Другой рукой он скользнул мне на бедра, и те ошпарило жаром, а мои сценические шортики облетели красивым искрящимся пеплом под шорох сыплющегося на пол бисера и громкий стука сердца.

— Пусти, — выдавила. Паника затопила вены адреналином, выключая голову. Тело податливо обмякло в руках мужчины, растворяясь вслед за пеплом. Та же участь постигла и верхнюю часть костюма…

Мы горели… Огонь уверенно ласкал чувствительную кожу груди вместе с руками инквизитора, жидким ядом струился в легкие, а оттуда — к животу и ниже. Мне давали пламя взаймы, но оно все равно стремилось вернуться к хозяину, притягивая меня следом, прошивая мелкими раскаленными иглами.


Конец мне. И я даже не могу спросить, за что — неужели так запретны были взгляды в эти его глаза? А глаза уже были напротив — вгрызались в душу в поисках какого-то ответа, которого — уверена — у меня не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты ошибаешься, — растянула губы в наглой улыбке.

— Значит, просто использую тебя… как клиент, — зло процедил мне в губы, собирая волосы на затылке. Пламени вдруг резко не стало, меня будто выбросило в снег. По коже прошлась волна противных покалывающих мурашек, грудь затопило отвращением.

— Тогда будь нежен, пожалуйста, — и я обхватила его лицо дрожащими ладонями. — Ты будешь первым… — Откуда во мне вдруг появилась такая внутренняя сила отвечать этому адовому отродью? От отчаянья?

Хорошо, что странная пелена спала с глаз, и я снова могла мыслить и видеть совершенно четко. «Будешь первым» будто еще звенело в ушах, отражаясь от стен, как если бы те были хрустальными, а не звуконепроницаемыми. Я сидела на нем полностью обнаженная, упираясь ладонями в широкую голую грудь мужчины, а он держал меня за волосы, вынуждая смотреть в глаза:

— Первым? — переспросил удивленно.

Я не ответила, но ему не было нужно.

— Я же говорю, не продаюсь, — прошептала. Силы стремительно покидали, губы дрожали. Дико хотелось разрыдаться, и я сглотнула ком в горле. А он все продолжал меня сканировать… Как его ладонь оказалась на области сердца, я не поняла. В следующий миг он прижал меня к себе за затылок и, по ощущениям, выстрелил в сердце…

1

Чашка тряслась в руке, а потом еще и зазвенела фарфоровым ободком на зубах, пока я пыталась добраться до ее содержимого.

Я пришла в себя на диване в пустой вип-комнате, укутанная в одеяло. Тело болело так, будто отпахала танцевальные программы за всех этим вечером, а еще раздирало от голода, будто инквизитор меня все же завел… но не воспользовался.

— Тварь… — процедила.

— Он сидел с тобой два часа, — подала глухой голос Донна. — Когда ты начала приходить в себя, ушел. И я сразу бросилась к тебе…

И не сказал ничего — это я уже выяснила, как и то, что он вообще никому ничего не объяснил. Все думали, он тут со мной кувыркается все это время, а он… просто ждал, пока приду в себя.

— Может, ты ему понравилась?

Ну что с блондинки взять? Дура — она в любые времена дура и любимица богатых мужчин.

Я отставила чашку. В нашем заведении отличный кофе подавали только гостям.

— Картер ничего не сказал? — я направилась к своему шкафчику и рывком стянула лиф. В раздевалке было уже пусто — все разошлись. Только Донна сидела и ждала. Надо будет ей шоколадку купить.

— Нет. Босс только попросил быстрее решить с подменой, если тебе понадобится.

Ну еще бы. Картер — хозяин заведения — особенно нас за людей не считал. Он даже смотрел сквозь, когда с ним разговаривала. Вечно занятой своими мыслями и подсчетами, он не утруждался переживаниями о танцовщицах. Смысл? Одна ушла, придут двое. Танцевать в таких заведениях, смешно сказать, очень престижно и выгодно. Но вот о подменах надо будет подумать. Смогу ли я выйти на сцену в ближайшее время? Что со мной сделал инквизитор? Я же помнила, как запекло под его ладонью, а потом по внутренностям будто огненный ураган пронесся, и сознание спалил к чертям. Жуткое чувство… Как вспоминала — сразу бросало в дрожь.

И ведь не найти подонка, не предъявить ничего! И от бессилия бесило еще больше, хотя, это как раз хорошо.

Когда такси привезло меня под подъезд дома, уже светало. А уже через два часа надо было плестись на учебу. Прокравшись холодными пролетами, я толкнула дверь в свою маленькую квартирку и с облегчением захлопнула за собой. Но не успела перевести дух — принялась остервенело срывать одежду. Я казалась себе грязной… Этот ублюдок будто ткнул носом в то, от чего я старалась убежать все годы здесь, в Лэйдсдейл.

