— Ты охренел? — сощурившись, он сверлит взглядом Андрея. — Ты нахрена сказал?

Смотрю на синий рукав его пуловера, вымазанный в салате, и сразу все встаёт на места. Поэтому Артур и не говорил, он не их защищал, а, вообще, всю семью, ведь это такой кошмарный скандал.

Может, Олли экстрасенс, или у нее ультрачувствительное материнское сердце, она же с самого начала меня задирала, стоило мне в их семью войти, словно подозревала, что год спустя этим все и кончится.

Неприличной математикой.

Из трёх мужчин в моей жизни все трое ее сыновья.

— Мы уезжаем, — говорит Артур, не поворачиваясь. — Иди в машину.

Заторможенно снимаю с его одежды наструганные соломкой овощи. Огурчики. Корейская морковка. Кажется, грибы.

Вкусный салат, мой любимый.

— Юля, иди в машину, — требовательно повторяет Артур.

Смотрю на них, они напряжены и молчат, в атмосфере назревает выяснение отношений, но при мне они, видимо, стесняются.

Хорошее воспитание. Либо это просто не моего ума дело, ведь я кто, я никто. Меня не надо спрашивать, и думать обо мне не стоит, можно меня отдать, потом забрать обратно, можно решить, что поделились нечестно, и у меня за спиной меряться письками.

У кого больше — честь ему и хвала, пальмовая ветвь и триумфальный венок на причиндал.

Салют.

Толкаю со стола вазу с розами, которые мы купили по дороге сюда.

Иду. Выхожу из арки и торможу за углом. Слушаю.

— Я вас обоих предупреждал, — говорит Артур. — Что вы не отсвечиваете. Чего ты не понял?

— Артур. Сегодня одно говоришь, завтра другое. То ты, ссылаюсь, "я эту дрянь за волосы из дома вышвырну". А потом "я тебе за нее башку оторву". Логику прослеживаешь? Я нет.

— Юля! — вздрагиваю от окрика Олли за спиной. — Что стоим-то, мух ловим?! Горячее мое где?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 37

Горячее мое где — напрашивается матершинная рифма-ответочка.

На кухне чем-то брякают. Андрей откликается:

— Несу, мамуль.

Он бодро чешет через арку. Несёт мясо.

Поддаюсь порыву и ставлю ему подножку.

Он замечает и перешагивает, ногой цепляет мою ногу, и я, не устояв теряю равновесие, падаю на него. Он уворачивается от железных завитушек настенного светильника, и мы вместе шлепаемся на пол.

В нос забирается запах шампуня, свежесть и цитрус вперемешку с сигаретным дымом. Ощущаю твердые бугры мышц под тонкой тканью футболки, и не верю, что это тело два раза было моим, а он свидетель моего оргазма.

— Господи! — кричит Олли. — Несчастные дети, как угораздило?! Андрей, брось ты это мясо!

— Ни за что. Сам умру, но мясо твое не брошу. Юля, не ушиблась? — в вопросе сквозит сарказм. — Мягкий я?

Замечаю, что в вытянутых вперед руках он держит уцелевшее блюдо. Опираюсь на его спину. Меня тут же больно подхватывают подмышки и рывком ставят на ноги.

— Мама, мы на ужин не останемся, — Артур, как на кукле, поправляет на мне одежду.

— То есть?

— Они боятся потолстеть, подсчитывают БЖУ, — Андрей, кряхтя, поднимается. — А наш ужин зашкаливает норму.

Он идёт к столу.

— Ты с ума сошел, Артур, — Олли тянет его за пуловер, — идите садитесь.

— Моей жене нехорошо, — Артур берет меня под руку. — Мы поедем.

— Твоей жене, — она окидывает меня кратким, убийственным взглядом, — надо выпить таблетку. Или поесть, наконец, нормально. Тогда и плохо не будет.

— Мам…

— Артур, ничего не слышу, — она подталкивает его в спину. — Ты у нас сколько не был? Сказано — за стол, не зли меня. Я за салатами.

Артур матерится себе под нос. На ухо мне шепчет:

— Она не отстанет. Двадцать минут посидим, ладно?

Хмыкаю.

Ни черта не ладно. Пятничные посиделки затягиваются на километры времени, Олли обязана обсудить все, что случилось за неделю. Политика, общество, и что в этот раз на Землю точно упадет астероид.

Таблоиды твердят об этом каждый месяц.

— Я не пойду. Даже на минуту, — дёргаюсь, завидев накрытый стол. — Отпусти. Я звоню в такси.

— Родная, перестань, — он устало вздыхает. — Мы начали заново. И скандалом ты ничего не добьешься. Или хочешь всей семье доложить? Хочешь?

— Ты почему такой гандон? — толкаю его в грудь.

— Милая, — он оглядывается на кухню. Перехватывает мои пальцы и сжимает до хруста. — Я тебя прошу. Приди в себя. Дома поговорим.

Он тащит меня вперед. Бесполезно упираюсь, капроновые носки скользят, и я по-глупому качусь за ним. Гладкий светлый пол с подогревом — огромная скворода на огне, на часах над камином восемь вечера — в аду начинается бал.

— Сядь, — Артур двигает стул. С силой давит мне на плечи, заставляя подчиниться.

