– Да, но это еще не значит, что мы не можем быть в хороших отношениях с этими ребятами.

Том прислоняется к стене, не обращая внимания на то, что пачкает строительной пылью плечо.

– Поначалу я тоже пытался быть со всеми в дружеских отношениях. Пока не понял, что люди воспринимают это как разрешение сесть мне на голову. Думаю, вряд ли это для тебя новость. – В его взгляде на мгновение мелькает боль. – Я должен держать все под контролем.

В мозгу у меня до сих пор крутится перечень обременительных дел, перечисленных Колином, и я уже было открываю рот, чтобы спросить, со всем ли Том справляется, но потом осекаюсь. Он только на меня рявкнет.

Все мое приподнятое настроение как рукой снимает.

– Я так собой гордилась. И так ждала возможности продемонстрировать тебе, что у меня получилось. А ты приходишь и говоришь, что мне здесь вообще не место? Спасибо тебе большое.

Я дергаю створку окна: мне не хватает воздуха. Разумеется, эта зараза даже не думает открываться.

– Дай сюда. Я открою.

Ну конечно, у него эта скотина откроется как миленькая. Я тянусь за ломиком, который лежит на полу, но Том наступает на него ботинком.

– Я сказал тебе сбить кафель, а не сровнять всю ванную с землей.

– И еще кое-что, Том. Не надо просить ребят за мной приглядывать. Это оскорбительно. Они что, все знают про мое… – Я стучу себя по груди.

– В курсе только эти трое. Сомневаюсь, что, если с тобой что-нибудь случится, моя страховая компания сочтет это страховым случаем. Так что это риск, на который я иду ради тебя. А теперь мне еще придется искать нового кровельщика. – Он прищуривает глаза.

– А я тут при чем?

– Я его уволил. – Тому разве что кувалды в руке не хватает.

Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, кто назвал меня секси.

– Ты слишком долго мариновался в тестостероне. Я просто делала тут свою работу.

Он сверкает глазами:

– Именно поэтому я не намерен терпеть людей, которые на рабочем месте позволяют себе высказываться о женщинах в подобном духе. Я уволил бы его за такие слова в чей угодно адрес, не только в твой.

Каждый раз, когда Том раскрывается передо мной, демонстрируя, что он за человек, я выдыхаю с облегчением. Альдо живот надорвал бы от смеха.

– Что именно он сказал? – спрашиваю я, глядя в окно.

– Не хочу вдаваться в подробности.

Я упираю руку в бок:

– Могилу рыть надо или как?

– Рой, и поглубже. – Том невесело смеется. – Он был практически последним моим вариантом. Одним из немногих, кого еще не успел обработать Альдо. Такими темпами твой дом останется без новой крыши.

– Уверена, что старая еще вполне ничего.

– Ох, Дарс! Если бы ты знала то, что знаю я, ты не смогла бы спать. Даже на твоей роскошной кровати.

Мой матрас произвел на него впечатление. Вот и сейчас Том явно о нем думает. Зрачки у него становятся большими и черными. Я лихорадочно ищу способ снизить градус накала атмосферы.

– Меган, наверное, обожала, когда ты так себя вел.

– Она ни разу не бывала ни на одном из моих объектов. Ни разу не взяла в руки лом, не говоря уже о том, чтобы применить его по назначению. – Он закусывает нижнюю губу своими идеальными белыми зубами. – Я никогда не вел себя так. Что бы ты под этим «так» ни подразумевала.

Как зверь, которого я выдумала в детстве и который следовал за мной повсюду, куда бы меня ни занесло. Который спал бы у меня в ногах и без сомнений перегрыз за меня горло любому. Он здесь, в этой комнате, но мне не страшно. Если бы я подошла к нему вплотную и подняла руку, он прижался бы щекой к моей ладони. Но пока не время объяснять ему про Валеску.

– Ты всегда вел себя так. Поверь мне.

– Только в твоем присутствии. И никогда с Меган. – Том смотрит мне прямо в глаза до тех пор, пока из его собственных глаз не уходит затаенная вина. – Я вижу, тебе нравится это слышать.

У меня сейчас, наверное, у самой волчьи глаза.

– Конечно нравится. Я же ревнивая. Она ни разу не пришла тебя навестить? Ни единого разика?

Он качает головой.

– Черт! Если бы ты был… – Я прикусываю язык.

– Если бы я был твоим, то что? – Его темные брови изгибаются.

Я издаю изумленный смешок. Он смелеет прямо на глазах. А это выражение в его взгляде? Кажется, он готов лизнуть меня, только ради того, чтобы узнать, какова я на вкус.

Я трушу:

– Ты не хочешь знать, что я имею в виду.

– Беда в том, – тянет он задумчиво, – что я хочу это знать.

– Используй свое воображение.

Мне нечем крыть. Он уложил меня на обе лопатки – к сожалению, лишь фигурально! – и отлично это знает. В его глазах, когда он отступает к двери, пляшут насмешливые искорки, а улыбка открывает острый волчий клык.

– Уже. И теперь не в состоянии думать ни о чем ином.

Он открывает дверь, как будто это должно удержать нас в рамках. Крохотная часть напряжения розовым дымком испаряется из помещения, но этого катастрофически недостаточно. Мы все еще вполне можем наброситься друг на друга и устроить шоу на радость ребятам в коридоре.