Столица манила возможностями. Но не деньги интересовали… Я не знала ни одну салему, которая не хотела бы выбиться к свету в этом проклятом царстве тьмы и власти. Только не все решались. Кто-то жил тихо в тени, пользовался природным притяжением и другими качествами и не высовывался особо, чтобы не нарваться. Только не я! Я же чувствовала себя здесь бабочкой в коконе, что вот-вот вылупится из уродливой гусеницы во что-то стоящее. Только, кажется, теперь как и бабочка, век буду прожигать ярко, но недолго.

Потому что этот… сегодня… он будто содрал все декорации с моего внутреннего мира вместе со сценическим костюмом. Его руки… они были везде! Меня никто еще так не трогал! Да и… я не позволяла! Мне было некогда думать о серьезных отношениях, а другие не устраивали. А этот попользовался, как продажной девкой! Поставил на место, разбил розовые очки и…

… В груди вдруг снова запекло, а в области сердца защипало. Я опустила взгляд и увидела проступающие очертания позолоченной печати. В квартире будто стало нечем дышать, но мне и не нужен был воздух. Меня словно перенесло во вселенную, которой принадлежал этот дьявольский инквизитор, наполненную звоном разбитых надежд таких, как я.

Кое как выровняв дыхание, я прошлепала голышом на кухню и принялась варить кофе. Из-под пальцев заструилось сияние, закрутилось вокруг кружки, поползло по столу, обретая форму цветущей веточки… Я засмотрелась на иллюзию, когда та начала цвести нежными бутонами… Ну вот куда я лезу с таким хрупким нутром?

— Черта с два! — Стукнула кулаком по столу, разгоняя свет. Я не собираюсь быть заклейменной овцой! Сегодня же поеду искать этого типа и требовать с него объяснений! Мы не в темные века живем, в конце концов. Как я собиралась использовать права и кодексы системы, веру в которую не имела теперь сама? Да лучше бы он меня трахнул!

Решение наполнило грудь воздухом и новой целью. Да, трудность, но я не поддавалась на провокации четыре года. Не собираюсь и теперь. Пусть расскажет, какого черта себе позволил и… что это вообще значит!

Вяло пережевывая бутерброд, я искала в Макронет картинку, похожую на очертания печати. Последняя надо сказать освоилась как у себя дома на моей коже. Остыла, перестала жечься и теперь напоминала переводку из золотой фольги. Облизнувшись, я отставила кружку и осторожно дотронулась до печати — ничего. Осмелев, положила на нее руку и прикрыла глаза. Молчание. И, что ни говори, я была этому рада. Когда убрала ладонь, пальцы дрожали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

2

Может, ну его к черту? Я же не такая смелая, как хочу казаться себе «каждые пять минут девятого в понедельник», как говорила мама.

Стычки с инквизиторами никогда не сулили ничего хорошего. Даже если они ошибались — не признавали этого. Конечно, такие истории не рассказывали в новостях, но я слышала: стоит попасть под следствие — и уже ничто не спасет. Бесправие салем, что бы ни говорили в официальных источниках, процветало, как и сотни лет назад. Хотя в наши дни это все и казалось дикостью и дурным сном.

Протерев глаза я сгорбилась на стуле и глянула в окно. Лейдсдейл просыпался, ворочаясь в цветном тумане вдоль подсвеченных трасс, а вдалеке в утреннем мареве горела моя любимая Белая звезда — башня в центре города, символ Лейдсдейла.

Остаток утра я потратила на поиск информации об инквизиторе. Лучше бы не портила себе утро до такой степени. Он нашелся сразу благодаря делу, которое я запомнила.

Вернон Рэд, главный инквизитор третьего округа Лэйдсдейла и провинции Вафоулри. Я смотрела в его льдисто-голубые глаза, которые, казалось, сверлили даже через время и расстояние, и испытывала жгучее желание забиться в шкаф. Амбициозный сукин сын! Рэду было всего двадцать три года, когда он вошел в совет инквизиторов провинции, двадцать восемь, когда взошел на пост главного… И мне совсем стало нехорошо, когда в глаза бросились заголовки о его помолвке! Чашка треснула в руке, когда я сузила глаза на фотографию. Рэд на каком-то приеме со своей избранницей… Выглядели они, как сверкающая статуэткой с надгробия моей будущей могилы. Значит, вот ты какой, инквизитор в пятом поколении! У самого — почти жена, а он шляется по мужским клубам ночами и разбивает мечты таких, как я!

Едва не выбежав из дома в тапочках, я привычно рванулась в утреннее столпотворение пригорода, который цветной толпой пробивался в центральные районы города. Сегодня как-то особенно все смешалось перед глазами в серую массу… будто Рэд содрал вместе с костюмом и пелену с глаз. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, все вокруг смотрят, обращают внимание на мои необычные глаза, которые выдавали салем с головой. Хорошо, одна из знаменитых модных дизайнеров ввела в моду цветные линзы, имитирующие глаза салем — становилось труднее вычислить подлинную. Конечно, дизайнер была салемой. Общество сделало ответный выпад, ужесточая порицание на все цветное — волосы, одежду, глаза… Но любое действие вызывает противодействие — появились союзы защиты права на самовыражение, а под прикрытием многих можно было получить помощь в защите прав. Я мечтала стать консультантом подобного, когда окончу академию.