Никогда не задумывался какое количество информации способен воспринимать человеческий мозг. Кажется, сейчас моя голова взорвется, то ли от избытка той самой информации, то ли от эмоций, то ли от того, что не знаю, как правильно поступить. Скрывать все от Макса и раньше было верхом идиотизма, а сейчас и подавно. Чем дольше тянешь, тем только хуже.

— Ты обещал, — прикладывая к моим губам палец, шепчет Вика.

— Ты о чем?

— Я по твоему лицу вижу, что ты сейчас обдумываешь, как все рассказать Максиму. Так вот-не надо, — приподнимаясь на одной руке и натягивая на себя простынь, с легкостью выдает Вика. — Знаешь, всему свое время. Я много думала, почему тогда все так сложилось, а сейчас спустя время понимаю, что может так и надо было, и я не про ту глупость, которую совершила. Нас же все равно соединила жизнь. Значит тогда было не время. А если Максим не хочет замечать очевидных вещей, может и ему сейчас не время о нас узнать? Ты же сам сказал, что со дня на день вы пролетите с большим проектом. Сам же знаешь, что с Максом будет. Представляешь какой это для него стресс? — водя пальчиком по моей груди выдает Вика. — Ужас, а мужчины вообще нежные создания, того гляди глупость какую-нибудь совершит. Тебя убьет, потом его посадят, отберут все имущество и останемся мы с Наташей оборванками на улице. А там вообще закончим в проституточном доме. Оно тебе надо?

— Я снова потерял дар речи. Не знаю, то ли смеяться, то ли плакать.

— Ну лучше первое, со вторым уже сегодня достаточно. Так что решено, да? Летом скажем. Ты однажды спросил меня когда, а я сказала через год. Вот это и будет в конце лета.

— Вик…

— Решено, — весело выдает Вика.

— Тебе в пору писать руководство по манипулированию людьми. Не пойму, чему ты так радуешься?

— Да вспоминаю твою реакцию на конфеты, такого лица я у тебя еще никогда не видела. Это было прям… ух, — заливаясь смехом произносит Вика.

— Ничего смешного. До сих пор не понимаю, зачем было молчать. Да и ты всегда радовалась только им. Когда я однажды передал тебе обычные конфеты без орехов, мне сказали, что тебе не понравилось.

— А ты оказывается не такой умный, как я думала, — усмехается Вика и кладет голову мне на грудь. — Эти конфеты мне передел тогда не ты, а какой-то незнакомый парень, чего мне было им радоваться? Я ж не конфеты любила, а то, что их приносил именно ты.

— Да уж… тяжелый случай. Значит никаких орехов. Слушай, а ты зачем елку поставила, мы же все равно будем праздновать новый год загородом?

— Ну потом же мы все равно будем тут. Зато ведь так красиво.

— Красиво, — перебирая Викины волосы, соглашаюсь я. — Ты умница. А загородом будем украшать все вместе. Поставим большую елку до потолка…

— Украсим комнату и улицу. И оленей поставим. Я таких красивых видела с дедом морозом. Будет освещать нам вход в дом. Поедем за оленями завтра?

— Обязательно поедем. За оленями сам Бог велел, — целуя Вику в макушку, соглашаюсь я. Хотя олень тут и так имеется, кажется, это я.

***

Теперь всякий раз смотря на Макса, перед глазами картинка, которую я так тщательно от себя гоню, но в итоге она все равно маячит перед моими глазами. Я ведь даже не знаю достоверно, как тогда все произошло, но фантазия сама дорисовывает события прошлого. Не хочу представлять каково это-найти свою сестру с перерезанными венами, но одно дело нежелание и совсем другое собственное подсознание. Черт, а ведь я считал его параноиком, следящим за Викой по своей прихоти. С одной стороны, все хочется забыть, а с другой, расспросить и узнать все подробностях, только здравый смысл шепчет мне не ворошить эту тему. Это прошлое, хоть бы в настоящем не облажаться.

— Может к нам присоединишься, если мы решим в ресторан с Наташей?

— Нет. У меня свои планы. Ты помнишь о чем мы говорили?

— Заканчивай делать из меня неразумного ребенка, переживу я как-нибудь потерю денег.

— Это хорошо, что переживешь. Ладно, до встречи в новом году.

— Давай.

Сажусь в машину и отправляюсь домой. Настроение, несмотря на предстоящие праздники нулевое. Остановился у дома, а выходить почему-то не спешу. Достаю из кармана коробочку с кольцом и долго кручу в руках. Выходит какая-то идиотская ситуация. Сделаю предложение сейчас или даже на новый год-откажет. Еще и устроит истерику, что это жалость, вина или что-то в этом духе. Так и хожу как придурок с кольцом в кармане. Черт, я превращаюсь в какую-то размазню. В очередной раз покрутив кольцо, в голову пришла шальная мысль-бросить все, уехать заграницу и там пожениться. Приехать и предъявить всем все по факту. И тетка ее мерзкая рот закроет, и Макс смирится, никуда не денется. А потом эта идея пропадает сама собой, понимаю, что так нельзя. Я становлюсь похожим на Вику, скрывая все вокруг. Вновь откладываю кольцо в карман и закуриваю сигарету. Смотрю на окна, долго всматриваясь в темноту и до меня только сейчас доходит, что в квартире не горит свет.

