здорова, — усмехается Олег.

— Задушила бы.

— Каюсь, мне сотни раз хотелось ее придушить. И даже не за это, а за то, что сделала из Миши избалованного урода. А мне теперь исправляй ее оплошности. Но кажется мой братец встает на путь исправления. Ладно, давай эти сопли уже разведем чем-нибудь другим. Мясо уже готово.

***

Вот что значит напрочь перебить аппетит. Еще несколько минут назад такое аппетитное мясо вызывало желание его проглотить, а теперь, после рассказа Олега кусок в горло не лезет. Смотрю на него и понимаю, что он гораздо сильнее некоторых и дело далеко не в пресловутой физической силе. Сделал себя сам, это точно про Олега. Никогда бы не подумала, что смогу его жалеть. Точнее того мальчика, которого самым настоящим образом бросили. А еще в этот самый момент поняла, что сорвусь, если не уеду. Стоит ему только до меня дотронуться, и я загорюсь как спичка. Нет, так нельзя, надо уезжать.

— Мне позвонить надо, я скоро приду.

Встаю с места и по дороге набираю Колю. На мое счастье тот отвечает после третьего гудка.

— Чего тебе надобно, старче?

— И тебе привет. Мне очень-очень надо, чтобы ты приехал за мной загород. Я тебе приготовлю ужин, уберу квартиру, в общем все что хочешь в пределах разумного.