Он вновь подходит ко мне ближе и одним пальцем возвращает съехавшую лямку майки обратно на плечо.

– Твоя кожа, когда она, как сейчас, блестит от пота, просто сводит меня с ума. – Я шарахаюсь от него, и тогда он решает пояснить: – Ты серьезно не осознаешь, насколько ты сексуальна, да?

Внутри у меня все обрывается.

– Нет, – выдавливаю я. – Ну, то есть мне говорили… – (В его глазах полыхает ядерное пламя.) – Но не ты. Ты никогда мне такого не говорил.

– Неправда, – возражает он. – Я говорил тебе это всеми возможными способами. Даже когда этого делать не следовало. Тебе, наверное, весело было дразнить меня и морочить мне голову каждый раз, когда мы на тридцать секунд оказывались наедине.

Восемь долгих лет его жизни с Меган лежат у нас за плечами, как пустынная дорога. Он что, считает, мне было так хорошо и приятно? Стоять в сторонке у костра, глядя на то, как он сидит с Меган на коленях? Заливать тоску алкоголем, пока не притупится боль внутри?

– Тебе, наверное, весело было обручиться с другой и не думать обо мне и моей коже. Послушай, я беру отгул до конца дня.

Я хватаю розовую плитку с картой Таро и, вывернувшись из-под его руки, мчусь по коридору, спотыкаясь о провода и чужие ботинки. Потом выскакиваю во двор и скрываюсь в студии. Патти цокает коготками по полу вокруг меня, но я слишком подавлена, чтобы смотреть на ее довольную рыжую мордочку.

Том, разумеется, является в студию следом за мной.

– Мне нужно, чтобы ты продолжила работу.

– Я тебе не нужна. Обходились же вы как-то без меня раньше. И вообще, все равно меня никто всерьез не воспринимает. Каждый раз, когда я беру какой-нибудь инструмент, у меня такое чувство, что все думают: «Ой, какая прелесть!» Я – Патти.

– Ты же знаешь, что это не так. Ты вкалывала тут как проклятая.

Я кладу карту на свой рабочий стол:

– Я только и делаю, что мотаю тебе нервы. Я – головная боль. Ты сам так сказал. Я намерена оказать тебе услугу и на некоторое время свалить с глаз.

Том прислоняется к дверному косяку у входа в мою спальню, но через порог не переступает. Наверное, так для него безопасней.

– Джейми поспорил со мной на сто баксов, что ты уйдешь в первую же неделю, а я сказал, что не уйдешь. Ты что, хочешь, чтобы он выиграл?

– Я не ухожу, мне просто… нужно уехать. – Я машу рукой в сторону дома, где уже собираются зрители. – Они все ждут большого начальника.

Том бросает попытки меня переубедить.

– Хорошо, наверное, иметь возможность взять и уехать, когда положение становится неприятным. Не всем из нас доступна такая роскошь.

Он уходит в направлении дома, где его немедленно окружают ребята, которым нужно, чтобы он что-то сделал, ответил, подписал, решил.

Я прокручиваю в памяти произошедшее. Дешевая выпивка. Бар. Я хочу, чтобы вы наслаждались проектом. Неужели этого достаточно, чтобы сорвать весь ремонт? Я считала, что делаю хорошее дело, но теперь сгораю от стыда.

Он перекрывает все; даже удовольствие от сознания, что я влияю на Тома, отравлено. Ему это не нужно. А самое худшее во всем этом то, что Джейми был прав. Я так сильно отвлекаю Тома, что он не может делать свою работу и наслаждаться своим новым положением. Он совершенно измочален.

Беру конверт с заполненной анкетой на паспорт. Отправлю его по почте, а потом повезу мое старое замшелое сердце куда-нибудь выпить. Кого я пыталась обмануть? У меня нет ни сил на то, чтобы работать руками, ни мозгов, чтобы руководить людьми.

В списке контактов в моем телефоне всего пять имен: мама, папа, Том, Джейми, Трули. Это единственные пять человек, которые что-то для меня значат, а такими темпами я могу потерять Тома насовсем. Мой идиотский большой палец почему-то решает за меня, потому что Джейми – первый в списке. Я прокручиваю список ниже и набираю номер Трули. Она сразу же отвечает.

– Ты не могла бы приехать и забрать меня отсюда? Моя машина заблокирована примерно сотней фургонов.

Я бросаю косой взгляд в зеркало. Господи, ну и вид! Лицо блестящее, раскрасневшееся, косметика вокруг глаз размазана. Секси? Кажется, Том слишком долго куковал на этом необитаемом острове.

Едва Трули стоит заговорить, как я понимаю, что во рту у нее зажаты портновские булавки.

– Конечно, тут ехать-то всего ничего. Что у тебя стряслось?

– Что и обычно. Меня чуть не хватил инфаркт, потом я начала помирать от недоедания, потом пригласила всю бригаду выпить, а потом Том устроил мне выволочку.

Я не скрываю от Трули свои сердечные дела, потому что она никогда не читает мне лекций.

В трубке стрекочет швейная машинка.

– Выпить? Уже? Разве они у тебя не на несколько месяцев?

– Да, но я пыталась внести в их жизнь немного разнообразия.

Стрекот затихает, потом возобновляется.

– Это заставило бы их считать, что на проекте будет легко и просто, хотя на самом деле это совершенно не так. Они перестали бы воспринимать его всерьез.