– Я устал от твоих игр, лейтенант! – заорал француз. – Скажи мне, где они, или я тебя убью!

Марк стиснул зубы.

– Ты ошибся, я генерал-лейтенант, а не просто лейтенант.

Кнут опять просвистел в воздухе. И снова спину обожгла боль.

– Да хоть фельдмаршал! Можешь не сомневаться: твой труп не будет иметь звания! – Француз был в ярости.

– Шел бы ты к черту, – процедил Марк сквозь зубы. Было ясно: еще немного потерпеть – и наступит благословенное забытье.

А кнут все свистел и свистел – француз спешил выместить на пленнике свою злость. Еще три, четыре, пять ударов… По спине Марка струилась кровь, собиравшаяся в лужицы вокруг его босых ног. Наконец перед глазами его все поплыло, и в какое-то мгновение он увидел перед собой прекрасное лицо, обрамленное копной ярких рыжих волос. А через несколько секунд его поглотила тьма.

Он очнулся в крошечной грязной камере. Губы пересохли и растрескались, и было тяжело дышать. Спина болела так сильно, что он не мог пошевелиться. Ему раз в день давали черствую горбушку хлеба и полчашки грязной воды. Возможно, все это уже находилось у двери. Надо только подползти и взять. Но ползать он пока не мог.

Французы хотели узнать местонахождение лагеря, где Марк до недавнего времени находился вместе с элитной группой шпионов. Все они работали во Франции. Он пожертвовал собой ради остальных и увел французов от лагеря, когда те подошли к нему слишком близко. Французы его, разумеется, схватили. Вероятно, именно это Николь называла безрассудством. Что ж, значит, он безрассуден, поскольку предпочел бы умереть – лишь бы не выдать соотечественников, зависевших от него.

Морщась от боли и едва не теряя сознание, он чуть приподнялся, но повернуть голову не смог. «Надо сосредоточиться на фактах», – сказал он себе. Да-да, факты – это отвлекало. Итак… Франция. Он во Франции. Николь – тоже. Но Николь в Париже, а он – в лагере у реки.

Увидит ли он еще когда-нибудь Николь? Или она получит извещение о его смерти? Возможно, она так никогда и не узнает, как умер ее муж. Его пленение было тайной и могло остаться таковой навсегда. Хотя… Кейд ей все расскажет. Кейд отыщет ее и расскажет правду. Будет ли ей больно? Или все равно?

Марк продолжал ее любить. И всегда будет любить. Будет любить ее до своего смертного часа… который вполне может наступить уже сегодня.


Николь прикрылась простыней.

– Как продвигается расследование? – спросила она, чтобы уйти от скользкой темы. Марк вздрогнул, услышав этот вопрос, и она поняла, что отвлекла его от каких-то мыслей. – Ты все еще подозреваешь Картрайта и Хилленбранда?

Марк покачал головой. Немного помолчав, сказал:

– Хилленбранд выглядит все лучше и лучше.

– Я разговаривала с мисс Лестер, – сообщила Николь. Пора было признаваться. Если муж разозлится, то так тому и быть.

– С мисс Лестер? – удивился Марк. – И что же она сказала? Мне она показалась маленькой серой мышкой.

– Так и есть, – проговорила Николь. – Но она сказала кое-что интересное о лорде Хилленбранде.

– Да? И что же? – Марк приподнялся на локте и уставился на жену.

– Она сказала, что в ту ночь, когда умер Джон, лорд Хилленбранд сделал кое-что необычное. – Марк слушал с напряженным вниманием, а Николь тем временем продолжала: – Так вот, она сказала, что он принес с собой вино и настоял на том, чтобы все его пили. Гости, конечно же, были удивлены.

– Но у Джона наверняка было полно хорошего вина, – заметил Марк.

– Да, разумеется. – Николь тронула пальчиком подбородок мужа. – Но согласно утверждению мисс Лестер Хилленбранд не позволил никому отказаться от вина, которое принес.

– Очень интересно… – протянул Марк. – И соответствует тому, что сказал Картрайт.

Николь всмотрелась в лицо мужа.

– А что он сказал?

Марк убрал с ее лица прядь волос и заправил за ухо.

– Он сказал, что на самом деле Хилленбранд ужасно злился из-за отказа леди Арабеллы, только не показывал этого.

– Неужели?

Марк кивнул и в задумчивости проговорил:

– И это делает его главным подозреваемым.

– Но тебе же потребуются доказательства… – Николь прикусила губу. – Знаешь, я могу помочь их добыть.

Марк застонал и пробормотал:

– Мы с Оуклифом вполне способны…

– Никто и не утверждает, что вы не способны. – Николь погладила мужа по щеке. – Я просто говорю, что могу помочь.

– Хочешь вернуться к прежней профессии? – с усмешкой спросил Марк. – Или надеешься проводить больше времени с Дэффином?

– Ты о чем?.. – Николь нахмурилась и отдернула руку от его лица. – Ты это серьезно?..

– Но ты же говорила, что являешься его поклонницей. – Слова Марка были на первый взгляд безразличными, даже чуть-чуть насмешливыми, но за ними ощущалось нечто большее.

– Ты ревнуешь? – изумилась Николь.

– Вовсе нет. – Марк откинулся на подушки и закинул руки за голову.