Выхожу из машины и иду в сторону дома. Издалека вижу Вику, стоящую около подъезда и разговаривающую с каким-то мужчиной. Точнее не разговаривающую, а скорее спорящую. На ходу выбрасываю сигарету и подхожу к мужику, почти вцепившегося в Вику.

— Тебе чего надо? — отталкиваю его, тот покачивается, но удерживается на ногах.

— Олег, все нормально. Не надо. Пожалуйста, уходите, — поворачиваясь к незнакомцу, жалобно произносит Вика. — Не звоните мне больше, если я когда-нибудь решу с вами общаться, я дам вам знать, но сейчас мне это точно не нужно. Не обижайтесь, пожалуйста. Олег, пойдем, — хватает меня за руку и ведет в подъезд.

— Вика, я все равно буду ждать звонка, — слышу вдогонку.

— Что это сейчас было?

— Я дома расскажу, — нажимая на кнопку лифта, не смотря мне в глаза шепчет Вика.

— Сейчас.

Входим в кабину лифта, Вика нажимает на седьмой этаж и не дожидаясь квартиры выдает спокойным голосом.

— Со слов этого мужчины он мой биологический отец, — смотрит на меня в ожидании реакции, а сама мотает головой из стороны в сторону. — Это может показаться бредом, но оказывается у нас с Максом только общая мама, которая встречалась с этим товарищем до папы и во время, — створки лифта открываются, и Вика с растерянным лицом выходит первой и открывает входную дверь. — Я сначала подумала ерунда, а потом поняла, что это правда, он мне и фотографии их совместные вчера на почту прислал. И Макс оказывается уже об этом знает не первый день, но видимо боится мне говорить. А самое дурацкое, что я похожа на него. Может у меня паранойя, но похожа. Он не знал о том, что мама от него забеременела. А теперь узнав об этом, спустя столько лет, хочет со мной общаться. Я плохой человек, да? — садясь на комод, грустно произносит Вика.

— Что за глупости?

— Но я не хочу с ним общаться. Он мне чужой. Пусть я плохо помню своих родителей, но они у меня были. Зачем мне чужой человек в двадцать два года. Мне он нужен был раньше, а сейчас… Думаешь я все равно должна с ним общаться? С одной стороны, мне его жалко, а с другой…

— Нет, малыш. Не должна. Делай то, что хочешь исключительно сама. Может завтра ты передумаешь, а может нет, но это только твое решение. Не расстраивайся, — глажу ее холодные после улицы щеки и целую в раскрасневшийся нос.

— Ты сколько была на улице, что вся примерзла?

— Недолго. Просто вышла в одной ветровке, думала перекинемся парой слов, а оказалось по-другому.

— Ладно, пойдем греться.

***

Любопытство сгубило кошку, но я ведь не кошка, значит все будет пучком, сказала я себе, в очередной раз влезая не в свои дела. Но когда я вновь краем уха услышала любимое имя на букву «М», у меня задергался глаз. Нет, в том, что я ее больше не увижу рядом с Олегом и с собой, я почему-то не сомневалась. Но желание знать о чем Олег говорит по телефону по поводу этой мадам пересилило все мои границы. Услышанное меня так порадовало, что предпраздничная суета превратилась в самое прекрасное время года. А ситуация была проста-мой Самарский решил пустить по миру мадам Марину ее любимым способом-охмурением. Только теперь охмурять будут ее и не какой-нибудь богатый папик, который оставит ей очередные зеленые бумажки, а высококлассный аферист, который пустит по миру клопастую сучку. А еще градус моего настроения подогревала одна маленькая, случайно замеченная мною, вещица.

О моем новом родственнике я старалась не вспоминать, и так и не смогла договориться со своей совестью и принять чужого человека. Удивительная вещь, я совершенно не осуждала маму, мне даже стало ее жаль. Ведь со слов моего биологического отца, они с мамой любили друг друга с юности. Не хочу разбираться в том, что произошло дальше. Есть то, что есть. И пока я не готова к родственным отношениям с незнакомым человеком.

Загород мы приехали рано утром тридцать первого декабря. Почему-то мне не спалось с самого утра, а учитывая сколько дел еще необходимо переделать, я подняла Самарского с кровати, едва на часах стукнуло шесть утра. Время пролетело так незаметно, что мы едва все успевали. Не знаю кой черт меня дернул попросить Олега срезать настоящую ель, потом я уже дико об этом пожалела, особенно, когда пришлось помогать ее тащить в дом. Я устала, жутко замерзла, а руки от липкой ели словно клейкая лента. Да, мозгов мне все же не хватает, Самарский-то в перчатках.

— Ну все, половину дела сделали, — тяжело дыша произнес Олег, скидывая перчатки и куртку. Зажигает камин, и потерев руки друг о друга поворачивается ко мне. Смотрит несколько секунд, а потом так выпучивает глаза, словно у меня вместо лица задница. — Охренеть, ты же синяя!

— Да, я немного замерзла, — проклятые зубы начинают стучать друг о друга, выдавая мое «немного».

— Ты вообще нормальная? Ладно я был увлечен срезом этой дебильной ели, но ты-то могла сказать, что замерзла!? Иди сюда.