— На улице ливень! — из холла доносится крик Марины. — Алан, может, машину в гараж загнать?

От звуков его имени вздрагиваю.

Он как раз садится напротив. Слушает отца и смеётся, слегка запрокинув голову. Ловит мой взгляд. Улыбается. Зубы белые, как у рекламных моделей, на подбородке ямочка.

— Как дела? — спрашивает через стол, не дождавшись ответной улыбки.

— Твоими молитвами, — цедит Артур, пристраиваясь рядом.

Он смотрит на Артура, лицо словно гипсовый слепок нечитаемое, но улыбаться перестает.

— Алан, машину не будем загонять?

Его шею обивает рука Марины, скользит к воротничку поло, поправляет. Так нарочито, поднимаю глаза.

Заметила. Что я открыто пялюсь на ее мужа.

А я не он, эмоции скрываю с трудом. Самый старший, самый умный и, наверное, даже самый красивый, либо все дело в мужской притягательности, которая с возрастом раскрывается сильнее.

Такой хороший.

И такой гадкий.

Отвожу взгляд. По правую сторону от него рассаживаются Настя с Андреем. С салатами возвращается Олли.

— Всем приятного аппетита, — желает глава семьи.

Аминь.

— Держи, — Артур сует мне вилку. — Вон там, похоже, запеченая рыба, как раз для тебя. Положить?

— Ой, погодите, а что с салатом? — поражается Олли. — Кто тайком на кухне ел?

Смотрю в пустую тарелку. Они оба сидят напротив, и кожа горит от взглядов. Вокруг слишком громко звенит посуда и разговоры, и свет очень яркий, я как под прожектором.

Вилка валится из рук. Медленно сползаю со стула. Шарю по полу. Свисающая скатерть заманчивая, хочется залезть туда и переседеть этот фарс.

Семейный ужин.

Кого они обманывают.

Не могу отделаться от чувства, что под столешницей заложена бомба. И стоит мне открыть рот, она сразу взорвётся.

Всех нас закидает осколками.

Нахожу вилку. Зубчиками веду по полу, повторяя мелкие линии в рисунке.

Артур наклоняется. Шипит:

— Прекрати. Живо вставай.

За воротник блузки, как котенка за шкирку, он тянет меня наверх, и я в какую-то секунду вижу себя со стороны, мною вертят, как вздумается, так быть не должно, хватит.

— Марина, — резко обрываю беседу о прелестях блюд. — А где твой папа?

— Дома, — Марина в удивлении сводит брови. — А что?

Смотрю на Алана. Он пьет вино, изучает меня поверх бокала. Я сейчас нарываюсь, но они сами виноваты, и, чтобы не передумать, тараторю.

— Ты сказала, он повышение получил. Когда собирается обмывать? — сажусь удобнее, некультурно ставлю локти на стол, — такой прекрасный повод. Он ведь по званию старше вас Вагиз, вы, кажется, генерал-майор? А папа Марины теперь важная шишка. Наверное, влегкую может нагадить по службе? Ну, пусть не вам, но сыновьям вашим, да? Если бы Алан Марину обижал.

— Юля, ты что несёшь? — возмущается Олли. — Алан не обижает Марину.

— Да-да. Мы же просто болтаем.

— Не слишком удачная тема.

— А по-моему, очень даже. Что думаешь, Артур? Если бы твой брат начал изменять жене и…

Артур с грохотом двигает стул и встаёт, за руку вытаскивает меня из-за стола.

— Извините, жене нехорошо. Ей надо прилечь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 38

На улице волосы сразу мокнут, дождя много и он ледяной, а ещё ветер, насквозь продувает лёгкую одежду.

Потирая ладошки, забираюсь в машину. К шуму дождя примешивается крик Олли.

— Артур, на минуту!

Она вышла за нами, стоит под навесом, сложив руки на груди.

Артур раздражённо хлопает дверью. Бегом по лужам возвращается к дому.

Достаю из волос заколку, пальцами расчесываю намокшие пряди. Окно в капельках, оранжевых, подкрашенных фонарями, и две фигуры у дверей кажутся пупырчатами.

Они скрываются в доме.

Щас она будет полоскать Артуру мозг на тему моей выходки. И я бы гаденько похихикала, как злодеи в мультиках, самое время, но мне не смешно.

Из бардачка достаю упаковку леденцов с Кока-Колой и мятой, сую в рот сразу три, надо бросать курить. Дую на озябшие пальцы, блузка мокрой тряпкой тело облепила, фу.

Забираю с задних сидений сумку и с тоской смотрю на ливень.

Потом согреюсь. Нужно выйти. Добежать до шлагбаума, а там будка охраны, вызову такси и поеду.

Денег на карточке достаточно, на временную крышу над головой хватит.

Ногтем касаюсь брелока с ключами. Нет. Сяду за руль. Переться по ливню и темноте — не очень умно.

Чихаю.

Точно.

Хватаю брошенный свитер Артура. Стягиваю через голову блузку.

Открывается дверь. Меня окатывает сквозняком. На место водителя садится Алан.

Он вытирает ручьи воды, бегущие с волос по лицу. Смотрит на свитер в моих руках. На голую кожу в мурашках. На черный бюстик. И деликатно откашливается.