– Да-да, ты ревнуешь! – воскликнула Николь. Ей хотелось расхохотаться, и она едва сдерживалась. – Ты ревнуешь к Дэффину! И, между прочим, совершенно напрасно. Вовсе не я положила на него глаз.

Марк грозно нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что наш сыщик очень понравился Регине. И могу побиться об заклад, что симпатия взаимна.

Марк снова повернулся к жене.

– Ты серьезно?

– Абсолютно! Удивлена, что ты сам ничего не заметил. А ведь ты так гордишься своей способностью замечать мельчайшие детали в поведении людей. Где твой прославленный глаз, генерал?

– Полагаю, утонул в сосуде с ревностью. – Марк глухо застонал.

Николь вздрогнула и даже села в постели, чтобы лучше видеть мужа.

– Неужели признаешься? – спросила она.

– Черт побери… – пробормотал Марк.

И, к величайшему изумлению Николь, его скулы порозовели. Она впервые видела краснеющего каменного человека. У нее никогда и в мыслях не было, что такое возможно.

– На этой неделе я так часто слышал, как вы с Дэффином восхищаетесь друг другом, что не смог справиться с ревностью. И вообще: лучше бы у него были честные намерения в отношении Регины. Иначе ему придется иметь дело со мной, – произнес он, взмахнув кулаком.

Николь расхохоталась и откинулась на подушки.

– У меня создалось впечатление, что не стоит беспокоиться за них обоих. Видишь ли, у Регины вполне определенные намерения…

Марк ухмыльнулся и улегся на жену.

– У меня в данный момент – тоже, – сообщил он и впился в ее губы страстным поцелуем.


Спустя час Николь с улыбкой наблюдала за мужем – тот встал с постели и, весело насвистывая, направился в гардеробную: пора было переодеваться к ужину. Николь же устроилась поудобнее, накрыла голову подушкой и зажмурилась. Ах, этот мужчина был необычайно хорош в постели, к тому же – очень красив. Последние ночи с ним были волшебными, но ей не следовало так уж наслаждаться ими. Ведь если она к нему привяжется… О, об этом даже думать не хотелось.

Глава 37

На следующее утро все домочадцы – в том числе и слуги – собрались на небольшой, заросшей травой площадке рядом с семейным кладбищем. Два лакея принесли герцогское кресло, которое поставили рядом с могилой. Еще двое отправились в дом за его светлостью. Все собравшиеся ждали герцога.

Пришел викарий из церкви, находившейся в соседней деревне. Гроб с телом Джона уже был опущен в могилу. Герцог сказал несколько слов, потом небольшую речь произнес лорд Энтони. Викарий благословил могилу, рассказал о детстве Джона и о том, каким он был хорошим человеком. Когда церемония окончилась, почти ни у кого глаза не оставались сухими.

Только у Марка не было слез – он приехал сюда, чтобы работать. Они с Оуклифом, а также Картрайт и Хилленбранд, были единственными, кто не плакал. К тому же Марк постоянно напоминал себе, что он каменный человек. Интересно, если бы они с Джоном росли вместе, он вел бы себя иначе? Горевал бы? Может, хоть расстроился бы? Трудно сказать. Во всяком случае, пока что он чувствовал себя незваным гостем в горюющей семье.

Марк со вздохом покачал головой. Слишком поздно сожалеть. Надо работать.

Он украдкой наблюдал за поведением гостей во время надгробной речи. Особенно его интересовали Хилленбранд и Картрайт. Оба были серьезны. Правда, Хилленбранд казался смирившимся, а Картрайт – раздраженным. Леди Арабелла, судя по всему, ужасно горевала. Ее мать – тоже. Мисс Лестер и ее мать периодически подносили к глазам платочки.

Когда церемония подошла к концу, Регина и леди Харриет положили на могилу по белой лилии. Герцог наклонился и коснулся рукой земляного холма, под которым покоилось тело его единственного сына. Марк же со вздохом отвернулся.

Только после того как герцога увели в дом и все приглашенные тоже собрались уходить с кладбища, Марк подошел к человеку, которого намеревался допросить.

– Лорд Хилленбранд, мне надо с вами поговорить, – окликнул он его.

Хилленбранд обернулся и прищурился, глядя на Марка, затем усмехнулся и сказал:

– А я все ждал, когда вы наконец явитесь за мной. Давайте побыстрее покончим с этим.

Гости медленно направились к дому. Оуклиф же задержался у небольшой клумбы немного поодаль. А Марк остался у кладбищенских ворот. Он не хотел, чтобы им с Хилленбрандом помешали.

– Это не займет много времени, – сказал он. – У меня всего несколько вопросов.

Хилленбранд неприязненно взглянул на собеседника.

– Хотите спросить, не я ли убил его?

– А что, убили вы?

– Нет, конечно! – Хилленбранд всплеснул руками. – Что за нелепость? С какой стати мне его убивать?!

Марк внимательно смотрел на стоявшего перед ним аристократа. Инстинкт подсказывал ему, что с этим человеком лучшая тактика – откровенность.

– Мне известно, что вино в бокале Джона было отравлено. И я слышал, что вино в тот вечер принесли именно вы, – произнес Марк.

Физиономия Хилленбранда стала ярко-пунцовой.